Антифашисты в стране были, но людей, настроенных лично против Муссолини, оставалось немного. Едва ли кто подвергал сомнению его действия. Дуче для итальянского народа стал не просто диктатором, а идолом. Его фотографии вырезали из газет и развешивали на стены в тысячах квартир, повсюду висели восхвалявшие его лозунги. Стаканы, из которых он пил, кирки, которыми он пользовался во время длительных поездок, приравнивались к священным реликвиям. В 1929 году Муссолини решил проблему, разделявшую с 1870 года общественность Италии на два лагеря. Подписав с Ватиканом пакт, известный как Латеранское соглашение, в своей популярности дуче достиг новых высот. Все прошлые антиклерикальные и кощунственные нападки на "мелкого ничтожного Христа" простили критиковавшие его ранее католики. Они признали Латеранское соглашение, как начало новых приемлемых отношений между церковью и государством. С двусмысленным отношением дуче к католичеству и христианству, позволявшему ему, с одной стороны, говорить о своей "глубокой религиозности", о себе как о "католике и христианине", а, с другой, - во всеуслышание заявлять о своем атеизме, было покончено закреплением за вождем образа практикующего католика.
Муссолини был всегда исключительно суеверным и не стыдился этого. На людях он появлялся с засунутой в кармане рукой, чтобы дотронуться до яичек и тем самым оградить себя от сглаза, если среди присутствующих находились те, кто, по его мнению, способен на это. По словам Маргариты Сарфатти, у него были странные верования "относительно луны, влияния её холодного света на людей, их поступки и опасности, которой подвергается спящий человек, когда на него падают лунные лучи". Веру в пагубное воздействие лунного света он по-видимому унаследовал от отца, который приписывал лунным лучам случившийся с ним в 1902 году приступ цинги, когда он находился в тюрьме. Муссолини гордился своим умением толковать сны и знамения и гадать на картах. Он всегда с интересом относился к предсказанию собственной судьбы и гаданию по ладони руки. Одна хиромантка, предсказавшая убийство Маттеотти, произвела на него столь сильное впечатление, что он посылал начальника полиции к ней за консультацией, когда сталкивался с неразрешимой проблемой. Однажды вечером, прочитав в "Таймсе" о сокровищах, обнаруженных в гробнице Тутанхамона и проклятиях, которые египтяне навлекали на тех, кто потревожит их останки, Муссолини бросился к телефону и распорядился немедленно убрать подаренную ему мумию, выставленную в салоне в Палаццо Киджи. В ящиках его стола лежали всякие амулеты и предметы религиозного культа, которые он получил от своих почитателей. Их он не осмеливался выбросить. До конца жизни дуче носил на шее реликвию, завещанную ему матерью, и древнюю медаль, полученную от матери короля королевы Маргариты, которая будучи одной из самых ярых его почитательниц, просила не снимать медаль в память о ней. Он считал, что эти амулеты защищают его от смерти и от рук врагов.
Первое из четырех покушений на его жизнь было совершено 4 ноября 1925 года, когда бывший депутат, социалист Тито Занибони - по утверждению Муссолини, "наркоман на службе Чехословакии" - был арестован близ Палаццо Киджи в номере отеля, откуда он намеревался стрелять в дуче, когда тот прибудет принимать военный парад. Спустя пять месяцев ирландка Виолетта Гибсон, стреляла в Муссолини во время визита в Триполи. Но лишь после четвертого покушения в Болонье 31 октября 1926 года, когда толпой был растерзан мальчик, которого Муссолини не считал виновным, дуче предпринял ответные действия. Его предшествующая терпимость ценилась высоко; его действия против масонов и социалистов считались вполне справедливыми; храбрость и хладнокровие, проявленные им при каждом покушении, явились предметом восхищения. "Представьте себе! - заявил он, не смутившись, после того, как посланная мисс Гибсон пуля царапнула ему переносицу. Представьте себе! Женщина!" "Если я иду вперед, - выкрикивал он группе официальных лиц, - идите за мной! Если я отступлю, убейте меня! Если я умру, отомстите за меня!" Сразу же после одного из покушений он принял британского посла, который понял, что произошло в действительности, лишь после того, как услышал приветственные крики на улице перед окном.
"Бог оберегает дуче, - заявил секретарь партии, обращаясь к находившейся в состоянии дикого восторга толпе. - Он величайший сын Италии, законный наследник Цезаря".
"Дуче! Дуче! Дуче! - скандировали в ответ собравшиеся. - Мы с тобой до конца".
С течением времени по мере того, как множились триумфы, игнорировались или отрицались неудачи, создавались и поддерживались легенды, а истина искажалась или подавлялась, образ дуче как доброго супермена стал все сильнее завладевать умами людей. Его непоследовательность, неумение глубоко вникать в дела, тщеславие, проявляемое на людях, опасная вера в возможность решительно овладеть ситуацией и разрешить конфликт, постоянные перетасовки министров, партийных секретарей и любых официальных лиц; мелочность, руководствуясь которой он заставил итальянских журналистов освистать Хайле Селассие, перед его выступлением в Лиге Наций от имени Абиссинии; концентрация власти в одних руках - все это забывалось или игнорировалось, утаивалось или скрывалось.
Муссолини ни на минуту не сомневался в своей правоте. Как-то Эмиль Людвиг спросил его о впечатлениях от пребывания в тюрьме. "Я сидел в тюрьмах в разных странах", - сказал Муссолини, наклонившись к свету, излучаемому высоким торшером, и положив руки на стол, как он всегда делает, когда хочет разъяснить что-то или рассказать какую-либо историю. В такие моменты, продолжает Людвиг, он особенно искренен. Он выпячивает подбородок, немного надувая губы, тщетно стараясь скрыть хорошее настроение, хмуря брови. - "Я сиживал за тюремной решеткой во многих странах, всего одиннадцать раз... Это всегда давало мне возможность отдохнуть, чего я был бы иначе лишен. Поэтому-то я и не таю злобу по отношению к моим тюремщикам. Как-то во время отбывания очередного срока я прочитал "Дон Кихота" и нашел его чрезвычайно занимательным".
- Видимо, поэтому вы и сажаете в тюрьмы своих противников, - с иронией спросил Людвиг. - Разве ваши собственные тюремные испытания не заставляют вас повременить с этим?
- Ни в коем случае! Мне кажется, я весьма последователен. Они первыми начали сажать меня. Теперь я плачу им той же монетой.
НОВЫЕ ЛЮБОВНИЦЫ, НОВЫЕ СКАНДАЛЫ.
КЛАРЕТТА ПЕТАЧЧИ
Муссолини не прощал обидчиков, часто проявлял цинизм и обескураживал своим безразличием. Однако за угрозами тирана и каменной невозмутимостью, которую он любил придавать своему массивному лицу, скрывался довольно эмоциональный человек. М. Маккартни, работавший в 30-е годы в Риме корреспондентом "Таймс", описывает два случая, когда дуче поддался охватившим его эмоциям. Первый раз, услышав о смерти своего брата, о чем сообщил ему адмирал граф Констанцо Чиано, отец министра иностранных дел. Муссолини полностью потерял самообладание и безутешно рыдал на плече старого адмирала. Как сообщает Маккартни, он расчувствовался, когда ему подарили куклу на приеме, который давал президент Ассоциации иностранной прессы для аккредитованных в Риме корреспондентов из других стран. Подарок предназначался для его младшей дочери Анны Марии, болевшей менингитом, болезнью, которая свела в могилу его мать... "На его глаза навернулись слезы, - писал присутствовавший при этом корреспондент "Дейли Миррор". - Он принял куклу и находился какое-то время в нерешительности, откашливаясь и пытаясь что-то сказать. Затем с трудом прошептал синьору Альфиери, министру по делам прессы: "Я не в состоянии говорить. Скажите что-нибудь Вы". Дуче отошел в сторону и, повернувшись к нам спиной, выглянул из окна. Еще раз он рыдал от горя при известии о том, что его второй сын убит на фронте; когда вдова сына пришла на церемонию получения предназначавшейся для мужа золотой медали с внучкой Муссолини Мариной на руках, которая протянула к деду свои ручонки, Чиано, разделивший "волнение и боль" своего тестя, увидел в его глазах "блеск, выдавший эмоции, которые он пытался скрыть, собрав в кулак свою железную волю".
