должна была увидеть, как он покупал цветы
Ондре и пригласил её на ужин...
(Добавлена фраза "сумасшедшее воображение" написанная 26. III.)
Я нужна ему только для определенных целей,
другое невозможно (идиотизм)...
Когда он говорит, что любит меня, то он
подразумевает только это мгновение. Так
же, как и его обещания, которые он никогда
не выполняет...
Зачем он меня так мучает и сразу не
покончит со мной?
16. III.
Он снова уехал в Берлин. Если бы я только
не всегда выходила из домика, когда я могу
видеть его меньше чем обычно. Собственно,
это же само собой разумеется, что я теперь
не представляю для него большой интерес,
поскольку он так много занимается политикой...
Я сегодня еду с Гретл и думаю, что мое
сумасшествие потом уляжется...
Снова все стало хорошо и в этот раз не
будет по-другому. Нужно лишь спокойно ждать
и проявить выдержку.
1 апреля 35 г.
Вчера он пригласил на ужин в "Четыре
времени года". Мне пришлось сидеть около
него три часа, и я не могла переброситься
с ним ни одним словом...
На прощание он протянул мне, как уже
было однажды, конверт с деньгами. Как было
бы прекрасно, если бы он ещё написал мне
приветствие или приятное слово, я бы так
порадовалась. Но он об этом не думает...
Почему он не идет на обед к Хоффманам,
тогда он хоть на несколько минут был бы
мой? Я желаю только, чтобы он приходил,
пока не будет готова его квартира.
29 апреля.
Дела у меня идут неважно. Даже очень.
Во всех отношениях. Я все время настраиваю
себя: "все будет хорошо", но это мало помогает.
Квартира готова, но я не могу пойти к нему.
Кажется, в данный момент любовь вычеркнута
из его программы. Теперь, когда он снова в
Берлине, я опять оживаю. Но в последнюю неделю
были дни, когда я каждую ночь плакала больше,
чем обычно. С тех пор как я плакала на Пасху
одна дома...
Я экономлю, собираю. Я уже всем действую
на нервы, потому что я хочу продать все...
Начала с костюма, фотоаппарата до
театрального билета...
Ну, наверное, снова станет лучше, не могут
же быть такими большими долги.
10. V. 35 г.
Как сообщила мне фрау Хоффман, любезно
и так же бестактно, что сегодня у него есть
мне замена. Ее зовут Валькирия, она и выглядит
так, включая ноги. Но он же любит эти размеры,
то есть, если это так, то он скоро доведет
ее до того, что она похудеет, если у неё нет
таланта толстеть из-за горя. У неё злость
возбуждает аппетит...
Но если наблюдение фрау Хоффман, которое
она мне сообщила, правда, то я считала бы
беспочвенным не сказать мне об этом...
В конце концов, он мог бы уже узнать
меня настолько, что я никогда не стала бы
у него на пути, если он вдруг раскрывает
сердце другой. Что будет со мной, возможно,
ему все равно...
Я жду ещё только до 3 июня, это как раз
будет четверть года со дня нашей последней
встречи, и попрошу объясниться. Теперь
пусть попробует кто-нибудь сказать мне,
что я нескромна...
Погода такая чудесная, а я, любовница
самого великого человека в Германии
и на земле, сижу и могу смотреть на
солнце через окно...
Что же он так мало понимает и все
еще заставляет меня низко кланяться
посторонним...
Но воля человека... и т. д. Но как укладываться
в постель...
Наконец, это же моя вина, но такое любят
перекладывать на других...
Этот пост тоже когда-то закончится,
а потом все будет ещё вкуснее. Только
жаль, что сейчас как раз весна.
28. V. 35 г.
Только что отослала ему решающее
для меня письмо. Посчитает ли он его
важным?..
Ну, посмотрим. Сейчас 10 часов вечера,
пока никакого ответа. Сейчас приму свои
25 пилюль и спокойно усну...
И это его безумная любовь, в которой он
меня так часто уверял, если он мне три
месяца не говорит доброго слова...
Хорошо, у него голова была полностью
забита в это время политическими проблемами,
а теперь разве нет отдыха? А как это было
в последнем году? Рем и Италия тоже тогда
доставляли хлопот, и все же он находил время
для меня...
Мне, правда, трудно судить, не намного ли
сложнее для него теперешняя ситуация, но
неужели несколько добрых слов у Хоффманов
или ещё где-то очень бы его отвлекли...
Я боюсь, за этим скрывается что-то
другое. Я не виновата. Определенно нет...
Может быть, другая женщина, конечно,
не девушка Валькирия. Этого не может
быть, но есть же так много других...
Какие ещё могут быть причины? Я не вижу
ни одной.
28. V.
Боже мой, я боюсь, что он сегодня не
даст ответа. Если бы хоть один человек
мне помог, все это не было бы таким
ужасным и безнадежным...
Может быть, мое письмо дошло до него в
неподходящий час. Может быть, мне не надо
было писать...
Как бы там ни было, неизвестность
переносить ужаснее, чем внезапный конец...
Боже, помоги мне, чтобы я смогла еще
сегодня поговорить с ним. Завтра будет
слишком поздно...
Я решила принять 35 штук, в этот раз
должно быть действительно "смертельно"...
Если бы он хотя бы попросил позвонить.
На этом дневник Евы Браун заканчивается. Ильзе Браун, которая разыскала поздним вечером Еву, чтобы вернуть ей взятую напрокат одежду для танцев, увидела свою сестру без сознания, вырвала записи из открытого дневника и позвонила врачу, который и спас Еве жизнь. Позже Ильзе возвратила сестре дневник. Ева сохранила его на Оберзальцберге. Ее просьбу, изложенную в письме незадолго до самоубийства в Берлине, уничтожить записи, Ильзе и Гретл не выполнили. Они скрывали эти страницы у матери офицера СС, где из-за болтливости одного посвященного, их обнаружили американцы, конфисковали и отправили в Америку. Национальный архив в Вашингтоне предоставил документ для опубликования.
Гитлер узнал о содержании дневника и выполнил свои обещания, подарив Еве собак и дом в лучшем квартале Мюнхена Он освободил её от работы у Хоффмана. Теперь не проходило дня или ночи, чтобы Адольф не позвонил или не послал записку своей Патшерль (одно из ласковых имен, которым он её звал).
Когда в 1936 году Гитлер перестроил Бергхоф, он расположил её комнаты так, чтобы непосредственно связать с его собственными. Его нежность к ней непрерывно возрастала. Ева удивительно дополняла Гитлера, давая ему то, в чем он отчаянно нуждался: спокойствие, умиротворенность, нежность, тепло и психическую энергию юного, ещё не обессиленного жизнью существа. Она была идеалом той женщины, которую он так часто описывал: сообразительна, уютна, нежна, наивна, мила и глупа. Ева казалась фюреру женским воплощением Германии, той податливой, светлой стихией, мощной, но безвольной, которой он, "мужской гений" страны, был призван повелевать и руководить. Наконец, с ней прекрасно отдыхалось.
Генерал Кейтель вспоминал: "Ева Браун была среднего роста. Очень стройна и очень элегантна со своими светло-шатеновыми волосами. Ее ноги совершенны, и это то, что все замечалив первую очередь, глядя на нее. Эта особа очень красива. В то же время робка, по меньшей мере, очень сдержана. Она всегда держалась в тени, и только случайно её можно было увидеть в Бергхофе".
Гитлер следил за тем, чтобы Ева не участвовала в политической жизни. Ее имя воспрещалось упоминать в официальной прессе. Часто Ева ждала всю ночь, пока длился "час чая" - прием важных гостей, искренне завидуя, а потом и испытывая настоящую ненависть к овчарке Блонди, которая лежала у ног хозяина, тогда как она до утра коротала ночь в одиночестве.
