- Помогите! - простонал он после нескольких тщетных попыток открыть дверь, ведущую в тамбур. Однако помощи ждать было неоткуда. Ресторан был пуст. Ни одной живой души! За исключением каким-то чудом ожившей мебели, но она, кажется, собиралась уничтожить его, а не помочь. Дальше всё было, как во сне, в страшном сне, когда ты убегаешь от кого-то или от чего-то и вдруг, с ужасом убеждаешься, что на самом деле ты бежишь, не двигаясь с места и все твои усилия избежать опасности напрасны. Казалось, ему уже не суждено было добраться до своего вагона, но он, оставляя за собой извилистый кровавый след, непостижимым образом добился своего. Скорее в туалет! Надо очистить желудок иначе никак не избавиться от сжигающей боли пожиравшей его изнутри. Едва Глотов подполз к унитазу и сунул пальцы в рот, как его буквально вывернуло наизнанку. Освободив желудок, он нажал педальку смыва. Унитаз сработал с точностью до наоборот, окатив Глотова его же испражнениями.

  - Господи, боже мой!!! Да что же здесь творится?!!! Проводник! Проводник! Кто-нибудь! Куда вы сволочи, все подевались?!!!

  Ему никто не ответил. Лишь вагонные колёса продолжали петь свою незамысловатую песню.

  'Дудук-тук, дудук-тук, дудук-тук". Не дождавшись помощи, Глотов, плюясь собственной блевотиной, обеими руками уцепился за край раковины, с трудом поднялся и на здоровой ноге запрыгал к спасительному купе. Там он рухнул на диван и, дрожа всем телом, стал молиться только об одном, о потере сознания, хотя бы на время! В чувство его привёл вагон, который внезапно стал раскачиваться будто корабль, попавший в шторм. С каждой секундой амплитуда качки увеличивалась в геометрической прогрессии. Глотова швыряло по купе словно пушинку. Он бился всеми частями тела обо все, обо что можно было биться. Рассыпались по полу выбитые зубы, лицо почти потеряло человеческий облик, превратившись в бесформенный кусок плоти. Совсем как у тех, кого он истязал, прежде чем убить. Вагон перестал раскачиваться также внезапно, как и начал. Снова послышался мерный стук колёс. 'Дудук-тук, дудук-тук, дудук-тук'. В дверь купе постучали. Глотов не отреагировал. Он неподвижно лежал на полу лицом вниз, подмяв под себя свой портфель. Дверь почти бесшумно открылась. Глотов с трудом приподнял голову. Коридор был пуст. А может и не пуст? Кто знает? Сквозь густую пелену, застилавшую глаза, Глотову толком рассмотреть ничего не удалось. Он бессильно опустил голову на прежнее место. Шшшшик! Дверь купе закрылась. Полежав ещё немного Глотов, зашевелился, и с трудом превозмогая боль, встал на колени. Отдышавшись, он сначала забросил на диван портфель, а потом заполз на него сам. Опять потребовалась передышка. Каждое движение доставляло адские муки. Кое-как устроившись на диване, он подтащил к себе портфель. Металлическая застёжка мягко щелкнула, освобождаясь из плена. Из недр портфеля он извлёк моток верёвки. Некоторое время Глотов обречённо смотрел на него, потом отложил в сторону и снова запустил руку в портфель. На свет появился финский нож. Глотов распустил верёвку и разрезал её пополам. Одним куском он привязал здоровую ногу к столу, из другого сделал петлю и надел её себе на шею. Неожиданно он дернулся, словно от удара электрическим током и с остервенением сорвал с себя верёвку. Трясущимися руками скомкал её и с омерзением швырнул на пол.

   Блеск кулона лежащего на полу рядом с брошенной им верёвкой на мгновение ослепил Глотова. В суеверном ужасе он отпрянул назад, больно ударившись затылком о полку с полотенцами. Не сводя глаз с рокового украшения, непонятно каким образом, оказавшимся в его купе, Глотов закрыл изуродованное лицо руками и зарыдал в бессильной злобе. 'Так вот я двадцать седьмая, вспомнил'?! Всхлипывая и размазывая по лицу слёзы, он сполз с дивана и упал на колени. Страх перед неотвратимостью наказания растоптал его волю, лишив возможности сопротивляться неизбежному. Приговор вынесен, оставалось лишь завершить его исполнение. Стараясь не смотреть в сторону немого свидетеля финального акта драмы, Глотов подобрал верёвку. Её свободный конец он привязал к ручке купейной двери, а петлю снова надел на шею. Как только это произошло, дверь немедленно пришла в движение она стала открываться, но уже не так, как обычно. Вернее, совсем не так. Она открывалась наружу, одновременно затягивая петлю на шее Глотова. Он захрипел, схватился руками за горло в инстинктивной отчаянной попытке сорвать с шеи удавку и, в конце концов, повалился на пол. Привязанная к столу нога не давала ему шанса на спасение. Дверь продолжала открываться до тех пор, пока не хрустнули сломанные шейные позвонки, а из обезображенного беззубого рта не вывалился посиневший язык.

  Фирменный поезд 'Красная стрела' сообщением Санкт-Петербург - Москва прибыл на Ленинградский вокзал столицы точно по расписанию: в 7 часов 55 минут. Встречающие и высыпавшие из вагонов на перрон пассажиры с любопытством провожали взглядами спешащих к вагону СВ полицейских.