Меня передергивает от страха. Почему он так подавляет меня?

– Я голодный, детка. После семи лет тюрьмы… очень голодный. Тебе придется это выдержать.

Его слова пугают до чертиков и вместе с тем возбуждают. Его энергетика, горячая и необузданная, сводит с ума.

Понимаю, что не вырваться. Что остается? Сдаться на милость, расслабиться?

Да и смысл врать самой себе, ведь прикосновения и ласки Бахрамова доставляют мне ни с чем не сравнимое удовольствие, тело выкручивает от желания сдаться, умолять чтобы его руки, губы, ласкали бесконечно, медленно, оставляя после себя сладостное ощущение неги и жара.

Я вдруг чувствую себя такой податливой и слабой…

Вот только упрямая гордость твердит, что нужно сопротивляться, кричать, звать на помощь, угрожать, пусть даже это бесполезно.

Сердце стучит бешено, готовое вот-вот выскочить из груди. Сознание плывет, не в силах выдержать такой накал противоречивых эмоций…

Мои глаза зажмурены, поэтому не знаю, куда Давид несет меня. Наверное туда, где есть кровать… вздрагиваю от этого предположения. Распахиваю глаза и понимаю, что не ошиблась.

Спальня. Нежилая, холодная, в строгих черно-белых тонах, гостевая комната.

То же самое что и гостиница. От этой мысли передергивает.

Давид довольно грубо опускает меня на постель.

И тут же, схватив за лодыжки, стягивает с меня джинсы, выворачивая при этом наизнанку, не заботясь об аккуратности, отшвыривает в сторону.

– Мне бы хотелось от тебя ответной услуги, Эрика, – усмехается жестко. – Но вижу, что ты не в том настроении. Что ж, готов на этот раз поработать твоей горничной.

– Ты понимаешь, что это насилие? – произношу охрипшим голосом.

– Ага, вот только твое тело с этим не согласно, девочка.

Я не сдамся, не сдамся, не позволю похоти взять верх… Я всегда мечтала о настоящей любви, чтобы все было романтично, красиво…

Это точно не тот случай. Чувствую себя так, словно попалась под руку и меня отымели просто потому что лень было искать кого-то еще…

Мне этого не вынести, я же потом себя поедом сожру…

– Отпусти меня немедленно, слышишь? – шиплю как можно яростнее.

– Я только рад твоим коготкам, дикарка, – посмеиваясь, Давид начинает расстегивать рубашку, и я замираю, разглядывая его грудь. От левого соска до самого живота – кривой шрам, пугающий своими очертаниями. С другого боку еще один, но чуть поменьше.

На эти шрамы больно смотреть, на глаза слезы наворачиваются. Я не хочу жалеть монстра, приказываю себе немедленно перестать думать о боли, которую, возможно, пережил этот мужчина. В тюрьме? Конечно же там. Я видела Давида до тюрьмы, обнаженным, то есть в плавках, возле бассейна. Его тело было совершенным, прекрасным… шрамов не было.

Он приобрел их в тюрьме. Чудо, что выжил после такого… Меня передергивает от озноба…

Он, возможно, невиновен, а это значит, что моя семья обрекла его на страдания незаслуженно…

Конечно же, за такое он будет мстить…

Вздрагиваю от озноба, вдруг разлившегося по позвоночнику. Отвожу глаза, но мое замешательство, конечно же, не может остаться незамеченным.

– Я тебе не нравлюсь, Эрика? Или так сильно пугаю? – голос Давида звучит насмешливо, но почему-то я почти уверена, что ощущаю в нем и нотки боли.

– Я похож на Франкенштейна? Меня так называли сокамерники, обидное, знаешь ли, прозвище.

Смеется. Как можно над таким иронизировать? Непостижимо…

– Что случилось с тобой в тюрьме?

– Много чего, – кривая усмешка полосует точно лезвие, как-бы говоря – у тебя нет права спрашивать. Ты ведь тоже считала меня виновным, требовала расплаты, возмездия.

– Мне жаль…

– Тогда покажи, насколько тебе жаль, малышка…

Давид наклоняется и снова дергает меня за ноги, подтягивая к краю кровати.

Проводит костяшками пальцев по груди, внимательным, даже скорее зачарованным взглядом скользя по моему телу. Мне безумно неловко быть перед ним обнаженной, в одних лишь хлопковых трусиках. Я давно не стесняюсь своей угловатой фигуры, которая, конечно, сильно изменилась со времен моей юности. Формы стали более округлыми. И все равно мне далеко до самоуверенности.

Давид разглядывает меня так внимательно, что вдруг начинает казаться, что его зрачки светятся. Они походят на черные бриллианты, если только такие существуют на свете. Бахрамов проводит ладонями по моим ребрам, по животу, и дальше вниз, под резинку трусиков, ныряет так неожиданно, что задыхаюсь от страха, смешанного со стыдом. Но более всего ужасает, что к ним примешивается и острая нотка удовольствия.

Пальцы едва касаются моих набухших болезненных складок, а я уже кричать готова от остроты чувств. Это невероятно…

Оглушающе порочно. Но мне так хорошо…

Ловя ртом воздух, не в силах сделать вдох полной грудью, с трудом давлю стоны возбуждения…

Резко дернув, Давид разрывает на мне белье и отшвыривает в сторону.

От неожиданности вскрикиваю, дергаюсь, пытаюсь отползти назад, но реакция Бахрамова мгновенна. Стискивает щиколотки и притягивает еще ближе. Опускается на колени передо мной. Забрасывает мои ноги себе на плечи, раздвигает мои бедра. Изучающе разглядывает меня там, заставляя отчаянно краснеть, дергаться, ерзать.

– Успокойся, или придется тебя отшлепать. Мне этого очень хочется, Эрика. Останавливает только то, что ты пока не готова.

И в противоречие слов его ладонь бьет меня по ягодице сильным шлепком. Обжигающе болезненным.

Смотрю на Давида ошеломленно, открывая и закрывая рот, не в состоянии что-то сказать.

Он из тех, кто любит причинять боль в постели? Извращенец? Я конечно слышала про всякие там садо-мазо, но никогда не думала, что сама столкнусь с таким…

Еще один шлепок, на этот раз более сильный, все тело выгибается вверх, вздрагивает… Но самое шокирующее – жар и влага меж моих ног усиливаются. Я уже буквально тону в собственных соках. И Давиду ничего не стоит в этом убедиться. Он проводит пальцами по моей промежности. Ласкает, гладит, раздвигает донельзя болезненно чувствительные складки и проникает в меня пальцем, легко скользя внутрь, растягивая…

У меня не было мужчины год…

Да и опыт мой, если и можно охарактеризовать, так разве что жалким. Очень редкий секс с Игорем. Совершенно не впечатляющий. Не было так мокро и так больно, даже близко не было.

Почему? Ну почему? Что в этом мужчине особенного? Что за дьявольское умение выкручивать внутренности, выбивать дух одним взглядом?

За гранью понимания…

Пока я занята этими мыслями, безнадежно пытаясь вернуть себе контроль, Давид добавляет к одному пальцу второй. Растягивает, двигает ими, взад-вперед, имитируя движения члена. Мне даже представить страшно, что будет, если он войдет в меня своим…

Ох, нет, сразу даже дышать трудно, легкие словно огнем обжигает…

Откуда эта чертова реакция и почему не получается сопротивляться?

Для меня близость – нечто особенное. Я не из тех, кто может бездумно отдаваться.

Надо оттолкнуть… Пусть лучше изобьет меня.

Делаю новую попытку отодвинуться, но тут же получаю новый шлепок, и при этом Давид не убирает пальцы из меня. От удара ладонью, проникновение, напор, выходит еще более глубоким и жестким.

Ощущение распирания, заполненности… Болезненно-сладкое, неописуемо волнующее. Кажется, что схожу с ума, потому что единственное желание – податься вперед и насадиться на пальцы, так волшебно истязающие мою плоть.

Еще одно жесткое движение вперед – низ живота заполняет сладкая истома.

– Прекрати… Я больше не могу, – шепчу, задыхаясь.

– Я только начал, детка. Ты будешь орать на весь дом, – теперь насмешку едва можно разобрать в низком гортанном хрипе.

Давид вынимает пальцы и снова проникает ими на полную, одновременно, большим пальцем делая круговое движение, надавливая на чувствительный бугорок, который взрывается импульсами, разносящимися по телу острыми стрелами.

– Чего ты хочешь от меня? – удается просипеть искусанными губами.