– Что вы, прекраснейшая из лучезарнейших, мое имя всегда со мной, так как порой это все, чем только владеет человек. Меня зовут Эшиа, я младший сын царя Аймира, который правит страной Эшиа, что лежит у самого берега моря. Моего коня зовут Агат, и он поистине умнейший из всех лошадей мира!
– Царевич! – ахнула девушка, прижимая руку ко рту. – А я над тобой смеялась!
– Ничего страшного, – покачал головой Эшиа. – Дом, в котором смеются, лучше дома, в котором плачут.
– И все-таки извини меня, царевич, – наклонила голову девушка. – Мы здесь люди простые и к важным гостям не привыкли. Но мы примем тебя так, как только сможем. Располагайся и чувствуй себя здесь желанным гостем.
– Могу я узнать твое имя и имя твоего отца? – спросил Эшиа.
Девушка улыбнулась.
– Наши имена совсем не так красивы, как твое. Я – Тамилла, а моего отца зовут Зариб. Строптивый Зариб, вот как о нем говорят у нас в деревне!
– А как называется ваша деревня?
Тамилла помолчала, потом посмотрела ему в глаза – как Эшиа показалось, с вызовом.
– Наша деревня называется Осмарит. Что значит – «оставленная».
– Кто оставил вашу деревню?
– Царь. А вместе с ним – Ар-Лахад. Впрочем, царевич, история маленькой деревеньки не так интересна усталому путнику, как горячая еда и теплая постель, так? Иди за мной, я дам тебе и то и другое. Отец мой присмотрит за твоим умным конем Агатом. Не беспокойся, ибо у нас достаточно воды и соломы, наш ослик Тимбар поделиться с ним с радостью своей долей.
Тамилла ушла в дом, а Зариб взял Агата под уздцы. Эшиа вошел в небольшой, но чистый дом, и с наслаждением вдохнул запахи горячих лепешек и огня в жаровне.
– Много времени прошло с тех пор, как я ночевал под крышей дома.
– У нас нет роскоши, к которой привык царевич, зато одеяла чистые и насекомые не атакуют наш дом, я слежу за этим и жгу благовония.
– О какой роскоши ты говоришь, прекрасная Тамилла? – Эшиа присел на низкую тахту и с наслаждением вытянул ноги. – Я много дней в пути. Для меня роскошь это не спать на песке и пить из чашки, а не из ладоней. Я благодарен за это.
Тамилла недоверчиво хмыкнула, но ничего не ответила. Она выложила свежие лепешки на деревянное блюдо и посыпала зеленью, и отнесла на стол, и принесла туда же горячий чай.
– Я почти не видел людей. Где все?
– Такой у нас режим: встают позже рассвета, потому что до рассвета делать нам здесь нечего. Мой отец всегда встает очень рано, потому что почти не спит.
– А где стража?
– Стража?..
– Ваша деревня почти на границе земель. Неужели они не охраняются?
– Ох, нет. Стражи здесь нет давно: царю Ямайну стало бы дорого ее содержать. Да и деревня наша не то чтобы сладкая добыча для Разбойников пустыни. – Тамилла горько улыбнулась. – Я бы сама ушла к разбойникам, напади они на нас, и полдеревни бы ушли. Лучше такая жизнь, чем медленное умирание. Такая у нас деревня.
– И давно… так? – осторожно спросил Эшиа, с наслаждением впиваясь зубами в обжигающе-горячую лепешку.
В этот миг ему показалось, что он никогда не ел пищи более вкусной.
– Уже несколько лет. – Тамилла махнула рукой. – Не та это тема, о которой весело говорить за столом. Лучше поешь и ложись спать, путник, и если есть у тебя одежда, которую надо постирать от песка и пыли, сними ее и дай мне. Я как раз собиралась пойти на реку с вещами моего отца, пара лишних тряпок не будет мне в тягость, а тебе приятно будет надеть свежую одежду. А потом, когда ты отдохнешь, и пройдет дневная суета, мы вместе сядем за ужином, и ты развеселишь меня и моего отца рассказами о своих странствиях. Сюда не часто заносит путешественников. Мы рады тебя видеть, царевич.
Эшиа горячо поблагодарил ее и отдал ей свой головной платок, рубашку, штаны и кушак. Тамилла ушла на речку, а Эшиа остался в комнате и не отвлекался от завтрака, пока не доел все лепешки, что лежали на блюде, и не выпил несколько чашек горячего сладкого чая. Позавтракав, он переплел волосы и умылся холодной водой. После лег спать под покрывалом, прильнув головой к подушке, и уснул почти в тот же миг, и никакие сновидения не побеспокоили его в эту ночь.
Тамилла разбудила царевича Эшиа в то время, когда Ар-Лахад уже намеревался пересесть с золотого своего трона на трон серебряный. Он с наслаждением потянулся, разминая затекшие мышцы, провел рукой по волосам, встрепанным от долгого сна, и освободил их от косы, сменил рубашку на одну из тех, что лежали у него в седельной сумке, и вышел во двор, где Тамилла занималась вечерними делами, а отец ее сидел на ступенях и перебирал струны старинного инструмента.
– Что это за инструмент, на котором играет твой отец, благородный Зариб? – спросил царевич Эшиа, спускаясь по ступеням босыми ногами.
Сапоги он оставил перед дверью дома и забыл о них, поскольку за время долгого пути его ноги устали от тяжелой кожи, и больше всего ему хотелось сейчас пройтись босиком по прохладной вечерней земле. От близости реки и колодцев земля не прогревалась за день и обжигала так, как безжалостные пески пустыни. За долгие свои странствия царевич Эшиа отвык от такой роскоши, как прохладная земля и чистая вода, которую можно пить вволю, не опасаясь, что она кончится прямо в ладонях.
– Этот инструмент раньше называли юррой, – сказала Тамилла, отрываясь от своих дел и подходя ближе к царевичу Эшиа. – Были времена, когда юрра считалась придворным инструментом… Потом получила известность благодаря одному опальному сказителю по имени Галиад, и великому Кастару-Путешественнику, который узнал этого сказителя и взял с собой, и много времени они путешествовали вместе. Множество историй о Кастаре-Путешественнике мы знаем теперь именно благодаря Сладкозвучному Галиаду. Он и сделал юрру инструментом, который все могли иметь у себя дома. Сам резал из дерева и натягивал струны, а потом продавал за гроши любому, кто проявлял желание иметь такой инструмент и хотел на нем играть. Уроки же и вовсе давал, не взимая платы. Говорил: хочу, мол, чтобы звучала музыка повсюду.
– И как? – улыбнулся Эшиа. – Звучала?
– Еще как звучала! – с тихой гордостью произнесла Тамилла. – И эта юрра, на которой играет отец, это та самая, сделанная руками Галиада. Он научил играть моего прадеда Сулифа, а он своего сына, а тот, в свою очередь, свою дочь…
– А ты умеешь играть на юрре?
– Умею, но не так хорошо, как отец.
– Можно попросить твоего отца сыграть для меня что-нибудь из старинных мелодий?
Зариб, услышав его, улыбнулся и пробежал руками по струнам. Тамилла рассмеялась, не скрывая веселья.
– О, царевич, мой отец всего лишь немой, но слышит он прекрасно! Ты можешь и сам попросить его, о чем захочешь!
Царь Эшиа поклонился Зарибу, чувствуя себя смущенным.
– Благородный Зариб, не сыграешь ли ты мне что-нибудь из мелодий Сладкозвучного Галеада?
Зариб закивал и снова пробежался пальцами по тугим струнам. Тамилла села на растянутый посреди двора ковер, который до этого чистила длинной щеткой, а Эшиа присел на лестницу рядом с музыкантом. Зариб заиграл, и мелодия полилась из-под его пальцев. Темное дерево юрры отозвалось и откликнулось, и запело, и сердце Эшиа на миг замерло от далеких, незнакомых ему звуков. Не было во дворце царя Аймира юрры, не играл никто на старинных инструментах, не довелось царевичу Эшиа услышать хоть раз мелодии, которых уже несколько десятилетий не играли на улицах его далекого царства. И теперь Зариб увлекал его в далекие, забытые времена, когда люди были другими, и времена были другими, и Кастар-Путешественник пересекал Белую пустыню, и лишь Ар-Лахад все так же наблюдал за своими беспокойными детьми.
Наконец Зариб отложил юрру и поднялся с крыльца.
– У отца еще есть дела по дому, – сказала Тамилла. – А мне пора идти к колодцу за водой. Не составишь мне компанию, царевич? Не слишком сложно для такого, как ты?
– Совсем не сложно! – взвился на ноги царевич, и вызвал этим своим порывом смех Тамиллы и улыбку Зариба. – Дай мне ведро и показывай путь к колодцу, и я принесу воды к обеду.
