Моя способность сдерживать свой чертов рот тоже исчезла, потому что слова «Можно посмотреть твою комнату?» вылетели из него совершенно неожиданно.

Понимающе улыбнувшись, Харли встал и протянул мне руку. Взяв ее, я, слегка стесняясь, позволила провести меня по коридору. Стыдно мне не было. Мои трусики были мокры от жара его глаз, тепла его слов и огня, полыхающего на кончиках его пальцев. Внимание и прикосновения Харли прогоняли тьму прочь. Я снова была собой. Я хотела его, а поскольку мое чувство вины вырубилось от выпитого пива, то я не видела ни единой причины отказывать себе в желаниях.

Может, мне и было всего шестнадцать, но после всего извращенного, нездорового, кровавого траханья, которому подвергал меня Рыцарь, я была так далека от девственного состояния, как это только возможно. Я была не просто опытной – я была знатоком. И в доказательство у меня были шрамы и пирсинг. С Харли я превращалась в хихикающую школьницу, но там, в спальне, я собиралась показать ему, какая я на самом деле взрослая.

Ну, до тех пор, пока не увидела собственно спальню.

– Харли! А где вся мебель? – едва не подавилась я, замерев на пороге.

В его комнате был матрас на полу… И, собственно, все.

Пожав плечами, Харли обернулся.

– Что? Тебе не нравится моя обстановка?

– Это похоже на ночлежку. Ты что, скрываешься от полиции? – Да, мой фильтр сегодня точно взял выходной.

Помолчав, Харли спросил с непроницаемым выражением лица:

– А если и так, то что?

Он что, всерьез? Харли никогда не говорит всерьез. Нет, он наверняка прикалывается.

– Даже если ты в бегах, это не значит, что ты не можешь повесить тут пару плакатов. Господи! – Отпустив его руку, я подошла к противоположной стене, чтобы открыть ставни и впустить немного света. – Ты говорил, что живешь тут пару месяцев? А выглядит, как будто ты въехал вчера. Тебя что, ограбили?

Харли, ухмыляясь, прислонился к косяку и слушал, как я сокрушалась об отсутствии декора. Когда я, совершенно удрученная, подошла к нему, он взял меня за руку и сказал:

– Да брось ты. – После чего снова вытащил меня в коридор.

– Куда мы идем? – спросила я, когда мы, пройдя гостиную и кухню, направились к задней двери.

– Мы идем обставлять комнату, на хрен.

Рев 429-дюймового мотора машины, восхитительное дрожание сиденья подо мной, то, как напрягались у Харли мускулы и вены под узором тату, когда он переключал передачи, и его рука, поглаживающая мои пушистые штаны во время езды в «Трэш» – мой самый любимый магазин в Литтл Файв Пойнтс, – довели меня практически до оргазма.

Эта поездка помогла мне понять несколько вещей. Первое, что я обнаружила, это то, что если влить за час две банки пива в пустой желудок сорока-с-чем-то-килограммовой девочки, а потом посадить ее в быструю, тряскую машину минут на пятнадцать, то к моменту, когда вы прибудете в пункт назначения, ее укачает ко всем чертям. Второе, что я поняла, – попросить Харли отвезти меня в лавку в Литтл Файв Пойнтс было очень, очень плохой идеей.

Литтл Файв Пойнтс всегда был моим любимым местом. Это крошечный райончик на восточном краю Атланты, где полно необычных лавочек, аутлетов винтажной одежды, магазинов старых пластинок, тату-салонов, баров, магазинов благовоний. Там полным-полно граффити на стенах. Там тусуются все уважающие себя панки, скины, готы, хиппи, растафарианцы и скейтеры, и, до тех пор, пока Харли не поставил свой «босс» в дальнем углу парковки позади тату-салона «Терминус», я всегда считала это место своего рода домом.

Еще до того, как он успел выключить мотор, я почувствовала, как забилось сердце у меня в груди. Оно словно пыталось вырваться оттуда. Я практически видела, как оно пытается раздвинуть грудную клетку. Мой взгляд упал на узкий проход, разделяющий тату-салон и фетиш-клуб в соседнем здании, и я перестала дышать. Это был наш проход. Именно там Рыцарь нашел меня, блюющую от экстази и алкоголя, привел к себе на работу и позаботился обо мне. На этих ступеньках я провела множество пятничных вечеров, куря и болтая с ним, когда тату-салон закрывался. В этом же салоне он делал мне тату, пирсинг, трахал меня, любил, открывался мне и показывал всех демонов, пожирающих его изнутри.

Тех, что рвали.

Тех, что убивали.

Невидимые руки обхватили и стиснули мое горло, едва я вспомнила вечер, когда все пошло к черту. В тот вечер погиб невинный человек. В тот вечер Рыцарь впервые в ярости поднял на меня руку. В тот вечер он столкнул меня с этой лестницы и навсегда выгнал из своей жизни. У меня в глазах заплясали звезды, а пространство машины сжалось, поглощая меня, заглатывая целиком, заключая в темницу.

– Эй, – ворвался в мое сознание мягкий, хрипловатый голос Харли, как легкий ветерок издалека, пробудивший меня от кошмаров.

Я почувствовала его руку на бедре. Он потирал его.

– Эй, ты в порядке? Детка, что случилось?

«Детка. Он назвал меня деткой?»

Мои основные инстинкты вернулись к жизни, и меня словно окутало теплом. Я вдохнула жизнь полными легкими, практически задыхаясь от счастья, что снова могу дышать. Харли гладил мое бедро, это было прекрасно. С ним я была в безопасности. Рыцарь уехал, со мной был Харли. Я в безопасности. Все хорошо.

Все хорошо.

Я быстро заморгала глазами. Харли обеспокоенно нахмурился, протянул руку и приподнял мой подбородок.

– Извини, – сказала я, откашлявшись. В горле саднило от только что перенесенного невидимого удушья. – Я целый день не ела. Наверное, на секунду вырубилась.

– Черт, леди. Пошли покормим тебя. Куда ты хочешь?

– Только не в «Яхт-клуб», – сказала я слишком быстро, вспомнив, что там на одном из столов было вырезано «Рыцарь любит Биби».

Харли отвел меня в забавный мексиканский ресторанчик, открывшийся на месте магазина старых запчастей.

«Подходяще», – подумала я.

Они сохранили там высокие железные гаражные двери и огромные промышленные вентиляторы на потолке. Стены были украшены росписью, спускающейся с потолка на разной высоте, а все столы и стулья были разными, винтажными, и такими же разными были зонтики на террасе. Все было потрепанным и ужасно милым. Прямо как сам Харли.

Запихав в себя добрых полтора кило чипсов в сырном соусе, я почувствовала себя процентов на пятьсот лучше. Когда мы закончили, Харли бросил на стол несколько купюр, и мы ушли – так же, как в Доме Вафель. Это было как-то странно. Он ездил на безумно дорогой машине и платил за еду так, как будто деньги ничего не значили, но при этом жил в крошечном домике вместе с братом и спал на полу на матрасе. Это как-то не сочеталось, но за последние несколько месяцев я уже поняла, что ничего не имеет чертова смысла. Люди врут. Притворяются. Они чертовски двуличны. Даже лучшие из них. И если тебе вдруг повезло найти кого-то, с кем тебе хорошо, то тебе реально повезло.

Когда мы с Харли шли через улицу, направляясь в «Трэш», я для поддержки схватила его за руку. Я не смотрела туда, где мы с Рыцарем впервые поссорились прямо посреди улицы. Я не смотрела на скамейку, где мы сидели в день Валентина и думали о своем будущем. И уж точно я не смотрела на старое викторианское здание, в котором, по словам Рыцаря, он хотел бы жить со мной и чинить дом по выходным.

Но я не могла избавиться от мысли, что за нами следят. Что мой самый страшный кошмар затаился где-то в тени и на губах у него выступает яростная пена при виде того, как я разгуливаю с другим по его территории, как я отвергла все, что мы с ним делали вместе.

«Нет, – подумала я. – Рыцарь уехал. Его нет, и ты в безопасности».

Эти слова успокаивали меня, так что я снова и снова повторяла их про себя.

«Его нет».

«Ты в безопасности».

«Его нет».

«Ты в безопасности».

«Его нет».

Я сжала руку Харли, и он ласково улыбнулся.

«Ты в безопасности».

Оказавшись в магазине, я перенеслась в причудливый мир фантазий, и это наконец отвлекло меня. «Трэш» был Диснейлендом для фриков и трансвеститов. Сувениры, секс-игрушки, разные прибамбасы для курения, стрип-туфли мужских размеров, одежда для всех субкультур, контркультур и переменивших пол и самые безумные штуки для дома, которые можно купить за деньги.