Я смотрела в окно, пытаясь надышаться пространством. Осенний воздух сильно охлаждал и без того дрожащее тело, поэтому окно я не открывала.

Как убийственно некстати он ушел ночью: эти тусклые фонари совершенно не освещают нужное мне пространство, я задыхаюсь. Однако даже этот двор построек старых времен куда лучше, чем стены моей квартиры. Они давят.

Хожу из угла в угол, трогаю обои, сползаю на пол и реву как раненное животное.

Плевать на соседей, я имею право на драму.

Всю жизнь я старалась держать себя в руках, даже в самые пьяные времена. Мерила всех своим солдатизмом. Почти всех, хоть раз плакавших на людях, называла истеричкой. В уме, конечно, воспитание не позволяло оскорблять людей в такой момент. Однако в другие моменты, моменты меньшей слабости, когда человек еще силен и способен хоть на какое-то самообладание, я могла сказать все что угодно.

Так я и спровоцировала его на очередной последний самый неистовый и взрыву подобный скандал неделю назад. Он любил метафоры из физики, я ненавидела. Теперь всего минуты спустя после его ухода, я люблю все, что касается этого человека.

В ванной лежат его грязные брюки. Нет, не то, чтобы испачканные, просто ношеные. Он бросил их в стирку пару дней назад, а домработница так и не постирала. Я поднесла их к лицу, нос жадно впитал запах его тела, духов и грязи. Такой терпкий и родной одновременно запах. А ведь я терпеть этого не могла. Постоянно гнобила его за неопрятность, безалаберное отношение к вещам, бесилась, когда он не брился по несколько дней, забывал умываться по утрам прежде, чем полезет целоваться.

Так почему же тогда я задыхаюсь? Почему мне больно от одной лишь мысли, что он не пошутил?

И все говорит об этом. Он впервые за последние полгода так воспитанно себя вел. По-джентельменски. Да, именно.

Вот если бы хамил, оскорблял, злился, я знала бы, что он любит.

А сегодня он был так вежлив, спокоен, сдержан как британский подданный. Ни одно мое слово не вызывало отклика, ни одна мышца не дрогнула на бледном лице. Холодный взгляд вначале разговора еще давал надежду на ненависть. Однако позже и он растаял. В конце он почти улыбался. Уходя, я видела теплящееся счастье в его глазах.

Нет. Это счастье было обращено не мне, не в наше будущее, в его отдельное, другое, новое, возможно с кем-то, кого он уже встретил.

И это подкосило мои ноги.

Я пала ниц. Вцепилась в брюки, умоляла. Но он добил меня как охотник раненное животное, чтобы то не страдало долго. Наклонился, аккуратно отцепил ледяные пальцы, поднял за плечи молча, и ушел.

Дверь захлопнулась. Я машинально закрыла замок. Оглянулась, обошла всю квартиру, включила везде свет, и меня накрыло. Волна ужаса. Он больше никогда не придет. Он умер.

Умер. Да. Ведь, кто бы что ни говорил, расставаясь, мы уходим из жизни людей, перестаем видеться, общаться, иногда вплоть до того, что за десятилетия не получаем даже сплетен общих знакомых. Лишь редко бывает, что люди продолжают дружить после ссоры. В основном, это лицемерие и та же смерть, по сути.

А я не хочу, чтобы ЭТОТ ЧЕЛОВЕК для меня исчез навсегда. Я не готова, несмотря на то, что мысленно я многократно посылала его на все четыре стороны, желала кануть в лету, проклинала на чем свет стоит. Однако, это все детство тут же кончилось, как только он сказал: «Я больше не люблю тебя».

До сих пор я считала, что могу быть какой хочу рядом с человеком, который любит меня. Ведь он ни раз признавался мне в сильнейших чувствах, доставал звезду с неба, доказывал преданность, терпел капризы, страстно ухаживал, носил на руках. Он видел меня в страшных болезнях, практически изуродовавших все прекрасное, что есть в моей внешности. Его не смущали запахи перегара, заблеванный унитаз, засаленные волосы, спутанные в колтуны. Он знал, что я обычный живой человек, феминистка, доказавшая миру, что женщины – не радужные феи, мы имеем право на физиологию.

И все же, я сломала этого парня.

Он знал, что я всегда буду на первом плане, я известная личность, мне разрешено быть немного чокнутой, и клялся в терпении, но не смог. Сдался.

Он видел меня в разных масках, всегда четко отличал игру от искренности и говорил: «Как бы ты ни вела себя, я знаю, что настоящая ты только когда добрая. На остальное я даже внимания обращать не буду». «Глупый наивный мальчик»– говорила ему я, но все же поверила. И кто теперь глупый и наивный? Уж точно не он. Он вырос, стал циничен. Я пробила барьер его юношеской максималистской влюбленности. А он сделал из меня сопливую девчонку. Мне снова тринадцать. Я реву лежа на полу и задыхаюсь от собственного бессилия.

Назад пути нет. Он найдет себе молодую спокойную девушку с розовой кожей, она будет смиренно ждать его дома после работы, восхищаться мелочами, вдохновлять и поражать кротостью. Они будут жить душа в душу, смеяться над простыми вещами, растить детей и преодолевать трудности. Они состарятся вместе в кругу огромной любящей семьи и умрут в один день.

Ничего из этого у нас с ним и близко не могло быть. Я не такая.

В окне промелькнул мужской силуэт. Неужели он все же вернулся? Я встрепенулась. Быстро вытерла слезы, пригладила волосы, спустила халат на плечо. Скорее всего он что-то забыл.

Всматриваюсь. Нет, это сосед из дома напротив. Внутри целая горная гряда сошла камнепадом из области сердца в ноги, немыслимой силы гравитация вновь потянула меня к полу. Я расстегнула шелковый халат, чтобы хотя бы вдох сделать, а не умереть прямо здесь от новой волны слез. Красивый халат, красный шелковый с оперением Марабу. Он любил видеть во мне звезду Мулен Руж. Мы часто играли с ним в агента разведки и Мату Хари. Это была моя фантазия, но он сходил с ума он моих грязных идей. А в последнее время все изменилось. Этот халат действовал на него как красная тряпка на быка. Мы бились с ним в словесных баталиях, пока не расходились по разным этажам моей огромной квартиры.

Как хочется нежности и ласки. Я так давно ее не получала. Я снова хочу вернуться в те времена, когда мой мальчик пел мне идиотские популярные песни под окном, возил к своей бабушке в деревню, поил молоком прямо из вымени коровы, и там же на лугу мы занимались диким первобытным сексом. Ему нравилось укрощать меня. Я теряла почву под ногами от его признаний в чувствах. Таких слов не говорил никто ни в одной книге или кино, где я снималась. Самые долгие оргазмы, самые большие эмоции после коротких встреч между съемками с моих возлюбленным.

А в последние месяцы все стало сходить на нет.

Может этот сосед также сможет?

Ноги подняли вдохновленное на секунду тело к окну. Красивый молодой человек, журналист из крупного издания. Кажется, мы виделись пару раз на светских тусовках. Что если позвать его к себе? Провести ночь, а может и несколько ночей. Что если он заменит мне этого непослушного мальчишку, сбежавшего в ночи, как вора? Только вместо драгоценностей он забрал мое окровавленное сердце, больное от тоски по первой влюбленности.

От этой мысли только затошнило. Я так не смогу. Мне противна сама идея случайного секса, тем более по моей инициативе. Так делают только отчаявшиеся женщины преклонных лет, или шлюхи, ищущие выгод. Так могут делать и приличные, но убитые горем как я, только если это последний выход, единственно лекарство, способное исцелить от депрессии и неминуемого угасания. Я же не такая. Не сейчас, еще все не так плохо, что я готова растоптать гордость.

Он все еще может вернуться. Я могу измениться. А он, увидев это, снова также страстно влюбится.

Но что я могу сделать? Как я могу стать лучше? Семья, дети – это все не мое. Покорность и раболепие – не тот удел, о котором я мечтаю. Скорее, это кошмар, от которого просыпаешься в поту, уж точно не то, с чем можно смириться ради любви.