И Никитин поехал в Лефортово.

Андрея Коренева ввели в кабинет следователя с руками, скованными за спиной наручниками.

– Снимите наручники и идите, я позову вас, – привычно и бесцветно распорядился Никитин, вставая навстречу.

– Но он опасный.

– Свободны, – уже с раздражением повторил Никитин.

И он остался с Андреем наедине.

– Ну, здравствуй!

Никитин враз забыл, что перед ним особо опасный преступник и, шагнув к нему, крепко обнял. Андрей слегка переступил и поднял руки, вяло касаясь его спины.

– Как ты? – Никитин отступил и вгляделся в его глаза.

Выбритое, исхудавшее лицо, тусклый взгляд, черные веки и полное равнодушие. Это поразило следователя.

– Что с тобой произошло, Андрей? Тебя сильно мучали в Израиле? Ну, ответь же?

Андрей слегка, словно неохотно, кивнул.

– Садись. Я распоряжусь, чтобы тебя осмотрел врач. Ты сидишь в одиночке? Я переведу тебя в общую, с хорошими условиями.

Андрей, послушно сев, лишь слегка пожал плечами.

Никитин продолжал вглядываться в непривычное лицо Андрея, небольшую щетину на его голове, по которой можно было определить, сколько он находится в СИЗО.

– Претензий к условиям содержания нет? Андрей…

Но тот даже не поднял головы.

– Я прошу тебя, не замыкайся. Сотрудничай со следствием. Тогда ты избежишь пожизненного. Даже самый большой срок, это только срок, другая тюрьма, другие условия, возможность досрочного. Главное – ты живой, Андрей. У нас с Олегом все хорошо. Он живет сейчас с Мариной. Андрей?

Андрей кивнул, не поднимая головы.

– У меня несколько вопросов к тебе по делу ОПГ. Скажи, кто был инициатором убийства надзирателя…

Андрей почти не двигался, сцепив руки на столе, отвечал медленно, словно выдавливая слова из себя, чаще всего говорил односложно: «да», «нет», местоимения, фамилия или кивок. И голос его вначале был сиплый, непослушный, но потом горло прочистилось и голос стал прежний, вот только интонации в нем не было.

«Я», «да», «нет», «не знаю», «не знаю» и «такой-то».

Все. Никитину только оставалось заполнять протокол. Андрей расписался, не читая.

– Я тут принес тебе кое-что. Там – чай, сахар, смена белья, теплые вещи, мыло. Что еще я могу для тебя сделать, Андрей? – Никитин протянул руку и коснулся его холодных сцепленных пальцев.

– Застрели меня, – снова хрипло проговорил Андрей.

А Никитин вздрогнул и от его голоса, и от его ответа…

Он ехал назад и думал, застряв в пробке.

«Обещал приносить передачки, определил на пожизненное и доволен. А он отдал мне последнюю шоколадку в пещере. Он тащил меня на себе, не надеясь на спасения, а сейчас просит застрелить его. Таким ведь не плохо в тюрьме. Выберу для него колонию, чтобы было безопасно, буду навещать. А он бросился отгонять тот проклятый катер. Ну, почему с ним так сложно, почему он не такой, как остальные».

Никитин почему-то вспомнил, что пассажиры лайнера приняли его за разведчика и даже слегка улыбнулся, но тут его осенило. ГРУ. Вот единственное спасение для Андрея. И он, увлекаемый медленным движением, стал искать, как выехать из потока, чтобы свернуть в сторону Хорошевского шоссе. Не мало прошло времени, пока он добрался до «Аквариума» и еще больше – пока узнал, что штаб-квартира переехала на улицу Гризодубовой, метров в ста от того места, где он сейчас находился. Но, чтобы попасть туда, пришлось объехать весь квартал. Не смотря на удостоверение сотрудника прокуратуры, ему не удалось добиться, чтобы его пропустили. На пропускном пункте долго совещались, созванивались, и в итоге сообщили что никто сейчас его принять не может из-за загруженности.

«Приходите позже», – сказали ему обычную фразу номенклатурщика.

Никитин стал размышлять. В такую организацию нельзя переть напролом. Надо было искать обходные пути. И Никитин вспомнил: у первого помощника прокурора Дорогомиловского района был родственник, служивший в ГРУ. Константин Григорьевич достал телефон и стал искать в памяти нужный номер.

На этот раз все было проще. На проходной ему уже готов был разовый пропуск. Никитин прошел в нужный корпус, поднялся на нужный этаж и вошел в нужный кабинет.

– Здравствуйте, – сказал он, едва открыв обитую дерматином дверь.

– А. Старший следователь мосгоспрокуратуры Никитин? Очень приятно. Проходите.

Хозяин кабинета поднялся навстречу – одетый в строгий черный костюм, высокий, подтянутый, моложавый мужчина с легкой проседью в черных волосах. Лицо у него было волевое, приятное, как у киноартиста, играющего отважного разведчика. Подходя, Никитин даже опустил голову, чтобы скрыть усмешку от такого сравнения. Вообще-то, ему было не до смеха. Он ужасно струсил, растерялся.

Приблизившись, Никитин пожал протянутую руку хозяина кабинета, широкую и крепкую, с железной хваткой, а сам даже не попытался померяться с ним, и руку по время пожатия держал ладонью кверху, не замечая этого.

Зато хозяин кабинета заметил все.

– Садитесь, Константин Григорьевич, – радушно пригласил он, довольно улыбаясь. – Вы по какому вопросу?

– Я был на туристическом судне «Эсфирь», – начал Никитин, садясь на стул за длинный стол. – Помните, в начале октября, нас взяли в заложники террористы.

– Да, конечно, продолжайте.

– Я хочу рассказать вам про одного человека. Он проходил у меня по делу ОПГ Донского района, потом сбежал за границу и занимался торговлей оружия в странах Азии. Знает лидеров Аль-Каиды, лично знаком со многими из них.

– Фамилия?

– Коренев. Андрей.

– Это мне ни о чем не говорит.

– Его еще зовут Рутсон. Эндрю. Гражданин Силенда.

Хозяин кабинета только покачал головой. Никитин почувствовал, как гаснет, едва появившись, его интерес. И Никитин принялся лихорадочно вспоминать.

– Он рассказывал, что знает шейха и работает на него.

– Шейхов на Востоке много.

– Он породнился с самим Дадахоном.

– Это имя?

– Я не знаю. Андрей так называл его. Он мне просто рассказывал…

– Это все?

Все. Испугавшись одного этого слова, Никитин продолжил.

– В Израиле его знают, как Азади. Ахмед Азади.

– Ахмед Азади?

– Когда Израильские силовики узнали, что он – Азади, они сразу же арестовали его.

Продолжая слушать, хозяин кабинета открыл ноутбук, лежавший на столе и начал что-то там искать, вбивая известные только ему знаки.

– Так, – сказал он и развернул ноутбук монитором к Никитину. – Это он?

С экрана на него смотрел и смеялся всем своим видом Андрей Коренев, одетый в зеленую форму солдата и с красным беретом на голове.

– Что ж. Это известная в Палестине личность. Вообще-то для палестинцев он – Аль-Хурриа, но турок Муса Демир, полевой командир из Братьев Мусульман, назвал его Азади. Прижился, почему-то, турецкий вариант. Азади входил в террористическую бригаду «Изз-ад-Дин аль-Кассам» ХАМАСа. Где он сейчас?

– В Лефортовском СИЗО.

Хозяин кабинета присвистнул от неожиданности.

– Ничего себе, – он вернул ноутбук в прежнее положение и поднялся, расправив плечи. – Значит ХАМАСа ему мало, еще и с Аль-Каидой повелся. Теперь я понял, о каком шейхе вы говорите. А вы-то откуда все это узнали?

– Я могу рассказать вам все?

– Здесь это только приветствуется.

И Никитин начал говорить. Рассказал он про Дягина, про его жену, Ольгу, про Олега, умолчав только о том, чей сын Андрюша. Рассказал про командировку в Пакистан, про туристический круиз по Средиземному морю.

– Да, – только и протянул хозяин кабинета, садясь за стол, рядом с Никитиным. – Сложный человек.

– Мне кажется, что он может быть вам полезен.

– Почему вы хлопочите за него?

– Он спас меня. Дважды.

– Нас не интересуют эмоции, нас интересуют факты.

– Просто поговорите с ним.

– Я обдумаю это. И извините, – хозяин кабинета картинно посмотрел на наручные часы.

– Да, конечно, – Никитин поднялся. – Прошу вас, попробуйте с ним поговорить.