Глядя на то, как Кагами покрывает поцелуями щеки Адриана, одной юной девушке хотелось что-нибудь сломать. Кому-нибудь… или кого-нибудь. Маринетт любит всем своим сердцем Адриана Агреста уже три года. И поэтому именно с ним она неделю назад свела свою подругу Кагами. Почему же? Потому что так будет правильней. Она ему подходит. Она сделает его счастливым и даст намного больше, чем она.

«Что за бред?» — спросите вы. И я соглашусь с данным высказыванием. Но Маринетт не умела по-другому. Она жила и живет ради других. Сколько себя помнила…

***

— Мари, ты же видишь, Макс плачет, ну отдай ему свою игрушку.

— …

Двухлетний ребёнок плакать прекратил, а вот второй, лишившись своей любимой игрушки — собачки с полосатым бантом, утирал слезы, да так, чтоб никто не видел.

***

— Поделка такая сложная. Маринетт, сделай мне, у тебя очень хорошо получается!

— Ладно…

Она улыбнулась, доделывая свой букет из осенних листьев, и тут же начиная чужой, глядя на то, как ее друзья в группе детского сада затеяли какую-то очень интересную игру. Но Маринетт не присоединится к ним сейчас. Она сделает девочке Люси ее букет, чтоб ее не поругала воспитательница.

Когда Маринетт закончила, дети перестали играть, начался обед, а за ним тихий час. Оставалось лишь печально вздохнуть.

***

— Да, конечно, я совсем не хотела этот кусочек своего любимого черничного пирога…политого молочным шоколадом… Можешь забрать себе.

Синеволосая девочка 7 лет улыбнулась как можно искренне своей кузине Бриджитт и передала на белой тарелке с синей полоской по краю тот самый заветный пирог.

***

Возвращаться домой с последнего урока физкультуры Маринетт Дюпен-Чен решила на общественном транспорте. Удалось урвать одно свободное местечко на выходе, пока толпа парижан то выходила, то заходила обратно из автобуса.

Мимолетный ветерок от открытой двери спасал от безумной жары. Липкая одежда, почти насквозь пропитанная потом. Благо, чёрная. Не видно пятен. Умиротворенно держа спортивную сумку и одновременно убирая мокрую челку со лба, девочка смотрела в окно. Пока не услышала прямо перед ухом мерзкий голос женщины сорока лет.

— Какая молодёжь пошла, совести нет! Нет бы уступить старшим место!

Маринетт будто бы холодной водой окатили.

— Прошу прощения, присаживайтесь, — ответила Маринетт, попутно пытаясь встать, а после кое-как дохромала до середины автобуса к удобным ручкам для держания. Игнорируя боль в ноге, которую она повредила во время падения, девочка с чувством выполненного долга наблюдала, как та самая женщина усаживалась на ее место. Видимо, так было правильно. Ей было на тот момент уже 11 лет.

***

— Девочка, уступи очередь бабушке! Молодая, постоишь.

— Конечно, мэм. — прошептала тринадцатилетняя голубоглазая школьница, которая опоздает на важную контрольную теперь 100%. Зато эта бабуля выйдет раньше из магазина, разве это не правильно?

***

Помогать другим и забывать о своих интересах — вот, из чего состояла вся жизнь Маринетт.

Тот, кто делает добро другому, делает больше всего добра самому себе, не в том смысле, что ему будет за это награда, а тем, что сознание сделанного добра дает ему большую радость? Наверное, так она и думала.

Благодаря этому «достоинству» ее любила практически вся школа, улица, да и вообще всё окружение. Хотя было и так, что пользовались добротой мягкосердечной малышки, искали в ней выгоду.

Пока в ее жизни не появилась Кагами. Бойкая, стойкая, уверенная в себе и не нуждающаяся ни в чем кареглазая японка с первых дней, как переехала и поступила в школу Маринетт, стала наводить порядки в школе. Неудивительно, что она обратила внимание на синеволосое чудо. Вскоре они подружились. По-крайней мере, так думала Маринетт сначала.

Больший отрезок своей жизни также прошел в неведении и непонимании: почему же что-то не так? Ведь всем хорошо, они рады, им комфортно. А значит, хорошо и ей. Верно?

«Маринетт, выручи»

«Маринетт, не могла бы ты…»

Да даже «Нет, мы будем есть это мороженое, а не какое хочешь ты» было просто как закон для маленькой и глупой парижанки. Родители с детства учили, что добро — возвращается.

Может и так. Вот только не всякое и не всегда.

Ой, черт возьми, бред.

Никогда к Маринетт Дюпен-Чен добро не вернулось в полной мере.

Зато она влюбилась в зеленоглазого паренька еще в 15 лет и это стало для нее буквально кислородом. Когда он появился в ее классе, это создало настоящий хаос. Девчонки буквально с ума посходили, не давая ему покоя. И только понимающая и добрая Маринетт не навязывала свое внимание. А влюбилась она при самых непредвиденных обстоятельствах.

Адриана попросили остаться после уроков и помочь Маринетт с уборкой класса. Парень охотно согласился, да и Маринетт ни капли не была против провести это время в компании приятного парня, а не как обычно — одна. Ведь только она не в силах отказать в помощи, когда ее просят.

Настало время мыть окна. Лестница блеснула в солнечных лучах. Адриан на подстраховке, Маринетт вооружилась средством для мытья окон и полезла по лестнице вверх.

Понятно было одно — эти окна уже несколько лет никто не мыл. Адриан почувствовал легкое покалывание в носу, но почесав его, оно мгновенно прекратилось. Через несколько секунд, теперь уже жжение, появилось снова. Он кое-как пытался сдержаться от чихания и ухватиться как можно крепче за ножки металлической лестницы… В чем дело?

Подняв голову вверх и лицезрея хрупкую девичью фигурку, до него дошло — пыль, которая легкими потоками ложилась на него. А у Адриана с недавних пор обнаружилась на нее аллергия. А прежде чем прокрутить эту мысль тщательней, он, сам того не ожидая, смачно чихнул, из-за чего лестница пошатнулась и милая одноклассница с криками начала падать, хватаясь руками пустоты в воздухе и роняя принадлежности для мытья.

Сработали замечательные рефлексы Адриана. Он в последний момент подставил руки и поймал хрупкую Дюпен-Чен. Она, не до конца осознавая что произошло, вцепилась в сильные плечи одноклассника и вытаращила свои бесстыдно красивые голубые очи… Напоминая Адриану кое-кого и заставляя смутиться…

— Прости, я случайно. Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Адриан, не отрывая взгляда от лица Маринетт.

— Д-да, — слегка болтнув левой ногой, она поморщилась и посмотрела на нее, — почти.

На штанине образовывалось кровавое, постепенно растекающееся по розовой ткани, пятно.

При падении Маринетт умудрилась зацепить ногу об торчащий гвоздь.

— Черт, надо обработать!

Не то чтобы у блондина был великий опыт в медицинских делах, но банально обработать рану не составит труда никому.

Аккуратно раскатав штанину и открывая себе взор на белоснежную кожу, где красовался довольно-таки приличный порез, парень нашел в аптечке школы перекись и стал обрабатывать и на всякий случай дуть, чтобы не щипало.

Сердце девушки реагировало довольно странно. Не помнила она, чтоб о ней кто-то заботился кроме родителей так. Только она о ком-то, а тут о ней… В какой-то момент зеленоглазый юноша поднимал на Маринетт обеспокоенный взгляд, а смущенная девушка чувствовала, как сердце выпрыгивает из груди…

Закончив обработку, намазав и забинтовав рану, Адриан довольно хмыкнул своей проделанной работе.

— Жить будешь. Но будет шрам.

— Спас-ссибо.

И шрам действительно остался. Вот только он не вызывал чувства отвращения или что-то в этом роде, как обычно это испытывают девчонки, находящие дефекты на своем теле. Маринетт с трепетом проводила по шраму, довольно заметному и тяжело вздыхала. Адриан на физкультуре обратил на него внимание и пошутил, что боевые ранения только красят и без того красивую Мари. А она тем временем смущалась и понимала — влюбилась…

…не найдя в себе силы признаться в этом ему уже несколько лет. Вдруг ему будет некомфортно? Что если она застанет его врасплох и испортит их хорошее общение? Рисковать не хотелось.