Не повод ратоборствовать с системой.

***

И каждый день война с самим собой

За барышок скупой себе и тем, кто выше,

Непокорённым, но с поникшей головой,

В надежде, что Господь тебя услышит.

С желаньем выжить, душу схоронив,

В слезах потерь сознаньем укрепиться,

Вопить, кричать, ни звука ни сронив

Оставить твердь, но в Тверди укрепиться.

Карандаш

Я нахожу свой старый карандаш,

Оставленный в уютном прошлом веке –

Свободном от реклам и распродаж,

Он память тихих встреч в библиотеке.

Лакей смиренный дерзкого ума,

Раздольных помыслов ворчливый шепот

Как душит гулкого пенала тьма,

Чернил пластмассовых безликий рокот.

Он упокоен грудами бумаг,

Под плоских электронных звуков лепет.

Он стар, потерт, но вовсе не иссяк,

И спит пока в своём конторском склепе.

Блаженный

Что ухмыляетесь, драгие господа?

Чем так занятен вам раскаянный блаженный?

Не тем, что обретает благодать

За связку ваших слабостей растленных?

Что слишком добродушен, неуклюж,

Что молится, бесчувственностью хворый,

За россыпь ваших вялых жалких душ,

За праздный хай, слепые наговоры?

За леность, безучастность, дань тельцу,

И страсть распутную, и лживость подаяний,

За то, что вы не тянетесь к Христу,

А Он так жаждет ваших покаяний.

Толкайте, тешьтесь, плюйте без стыда.

Уйдет блаженный прочь и слезы скроет.

Давайте, ухмыляйтесь, господа.

Его от вашей грязи Бог отмоет.

Прости

Прости меня за то, что был не с теми,

Что не писал, не сочинял, не пел,

Что постепенно становился тенью,

Всё чаще оставаясь не у дел.

Что мысль свою – забавную, цветную

В скупом саду тщеславья закопал,

И, выпустив мечту во хмарь пустую,

В пучине глупостей земных пропал.

Что лишь сейчас способен ко смиренью,

Что чёрно-белый нрав не обуздать,

Что нет в душе ни капли и сомненья -

Покорным точно никогда не стать.

Забыл

Нет мыслей. В голове моей «свобода»,

Я как графин второго января,

Как столб фонарный, ищущий исхода,

Но с места двинуться – потуги зря.

И тщетны все сумбурные прогулки,

Галдёж друзей и фразы мудрых книг,

Зудит в затылке только роем гулким:

Твори добро, ведь век твой невелик.

И поиск нудный… И одни сомненья.

И лбом о стену с низким КПД

Всё реже, укороченней движенья,

И только здесь, и только лишь в себе.

Погряз в Сети дурацким сериалом,

Зрачками рабски пачкая экран,

Сдержать пытаясь жалким арсеналом

Сложившуюся руку под стакан.

И в каверзном уныньи нет просвета,

Но сердце угнетённое тоской,

Взрывается негаданным ответом -

Прости, что я один, что не с Тобой.

Два мира

Два мира сочетаются во мне

Друг другу не давая жить спокойно,

То прячась, то тряся бесперебойно

Больную душу – изнутри, извне.

Один искрит, пленяет и зовёт

Вершины покорять, крыла сжигая,

Глубины постигать, и, дух теряя,

К тельцу златому продолжать поход.

Другой – смиренный, к вечности в пути

С улыбками родных, друзей и близких,

Свободный от высоких целей, низких.

Он лёгок, быстр и еле ощутим.

Один тревогу будит в путах сна,

Рождает в сердце ярость и сомненье,

Другой же дарит веру в воскресенье,

С души срывая вражьи стремена.

И в бесконечной этой суете,

Стараясь первым стать в тени другого,

Меняясь и меня меняя снова

Два мира сочетаются во мне.

Закатная минута

От времени нет зелий и вакцин,

И заставляют нас остепениться

Родных мудреющие лица,

Пронзительными кронами морщин.

Туманом сходит гордость прошлых лет,

И тая под нетварными лучами,

Ползут обиды пред очами,

В сторонке чахнут черепки побед.

И пуст рюкзак! И что туда сложить?

Восход заплёванный? Осколки судеб?

И сколько ещё нужно будет,

Чтоб плевелы от зёрен отличить?

Закатную минуту жду уже,

Молясь не веруя, с досадой,

В попытках робких избежать награды

За нелюбовь в своей душе.

Перед экзаменом

Как лодырь последний лежу на диване

И мне наплевать, то что завтра экзамен.

Мне хочется спать, и есть я хочу,

Но делаю вид, будто «вышку» учу.

На улице солнышко, птички поют,

А мне интегралы всё спать не дают,

Они от нуля в бесконечность манят.

Меня заставляют испить горький яд.

Но я засыпаю под пение птиц:

Дроздов, воробьёв, и ворон, и синиц.

Мне снится навоз, пыль скучных дворов.

Предел, заблудившийся в стаде коров,

И волны катящиеся с интервалом,

И грозный Нептун с факториалом.

Но всё это сон, я понимаю.

Со вздохом смиренья глаза открываю…

Лежу на диване и лень мне учить…

О том, что же дальше, боюсь говорить.

***

Опять я в обед обожрался,

Опять переел я в обед.

Не передать ведь я клялся,

Давал ведь зарок и обет.

Но, все-таки вновь набил пищей

Желудок резиновый свой

И вновь не остался голодным,

Но только какою ценой!

На душу я взял грех тяжелый,

Наполнив утробу свою.

За выходку эту, уж точно

Не быть никогда мне в раю.

Опять я в обед обожрался,

Опять я в обед переел.

И видно мне вечно в страданьях купаться

За то что так сильно покушать хотел.

Кактус

Дождями и снегом

Давно позабытый,

Под солнцем палящим,

В горячих песках

Растёт одиноко

И горя не знает

Почтеннейший кактус

В колючих штанах.

Что было, что будет…

Об этом ли думать!?

Растёт не заботясь

О завтрашних днях.

Живёт, улыбается

Небу и ветру

Почтеннейший кактус

В колючих штанах.

Праздник, которого не было

Сижу, пишу! О кротком море,

О диких ветрах, ласковом песке,

Оливках, киви и лимонах.

Я в их тени. С рюмашкой. Налегке.

Хозяйский сад. Костёр страдает.

Трещит и воет, пепелком бранясь,

Над ним баранина витает,

В унылом вальсе медленно кружась.

Пишу! О дерзких, пылких волнах,

О гальку разбивающихся вдрызг,

В глубины моря обращённых,

Рождённых из своих же брызг.

Кудлатый пёс, юля и лая