– Да, так и было. – Доктор Ллойд облизнул губы. – Разумеется, это не совсем медицинский термин.

– Отнюдь не медицинский, – кивнул Вулф и перевел взгляд на импресарио. – Мистер Гроув, мне нет нужды спрашивать, звонили ли вы Майону, потому что вы признались полицейским, что беседовали с ним в тот вечер. Около пяти часов, верно?

Толстяк Руперт снова склонил голову набок. Очевидно, такая уж у него была манера разговаривать. А затем поправил Вулфа:

– После пяти. Скорее, в четверть шестого.

– Откуда вы ему звонили?

– Из клуба «Гарвард».

Надо же, подумал я, кого только не встретишь в клубе «Гарвард».

– О чем шел разговор?

– Да так, ни о чем особенном, – скривил губы Гроув. – Вообще-то, черт побери, это не ваше дело! Но раз уж остальные подчинились, то и я не стану возражать. Я забыл спросить у Майона, не хочет ли он участвовать в рекламе некоего товара. В агентстве пообещали за это тысячу долларов, но требовали немедленно дать ответ. Мы разговаривали меньше пяти минут. Сначала он сказал, что не хочет этим заниматься, но потом согласился. Вот и весь разговор.

– Можно ли было по его манере говорить догадаться о намерении совершить самоубийство?

– Ни в малейшей степени. Майон был мрачен, но это естественно, ведь он потерял голос и мог бы восстановиться не раньше чем через два месяца.

– Что вы делали после этой телефонной беседы?

– Я остался в клубе пообедать и еще не закончил трапезу, когда распространилась новость о самоубийстве Майона. Так что я остался без кофе и мороженого.

– Какая досада. Скажите, а когда вы звонили Майону, вы не предприняли новой попытки убедить его отказаться от своих требований к мистеру Джеймсу?

Гроув резко вскинул голову.

– Что вы сказали? – оскорбленным тоном вопросил он.

– Что слышали, – грубо ответил Вулф. – Что вас так удивляет? Естественно, миссис Майон все мне рассказала, раз уж я взялся помогать ей. Вы с самого начала противились намерению Майона требовать компенсацию и пытались отговорить его. Вы опасались, что газеты поднимут такой шум, что он больше потеряет, чем приобретет. Но Майон заявил, что вы обязаны поддержать его требования, и пригрозил разорвать с вами контракт, если вы не одумаетесь. Так было дело?

– Вовсе нет! – Темные глаза Гроува метали искры. – Даже и близко не похоже! Я попросту поделился с Майоном своим мнением. Когда он посчитал нужным выдвинуть требование о выплате компенсации, я поддержал его всей душой! – Голос Гроува поднялся на тон выше, хотя еще совсем недавно это не представлялось мне возможным. – Промашка у вас вышла, мистер Вулф!

– Ладно, – не стал спорить Вулф. – И каково же ваше мнение теперь? Что вы скажете о требованиях миссис Майон?

– Не думаю, что она имеет право что-то требовать. И вряд ли что-то получит. Во всяком случае, я на месте Джеймса точно не отдал бы ей ни цента.

Вулф понимающе кивнул:

– Она вам не особенно нравится, да?

– Если честно, то да. И никогда не нравилась. А с какой стати миссис Майон должна мне нравиться?

– Разумеется, вы правы. Тем более что вы у нее тоже не вызываете симпатии. – Вулф поерзал в кресле и откинулся на спинку.

Увидев, как вытянулись в струнку его губы, я догадался, что беседа со следующим свидетелем его вовсе не радовала, и нимало не удивился, когда взгляд Вулфа остановился на Кларе Джеймс. Держу пари, если бы он заранее знал, что ему придется иметь дело с подобной дамочкой, то вообще не взялся бы за это дело.

– Мисс Джеймс, – обратился он к ней не слишком приветливо, – вы следили за ходом нашей беседы?

– Я как раз сижу и гадаю, – посетовала она с явной обидой, – соизволите ли вы обратить на меня хоть какое-то внимание. Я ведь, вообще-то, тоже была в тот день на встрече.

– Знаю. Я не забыл про вас, – произнес Вулф таким тоном, словно бы сожалел о том, что не сумел этого сделать. – Итак, вы посидели немного со своим отцом и судьей Арнольдом в баре отеля «Черчилль», а затем они отправили вас обратно в студию Майона. С какой целью?

Арнольд и Джеймс одновременно принялись громко протестовать. Однако Вулф, не обращая на них никакого внимания, ждал ответа от Клары, чей голос совсем потонул в шуме.

– …никакого отношения, – закончила она. – Я отправилась туда сама.

– То есть это была ваша собственная идея?

– Целиком и полностью. Время от времени у меня в голове возникают подобные мысли.

– И какова же была цель этого нового визита?

– Вы не обязаны отвечать, дорогуша, – вставил Арнольд.

Клара и глазом не моргнула.

– Они рассказали мне, что происходило на собрании, и я вышла из себя. Я решила, что это настоящий грабеж… но я не собиралась говорить об этом Альберто. Мне казалось, я смогу отговорить его и убедить не выдвигать иска.

– Вы хотели воззвать к нему в память о старой дружбе?

Она довольно улыбнулась:

– Вы так чудесно все излагаете! Только представьте – старая дружба у девушки моего возраста!

– Рад, что вам нравится моя манера выражаться, мисс Джеймс. – Вулф с трудом сдерживал ярость. – В любом случае вы отправились туда. И прибыли в студию приблизительно в четверть седьмого?

– Ну да, где-то так.

– Вы встретились с мистером Майоном?

– Нет.

– Почему же?

– Его там не оказалось. По крайней мере… – Клара умолкла. Глаза ее блестели уже не столь ярко. Помолчав, она продолжила: – Так мне тогда подумалось. Я поднялась на тринадцатый этаж и позвонила в дверь, ведущую в студию. Звонок громкий… Альберто специально выбрал такой, чтобы перекрывал пение и музыку во время репетиций… Но мне его не было слышно, потому что дверь там тоже звуконепроницаемая, и, нажав кнопку несколько раз, я не была уверена, что звонок работает, и на всякий случай постучала в дверь. Я люблю доводить дело до конца, поэтому я еще несколько раз позвонила, а потом сняла туфлю и стала колотить в дверь каблуком. Но, так ничего и не добившись, я спустилась по лестнице на двенадцатый этаж и позвонила в дверь квартиры. Глупо, конечно, ведь я знала, как ненавидит меня миссис Майон, но все равно позвонила. Она открыла дверь и заявила, что Альберто в студии. Но я сказала, что его там нет, и тогда она захлопнула дверь перед моим носом. Я отправилась домой и сделала себе коктейль… Да, кстати… У вас превосходный виски, хотя я впервые слышу о такой марке. – Подняв стакан, она покачала им, разгоняя лед. – Будут еще какие-нибудь вопросы?

– Нет, – фыркнул Вулф, поднял глаза на настенные часы, снова поочередно осмотрел всех присутствующих и заключил: – Я непременно поставлю миссис Майон в известность о том, что вы не пытались утаить от меня факты.

– А что еще вы ей скажете? – полюбопытствовал Арнольд.

– Не знаю. Посмотрим.

Это им не понравилось. Я бы затруднился назвать вопрос, по которому эти шестеро могли достичь полнейшего единодушия, но Вулфу удалось сделать невозможное, произнеся всего три слова. Все присутствующие хотели услышать если не вердикт, то хотя бы заключение специалиста или, на худой конец, хотя бы намек. Адель Босли проявила настойчивость, Толстяк Руперт аж запищал от негодования, а судья Арнольд, казалось, вот-вот грязно выругается. Некоторое время Вулф терпеливо выжидал, а потом поднялся на ноги и сердечно пожелал всем доброй ночи. Разговор был закончен на такой ноте, что перед уходом никто не поблагодарил нас за поданные напитки – даже мисс Босли, специалист по связям с общественностью, даже доктор Ллойд, в одиночку осушивший целую бутылку бурбона.

Закрыв и заперев на ночь парадную дверь, я вернулся в кабинет. К моему изумлению, Вулф все еще стоял. Застыв перед книжным шкафом, он хмуро взирал на переплеты.

– Никак не угомониться? – вежливо спросил я.

Обернувшись, он вызывающе бросил:

– Мне нужна еще одна бутылка пива.

– Ну уж нет. С обеда вы и так расправились с пятью.

Я говорил спокойно, поскольку привык к подобным спорам. Вулф сам установил себе предел в пять бутылок: именно столько пива он выпивал между обедом и отходом ко сну. Обычно Вулф придерживался этого правила, но, когда что-либо всерьез выбивало его из колеи, он предпочитал перекладывать ответственность на других, чтобы на них можно было отыграться. Ну что же, это тоже было частью моих многочисленных обязанностей.