Поделился этими соображениями с подельниками, Лёха ничего не сказал, а Щука посмотрел на меня с уважением, но ответил, что для начала хорошо бы с твоим Чижиком разобраться, а то до левого берега можно просто не добраться, по дороге по ножику в спину каждый получит.

– Да, ты прав, – задумчиво ответил я, высматривая вчерашних пацанчиков, должны же они здесь где-то крутиться, время-то самое рабочее.

И высмотрел на свою беду Ваньку Чижика, он неожиданно вывернулся из-за угла очередного дровяного сарая, один, без сопровождающих.

– Здорово, Санёк, – сказал он мне без всяких эмоций, – ты, я смотрю, приоделся – деньжат где-то поднял что ли?

– И тебе не хворать, Чижик. Я теперь Потап, а не Санька, а у тебя как дела?

– Дела как сажа бела, – отшутился он, – с тобой важные люди поговорить хотят.

– Да ты чо? – удивился я, – а что за люди, о чём поговорить хотят?

– Сёма Шнырь и Боря Ножик, знаешь таких?

Я глянул на Щуку, тот моргнул мне в ответ, мол есть такие.

– Ну слышал, и что дальше? – продолжил я диалог с Чижиком.

– А то, что стрелку они тебе забивают сегодня вечером… на Стрелке, за твой беспредел а Гребнях спросят, так что готовься. Не придёшь, тебя сминусуют сразу, и жизни тебе на ярмарке более не будет.

– Интересно, – задумался я, – стрелка на Стрелке… ну где ж ещё её забивать-то, если вдуматься.

Чижик ничего не понял и просто стоял в ожидании моего ответа.

– Лады, я приду… а место и время можешь уточнить, Стрелка большая?

– За соляными рядами в восемь вечера, – уточнил Чижик, развернулся и отбыл туда, откуда появился пять минут назад.

– Ну что скажете, друганы? – спросил я у друганов.

– Попал ты, Потап, – сморщившись, ответил Щука, – ой как попал, Шнырь с Ножиком это ж два центровых бандита с ярмарки, я про них много чего слышал, но от встречи бог уберёг. Душегубцы они, люди говорят, им человека зарезать, как высморкаться…

– Это мы ещё посмотрим, кто кого зарежет, – бодро ответил я, хотя кошки на душе у меня заскребли отчаянно, сразу две штуки, большие и чёрные. – Делать здесь, как я посмотрю, больше нечего, пошли готовиться к стрелке… и Спиридона проведаем, до восьми часов времени ещё много…

Апостолы были убиты нашим обновлённым внешним видом – долго кружили вокруг каждого, щупали материю и кожу на сапогах, потом старший из них, Петька вроде, решился на предъяву:

– А нам когда такое справите?

– Потерпите, пацаны, – честно признался я им, – денег в обрез осталось, вот разживёмся, у вас не хуже всё заиграет.

Младший апостол надулся и ушёл вглубь дома, а старший встретил мои пояснения с пониманием.

– Как тут ваще дела-то? – продолжил я, – никто не заявлялся, ничего не случилось?

– Тихо всё было, – ответил тот, – а у вас чё нового?

– У нас стрелка с большими людьми с ярмарки. Вечером, за соляными складами. Все пойдём, вы готовьтесь. Теперь вот что – зови сюда Петюню, я инструктаж проводить буду.

– Чего проводить? – не понял Пашка.

– Расскажу, как действовать и говорить, если вдруг что… – туманно ответил я, Петька вернулся, весь надутый, но выслушал мою речь с достаточным вниманием.

– Значит так, пацаны… и мужики, – добавил я, глядя на Щуку, – мы теперь будем называться «Первая образцовая ярмарочная коммуна»… – и услышал сразу три вопроса:

– Почему первая? – от Лёхи, – Что такое коммуна? – от Петьки и – Что за образцы мы тут делать будем? – от Пашки.

Отвечать начал с конца.

– Делают изразцы, а образец это пример для подражания. Коммуна это от французского слова «община» – форма совместной жизни людей, у которых всё общее. А первая… ну просто не было такого раньше… по крайней мере на ярмарке точно не было. Это ясно или ещё пояснения нужны.

Пояснений больше никто не потребовал и я продолжил.

– Все решения сообща принимать будем, большинством голосов. Если голоса поровну разделятся, то мой решающий – есть возражения? Хорошо, что нет. Чем мы будем заниматься… днём что мы будем делать, это я ещё не до конца продумал, на днях расскажу… что-нито общественно-значимое, а ночью будем устанавливать свои порядки на ярмарке. Оружие я у всех вас отбираю, оно будет храниться в потайном месте, выдаваться строго на дело. Теперь полиция и власти… наверняка они нами заинтересуются, и очень скоро… говорить с ними я буду, вы молчите или болтайте что-нибудь несерьёзное, пусть они вас лучше за дурачков принимают.

Пацаны молчали, переваривая сказанное, а я тем временем продолжил:

– Программа на сегодня – у Щуки будет особое задание, сейчас расскажу ему лично, я с Лёхой иду тереть базар со Спиридоном, а вы двое остаётесь на хозяйстве до семи вечера. Потом все впятером выдвигаемся на Стрелку к соляным складам беседовать с двумя важными персонами, Шнырем и Ножиком. Детали расскажу ближе к делу. Всё понятно? Ну тогда отойдём в сторонку, – это я уже Щуке сказал.

Тихонько прошептал ему на ухо инструкции, повторил два раза для надёжности, он кивнул наконец, задал один уточняющий вопрос и скрылся в направлении левого берега. А мы с Лёхой отправились на свидание с целовальником Спиридоном.

– А чё ты ему скажешь? – допытывался по дороге брат, – он же вона какой, богатый да здоровый… или револьвером сразу грозить начнёшь?

– Понимаешь, братуха, – попытался объяснить я ему, – в Америке один умный человек недавно сказал, что добрым словом и пистолетом можно сделать вдвое больше дел, чем одним добрым словом. И я с ним согласен… надо совмещать эти два способа убеждения, а не по отдельности их использовать, тогда всё должно у нас получиться.

– Да что должно получиться-то? – не унимался брат.

– А вот на месте и узнаешь, так я тебе сразу и вывалил все подробности, – усмехнулся я, отпрыгивая от очередного трезвонящего в спину трамвая. – Разъездились тут, ироды, – беззлобно обругал я ни в чём не виноватое транспортное средство.

Приблизились к искомому «Трактиру Рукомойникова»… я ещё подумал, что ему больше пошло бы название «Трактир Рукожопникова»…

– Чё, сразу туда пойдём? – спросил Лёшка, – половой же взашей выгонит, туда таким мальцам, как мы, дорога заказана.

– Не, внутрь мы наверно погодим идти, – ответил я, – давай подождём, пока он наружу высунется.

Ждать пришлось довольно долго, я уже исходил кругами всю эту улицу Рождественскую в районе трактира и изучил все афиши, наклеенные на круглые тумбы. Уяснил между делом, что на гастроли к нам скоро приезжает Московский художественный театр, ещё без приставки «академический», и давать он собирается тут «Чайку» сочинителя Чехова А.П. Также в начале августе запланированы концерты Шаляпина, а ближе к сентябрю в цирк на Самокатной площади приезжает всемирно знаменитый борец Иван Поддубный. Любопытная тут театрально-концертная программа.

Наконец-то на порог своего заведения вышел Спиридон, важно отставил ногу в сторону, вытащил кисет с табаком и начал его нюхать, а затем чихать на всю улицу. Пора с ним познакомиться, подумал я, оставил Лёшку возле афишной тумбы и двинулся через проезжую часть прямиком к трактиру.

Подошёл к Спиридону вплотную, на полметра (или сейчас надо говорить пол-аршина что ли?) и посмотрел ему прямо в выкаченные мутные глазки.

– Чё надо? – недовольно спросил он, – иди, куда шёл!

– Не узнаёшь меня, Спиридон? – спокойно спросил я.

– Мало вас тут таких шляется, всех узнавать чтоб, – пробурчал недовольно он, но некие проблески в его мутных глазках я таки заметил.

– Я Саня Потапов из Благовещенки, – продолжил тем временем я, – ты нас с брательником из дому выгнал, когда матушка померла.

Узнал ведь, теперь точно узнал он меня, я это понял по некоторой суетливости, с которой он спрятал руки за спину.

– Ну и чё дальше? – спросил он уже без всякого выражения.

– А дальше, дорогой Спиридон Михалыч, то, что пришла пора долги отдавать.

– Ты чет попутал, малец, долги это у тебя были, ты их мне и отдал, мы теперь в полном расчёте.