Интенсивность тренировок вымотала. Модификаторы без устали трудились над моими мышцами, чтобы они не забились молочной кислотой, и активно накачивали организм кислородом, не давая ему задохнуться от продуктов выделения. И все равно я не привык к таким нагрузкам, хотя на княжеском подворье дяди Белослава каждый день занимался вместе с его сыновьями гимнастикой, в которую входил комплекс рукопашного боя. Но не такой, совсем не такой. Этот комплекс был основан на применении магических амулетов в первую очередь, а махать кулаками считалось для одаренных лишней обузой. Но для общего физического развития наследников князь требовал от учителей натаскать мальчишек на обычный мордобой. Без каких-то изысков, от которых только один вред. Получилось так, что один из наставников ничтоже сумняшеся ввел в практику обучение уличной драке. Уметь вычислить главного противника, завалить его в первую очередь, навести страху на остальную шпану и где надо, не устраивая показательных боев, ретироваться без ущерба своему здоровью.
К этому моменту я уже не был мягкотелым и неуклюжим. Неопытным, с иными навыками — да. Но я осваивался, и в конце занятий мне удалось одержать первую победу, и как в насмешку, над Чижиком. Он стал моим соперником по указанию Жукова, потому что считался равным по физическим данным, но никак не по опыту. Все-таки Чижик находился в кадетской школе второй год. Я считал, что такого показателя достаточно для победы над неопытным мальчишкой, только вчера оказавшимся здесь. Оказалось — совсем не так. Чижик пижонил весь бой, в результате чего по-простецки получил от меня кулаком в нос и вылетел из тренировочного квадрата под смех товарищей. Для Чижика поражение оказалось обидным вдвойне: с кашей облом получился, и провал финальной атаки, которую он ловко готовил, заманивая противника на ложный прием, чтобы тот раскрылся, а новик просто по-босяцки ударил по кончику носа. Было больно.
— Убью! — вот здесь Чижик сразу ожил и с яркой струйкой крови, залившей губы, рванул в квадрат, откуда я еще не успел уйти, но жесткий захват за горло вздернул его на воздух.
— Уймись, плевок! — Жуков швырнул кадета в сторону, и тот всеми костями грохнулся на пол. — Закончили тренировку!
— Отделение! Строиться! — завопил Болт.
— Если кому-то неясно, чем мы здесь занимаемся, еще раз повторю, — наставник прошелся вдоль замершего строя, пересекая солнечные квадраты оконных проемов на полу. — Мы отрабатываем навыки рукопашного боя, а не стремимся отомстить за то, что проиграли в спарринге. Если кадет Лисицын уверен в своем превосходстве над новиком — так и нужно доказывать силу, а не порхать, как балерина вокруг неопытного соперника. Еще раз замечу ненужные телодвижения на занятиях — отправлю чистить полевой сортир. Всем понятно?
— Так точно! — гаркнул строй.
Полевой сортир считался самым ужасным наказанием для гордых кадетов. Он был построен на полигоне и использовался во время летних маневров, когда почти вся школа уходила на двухнедельные полевые занятия. И лучшего воздействия на непослушных или ленивых учеников нельзя было придумать.
— Батуев, сейчас ведешь отделение на полигон. Ждите меня в секторе боевых стрельб. Также проверишь наличие защитных амулетов у каждого подчиненного. Кадет Волоцкий, три шага вперед! Остальные — направо! Шагом марш!
Недоумевая, я выполнил приказ и застыл на месте, пока вся группа, грохоча по полу башмаками, не покинуло спортзал. Жуков тоже исчез, только в подсобном помещении, а я ослабил ногу в колене. Не стоять же навытяжку соляным столбом, пока командир соизволит сказать, что ему от меня нужно. Через десять минут наставник вышел из комнаты уже переодетым в повседневную униформу.
— Ну? — он окинул меня насмешливым взглядом. — Не надоело столб изображать? Мог бы и присесть, пока меня не было. Пошли, отведу тебя к артефактору. Он подберет индивидуальный амулет. Работа небыстрая, поэтому пока я не могу допустить тебя до практических занятий.
— А стрелять из пистолета можно? — с надеждой спросил я.
— Пока не изучишь теорию — шиш тебе, — хмыкнул Жуков. — Лично займусь тобой в свободное от занятий время. Если голова соображает — махом догонишь остальных.
Мы вышли в пустой коридор — занятия в кабинетах еще продолжались. Я приноровился к широкому шагу наставника, но все равно постоянно отставал, семеня где-то на полкорпуса позади.
— Тримир Волоцкий — твой дед? — вдруг спросил Жуков.
— Я знаю имена только своих родителей, — увильнул я от прямого ответа. — А о предках со мной никто не разговаривал.
— Ну, конечно, — хмыкнул мужчина. — Зачем Морозову рассказывать о чужих людях… Ну, а имя своего отца — Ставер? Ты же из рода Первых, как я понимаю.
— Да, его звали Ставером, — подтвердил я. — В миру Василий Волоцкий.
— Надо же, — хмыкнул Жуков и покрутил головой, то ли удивляясь, то ли восхищаясь своей прозорливостью. Внезапно он прекратил движение и остановился перед потемневшей от времени дверью, давно не знавшей свежей краски или лака. На ней не было никаких табличек или обозначений, указывающих на факт проживания здесь артефактора. Наставник кулаком дважды грохнул по двери, и не дожидаясь ответа, толкнул ее.
Я зашел в помещение без всякой робости следом за Жуковым и сразу же уперся взглядом в макушку человека, склонившегося над каким-то предметом, лежавшим на широком столе. Подняв голову, мужчина посмотрел, кто заявился к нему в гости.
Когда мне рассказывали о легендарной стычке Мухомора со Шрамом, где второй получил по башке катаной от артефактора, я представлял себе молодого крепкого мужчину, хорошо развитого физически. Каково же было удивление, когда передо мной оказался пожилой, лет пятидесяти, человек с сухой дряблой кожей, узкими скулами, с тщательно выбритым подбородком и глубокими пронзительными глазами с черной радужкой, в которой плавали золотистые искорки. И как мог Шрам проиграть бой, да еще с физическим для себя уроном?
— Чародей, отвлекись, — Жуков бесцеремонно вытолкнул меня на передний план. — Пацану надо амулет сделать.
— Новик, что ли? — не мигая, Мухомор уставился на меня. Новая и не помятая форма подтвердили его вопрос. — Это тот самый, которого князь Морозов спихнул нам на руки?
— Так уж и спихнул, — ухмыльнулся Жуков. — В общем, займись делом, чародей. А я поехал на полигон. Занятия у меня, если ты помнишь.
Артефактор хотел что-то высказать наставнику, но не успел. Жуков умудрился оказаться за дверью быстрее его слов. Мухомор покачал головой и озадаченно посмотрел на предмет, с которым занимался до прихода посетителей. Я, наконец, разглядел, что лежало на столе: длинная трость с загнутой деревянной рукоятью, на которой отлично проглядывались резные фигуры, покрытые бесцветным лаком. На самой трости сверху вниз шли руны, оканчивавшиеся ажурными завитушками.
— Чего глазенками лупаешь? — Мухомор перевел мрачный взгляд на меня, который вдруг почему-то смягчился. — Интересно стало?
— Так точно. Я такую же трость видел в доме дяди Белослава, — кивнул я. — Почти такая же.
— Почти — значит, не совсем такая, — усмехнулся мужчина. — Наверное, ты видел вещь, сделанную Морошем. Мой ученик, кстати. Для Морозовых я не изготавливаю амулеты и магические боевые предметы. Ну-ка, закатай рукава! Я хочу посмотреть….
Исполнив просьбу, я вытянул руки. Мухомор навострил уши как гончая, и уставился на пресловутые браслеты, о которых уже с самого утра ползли шепотки по школе. Ко мне даже старшие кадеты подходили как бы для знакомства, но интерес вызывал именно артефакт-блокиратор. Я уже говорил, что много ребят, живших в монастыре, были дворянами по крови с искрой Дара. Но почти все они оказались слабенькими одаренными, способными сотворить лишь забавный фокус для развлечения девушек. Не понимаю, какие обстоятельства гасили искру у мальчишек. Может, никто с ними специально не занимался?
В глазах артефактора плеснулась тревога. Мужчина обошел меня кругом, осторожно обхватил прохладными крепкими пальцами запястья. Я замер, не дыша. А вдруг получится снять их? Он провел ладонями по необыкновенно мягкому, словно хорошо выделанная кожа, материалу. Руны внезапно засветились тревожным рубиновым цветом, а в мою кожу впились мельчайшие иголки. Мухомор отдернул руку. Он чувствовал враждебность артефакта и его желание высвободить мощь уничтожения из плетений, свернувшихся подобно гремучей змее, и ждущей свою жертву. Как спусковой крючок пистолета, ждущий нажатия — вот что это было.