Третий вылет, по плану, я должен был выполнять на своей машине и в составе полка. Там предстояло работать у земли и по земле, поэтому МиГи брать не стоило, но Рудаков, после нашего доклада, решил все по-другому. Нам сняли АФА-И, облегчив машины, пересчитали время подлета, и мы должны были увести немцев подальше от атакующего румын полка. Подходить мы были должны с моря, уводить немцев вначале на юг, а потом в море по дуге. Там у них должен был состояться отход по топливу. После их отворота нам давали возможность немного повеселиться. У нас радиус вдвое превышал немецкий.
В этот раз пришлось «драпать» от целой эскадрильи немцев, уводя их в сторону моря. Причем дразня их и подзадоривая, подставляя хвосты. В целом все получилось именно так, как предсказал командир. Немцы взлетели дружно, четырьмя швармами, полный штаффель. Одно звено было чуть более шустрым, скорее всего, использовало GM-1. По скорости на этой высоте оно проигрывало нам совсем чуть-чуть. За счет этого отстали три остальных звена, но топливо закончилось первым именно у него. Отпускать их совсем не хотелось, и, как только они убавились и начали отставать, последовал крутой вираж, и мы пошли в атаку. А их ведущий практически одновременно с нами, чуть раньше, дал им команду возвращаться. Они пошли влево, и мы в ту же сторону. Кошка превратилась в мышку. Мы их нагнали, снижаясь, и ударили сверху по обоим ведущим – и сразу в боевой разворот. А «мессы» за нами не пошли. Время, конечно, летнее, но купаться вместе с самолетом – не самое приятное занятие. Они надеялись, что у остальных горючего больше. Подходившую четверку мы встретили лобовой атакой, от которой немцы отказались и начали отход с пикированием, состязаться в этом мы, к сожалению, не смогли: в наставлении четко оговаривался запрет на превышение скорости в 700 километров, и прозрачно намекалось, что длительное пикирование «вредит вашему здоровью» из-за малых углов разворота винта. Этот маневр МиГ выполнить не мог. Воспользовавшись этим – удрал последний из головного шварма. И мы смогли нанести лишь минимальный ущерб: три машины. Кстати, нам засчитали за два вылета только одну групповую победу: у обоих техники «забыли» заменить пленку в фотокинопулеметах. Сняли АФА-И и ушли, а на вылет нас поставили вне плана. Так что приложить к заявке было нечего.
Полк вернулся полностью, но троих летчиков пришлось отправить в госпиталь. Поставленная задача была более или менее выполнена. Нам вновь поставили АФАры, и еще раз слетали на разведку. По фотографиям насчитали более двадцати сожженных, подбитых бомбардировщиков. В воздушном бою сбито и повреждено пять истребителей IAR-80. Хорошо отработали. Однако, судя по всему, начальству этого показалось мало. И, вместо того, чтобы объединить наши усилия с более мощными, в ударном плане, самолетами, нам поручили атаку Ясского аэроузла. А это – практически на пределе нашей дальности. По прямой – 180 км! А ведь требуется топливо, чтобы собраться, дважды, и на «коробочку», ведь разом не сесть. Но начальство как взбеленилось, видимо, там дела идут «не очень».
– Тащ лейтенант! Вас к командиру полка!
– Иду, – ответил я подошедшему посыльному.
Идти не хотелось. Явно опять пошлют куда-нибудь, а техников на МиГах нет! От слова «вообще». Того и гляди, «долетаемся». День, правда, не кончился, и к вечеру обещали перевести на эти должности «лучших техников полка». Но полученное приказание требуется вначале выполнить, а потом скулить. Захожу в штаб, а там просто столпотворение красных и синих лампасов, сплошное командование, так что возражать – себе дороже. Судя по стоящему ору, они вовсе не награждать полк приехали. А стоило бы! Попытался протиснуться вперед и доложиться, да куда там. «Начальство» плотной стеной окружило командование полка, и те вели бой, прижатые к задней стенке кабинета. И, судя по накаленной обстановке, проигрывали его. Пришлось поднять руку и помахать ею, чтобы привлечь внимание командира. Заметил это более высокий «опер», чуть подтолкнул Рудакова и глазами показал на меня, но первыми на это отреагировали генералы. Это кто-то из них приказал уничтожить самолеты 146-го РАП, вместо того, чтобы пополнить новыми машинами полки двух дивизий. Пришлось представляться:
– Старший летчик первой эскадрильи младший лейтенант Суворов. Разрешите обратиться к командиру полка?
– Не разрешаем! Вы сегодня вели разведку в районе Констанцы?
– И вчера тоже.
– Что тоже?
– Вчера в 21.45 имел боестолкновение с противником в районе города Констанца.
– И? – грозно спросил незнакомый генерал-полковник.
– Третье звено первой эскадрильи сбило шесть и повредило два минных постановщика «Юнкерс-88А». Полет предпринимался по просьбе командования авиацией Черноморского флота. Была сорвана постановка неконтактных мин в районе Севастополя.
– Значит, Севастополю вы помогаете, а Одессе – нет?
– Если разгром румынского авиакорпуса в течение трех с небольшим суток, силами одного полка ПВО – это не помощь Одессе, то да, не помогаем, и горшки ни за кем не выносим.
– Какие горшки?
– Ночные. На аэродромах «Когэлничану» и «Школа авиаторов» до восьмидесяти самолетов противника, меньшая часть с румынскими, а примерно две трети с немецкими опознавательными знаками. А сегодня ночью кто-то издал приказ уничтожить 57 новейших самолетов МиГ на аэродромах Теплица и Тарутино, вместо того, чтобы починить маленький деревянный мостик и дать туда топливо.
Воцарилось полное молчание. Сказать генералам оказалось нечего. Тарутино всего в 70 километрах от Болграда. Его не бомбили, потери были только в первый день войны.
– А вы откуда это знаете?
– Переведен из 146-го РАП 22 июня в 22.30. Моя бывшая эскадрилья стояла в Тарутино. Большая часть новых самолетов были складированы там.
– С этим разберется третий отдел округа, требуется произвести разведку в районе авиабазы Яссы.
– Нет там никакой авиабазы. Там полевой аэродром, недавно сделанный немцами, его прямо с реки видно. А румынские авиабазы находятся здесь, три из которых мы сегодня разгромили. Причем – самостоятельно, без привлечения бомбардировщиков нашей дивизии, хотя самолетов с возможностью подвески бомб и ракет у нас осталось четырнадцать штук. У нас полк ПВО, а не штурмовой.
– Бомбардировщиков у нас в дивизии практически нет, – твердо сказал генерал с авиационными лампасами.
– Если посылать пятый БАП без прикрытия в Галац, то скоро от них ничего не останется.
– Да кто ты такой, чтобы обсуждать руководство?
– Старший летчик первой эскадрильи, восемь боевых вылетов, шесть воздушных боев, девять сбитых лично, три в группе, три не засчитано. Как раз у Констанцы.
– Так, вы нам зубы не заговаривайте, лейтенант. Требуется провести воздушную разведку в районе Ясс!
– Я не полечу четвертый раз на необслуживаемом самолете, брошенным кем-то после того, как у него вытекло все горючее. Ни одного техника с допуском к МиГ-3 в полку нет. Что касается нашего полка, то произвести налет на Яссы он не в состоянии: до Ясс, напрямую, сто восемьдесят шесть километров. Наш боевой радиус – 220. На «работу», сбор и «коробочку» остается десять минут полетного времени. Чудес не бывает. Если, конечно, целью данного совещания не является уничтожение полка, который мешает бомбить войска и Одессу, и составляет основу ПВО данного района.
Такого ответа никто из присутствующих не ожидал!
– И это вы говорите мне, командующему армией и командующему округом?
– Вам, товарищ генерал-полковник, вы требуете от нас невозможного. Здесь головой думать надо и прикинуть, предварительно, что можно сделать. Понятно, что удар готовят именно оттуда. Но они работают ночами. Мы же тот район как свои пять пальцев знали, 146-й РАП. И сбили меня над ним, в 03.56 22 июня. Третьим на этой войне, но первый «мессер» в ней – я направил в землю. Но 146-го РАПа больше нет. Есть два разведчика с АФА-И, все, что осталось от этого полка. Нет техников, они нужны срочно. Но снимать полк с этого направления – нельзя ни в коем случае, иначе все аэродромы на Аккермане немцы просто вынесут. Здесь еще только одна эскадрилья Дунайской флотилии, восемь «ишаков», и все. А все линии связи ВНОС – нашего полка. У нас в подчинении батальон ВНОС. Все они идут сюда, вот в эту комнату. Это для тех, кто не знал. А так: будут техники, разведку проведем. Ночью, когда нас не ждут. Разрешите идти?
