Я повернулась к Онтарио и снова отметила, как не вяжется острый взгляд его голубых глаз с безмятежным выражением лица. Очередной огурчик хрустнул на зубах, вызвав ассоциацию: воздушное пирожное с острым перцем внутри.

Взяв бокал, я поднесла его к губам, однако вовремя спохватилась. Пахло из бокала не водой, а чистейшим кармодонским самогоном. Запах был мне знаком – папенька иногда баловался этим «нектаром бешеных пчелок», как он выражался.

Я посмотрела на Онтарио. Он наблюдал за мной, хищно раздувая ноздри.

– Хотите споить наследницу престола? – осведомилась я, возвращая бокал. – Это государственная измена.

Младший Ананакс выдул самогон, даже не поморщившись, и пояснил:

– Прошу прощения, моя принцесса, но я подумал, что после сцены в коридоре вы не захотите со мной танцевать. Между тем менуэт – танец, который создан для особ королевской крови, следовательно, вы мне вполне подходите, как партнерша.

Я подавилась воздухом. Нет, каков хам, а? Я ему подхожу, видите ли! Схватив Онтарио за руку, я потащила его в круг танцующих. Сейчас я ему устрою!

Заиграла музыка. На третьем такте я, мстительно улыбнувшись, наступила мужчине на ногу и осталась стоять только на каблуке, впившемся в мысок его ботинка.

– А вы страстная, – прошептал он мне на ухо, поднял меня за талию и продолжил танцевать, удерживая на весу. – Молю простить мой ботинок, так неудачно подвернувшийся под ваш каблучок! – громко воскликнул он. – Я такой неуклюжий… Отец танцует гораздо лучше меня, думаю, ему здесь нет равных.

– Немедленно поставьте меня! – прошипела я. – Я вам не белье, которое требуется встряхивать перед тем, как повесить.

– Я люблю белье, особенно женское, – усмехнулся сукин сын из Самыйсокса – Его так приятно ощущать под ладонями… Открою вам тайну, Ваше Высочество, тут главное, чтобы не подвело тело, которое окажется под бельем. Как вы считаете?

Мне казалось, от ярости я сейчас разорвусь на сотню маленьких злобных принцесс, но куклой болтаясь в его неприлично крепких руках, я ничего не могла сделать. Не бороться же с ним на глазах толпы?

– Мне вполне ясны причины вашего интереса, – ослепительно улыбнувшись, заговорила я. – Видите ли, я тоже люблю хорошее белье, а мои размеры идеальны, поэтому королевские белошвейки без труда создают для меня настоящие шедевры. Увы, но ваши размеры совершенно не подходят под женские лекала! Если вы желаете носить его и дальше, вам надо как-то усушить плечи и нарастить по… э-э-э…корму.

Младший Ананакс закусил губы и пару минут помолчал.

– Разве эта простая мысль не приходила вам в голову? – воодушевленная собственным успехом продолжила я. – Малоподвижный образ жизни и диета, богатая углеводами и жирами, вам в помощь. Если хотите, я попрошу дворцового повара прислать вашему отцу список любимых Его Величеством высококалорийных блюд и десертов.

– Грешно смеяться во время менуэта, – пробормотал Онтарио. Музыка как раз начала стихать. – Ваше Высочество, вы подарите мне следующий танец?

– Вы отвратительно танцуете, поэтому – нет! – отрезала я. – А теперь отпустите меня.

Поскольку танец закончился, и на нас начали коситься, мужчина осторожно поставил меня на пол. Он собирался что-то сказать, но я уже смешалась с толпой, а затем и вовсе укрылась за портьерой, что закрывала выход на балкон. Я просто кипела от ярости! Жаль, что под рукой не оказалась еще сотня ваз, подобных той, что я разбила об голову этого мерзавца внизу под лестницей. Они все, все до единой полетели бы в его наглую рожу!

Я с наслаждением представляла себе, как осколки погребают Онтарио Ананакса, и даже видела его руку, вскинутую в умоляющем жесте, как вдруг услышала чей-то плач. Обернувшись, увидела через оконное стекло изящную фигуру в бальном платье. Девушка стояла в самом углу балкона, зарыв лицо руками, ее плечи тряслись от рыданий. Поскольку наряд я узнала еще до того, как увидела лицо, моему изумлению не было предела. Неужели это Аманда Кивис, которая давеча дерзила мне, наследной принцессе Кармодона?

Мне ужасно хотелось добить ее язвительной речью, но, прислушавшись к плачу, я передумала. Потому что плакала красотка горько и совершенно искренне.

Я тихонько вышла на балкон, подошла к ней и дотронулась до плеча. Она обернулась так резко, что я успела увидеть отсвет надежды, осветившей ее лицо. Впрочем, надежда угасла так же стремительно, как и появилась.

– Ваше Высочество, – пробормотала Аманда, поспешно утирая слезы и делая попытку сбежать. – Прошу меня простить!

Но я удержала ее.

– Что с вами? Почему вы плачете? Вас кто-нибудь обидел?

Несколько мгновений она молчала, шмыгая носом как простая девчонка. Я бы не удивилась, если бы она ответила: «Это были вы, Ваше Высочество!», однако она отвела взгляд и потерянно пробормотала:

– Какая вам разница?

– Никакой, – честно ответила я, – но я не терплю, когда кого-то обижают. Отец говорит – это у нас фамильная черта. Вы – задавака и стерва, Аманда, но сейчас вы о чем-то горюете. Если я могу помочь вам – я готова.

Пока я говорила, она смотрела на меня во все глаза, а когда замолчала, – судорожно вздохнула и словно в омут с берега бросалась выпалила:

– Вы застали меня в минуту слабости, Ваше Высочество! Пожалуй, вам, чужому человеку, мне будет легче излить душу, чем тем, кто называет себя моими подругами. Уверена, если вы и будете злорадствовать, то не в такой степени, как они.

– Да вы разбираетесь в людях, – засмеялась я, и она нерешительно улыбнулась, – давайте-ка сбежим в сад, где никакие любители танцев нас не найдут, и вы мне все расскажете.

Она как-то странно посмотрела на меня, но кивнула.

Мы покинули бальный зал и спустились в сад, полный благоухания роз. Розы в Самыйсоксе боготворили. Местные хозяйки хвастались друг перед другом не пышностью хлебов или тучностью домашней скотины, а цветением розовых кустов.

Мы устроились на скамейке, под густо усеянной бутонами и шипами аркой. Аманда, достав из поясной, расшитой жемчугом сумочки платочек и зеркальце, привела в порядок лицо, сложила руки на коленях, как примерная ученица, глубоко вздохнула и заговорила.

– В одном маленьком городке жили-были мальчик и девочка. Их семьи дружили между собой, не удивительно, что и они много времени проводили сообща. Они играли в одни и те же игры, занимались с одними и теми же учителями, читали одни и те же книги. Им было хорошо вместе, когда они были детьми, но однажды они поняли, что и по жизни хотели бы идти рука об руку. Их семьи всячески поддерживали такое решение. Однако отец мальчика поставил условие – мальчик, точнее, уже юноша, должен был обучиться делу, полезному для дальнейшей карьеры при дворе. Свадьбу планировали после его возвращения…

У Аманды был приятный голос, она говорила так, словно рассказывала какую-то сказку. Я слушала ее с удовольствием, но, к сожалению, догадывалась, о ком идет речь.

– …И когда стало известно, что он, наконец, возвращается, девушка не находила себе места от радости. Но…

Я вздохнула, вспоминая треск вазы об голову одного негодяя.

– …Он вернулся совершенно другим, – голос Аманды дрогнул. Я думала, она опять заплачет, однако блондинка, похоже, вполне справилась с «минутой слабости».

– Онтарио Ананакс? – уточнила я, хотя можно было и не уточнять.

Аманда обреченно кивнула.

– Он прилип ко мне, как банный лист к… гм… и уже успел получить за это! – искренне возмутилась я. – Поверьте, Аманда, у меня нет никакого интереса к нему. А его интерес ко мне может быть продиктован только карьерными устремлениями.

– У Онти никогда не было карьерных устремлений! – порывисто воскликнула Аманда. – Все, чего он хотел, изучать историю, владеть большой библиотекой и быть рядом со мной! Конечно, он послушался отца и уехал в Неверию, и наверняка, Его Светлость сделает все, чтобы сына приняли при дворе. Но самому Онти это не нужно! Он всегда говорил, что блистать должна я, а ему достаточно быть моей тенью.