– Повелитель? – вопросительно каркнул секретарь, поклонившись и продемонстрировав огромную проплешину на загорелой голове с двумя небольшими седыми клочками волос по бокам.

– Отправьте это письмо в Къюнгонд, Айдану III, дихар Нерхон, – распорядился Дамаск, не зная точно, где сейчас может быть король Фостэйна, поэтому решил написать именно в столицу. – Поставьте гриф особой важности.

Секретарь бодро протопал к столу, забрал скрученный пергамент, поклонился и вышел. Проводив старика взглядами, Бирм и Ганс вновь посмотрели на султана. Казалось, после всех свалившихся новостей, визирь потерял дар речи. А вот Защитник Дамаска, напротив, сразу же начал «говорить» своими руками:

– «Ты собираешься объединиться с Айданом против Тайхара? Это хорошая мысль».

– И я так считаю.

Напряженное лицо Бирма испуганно разгладилось. Визирь всегда отличался рациональностью, уравновешенностью, здравомыслием, но отнюдь не храбростью. Поэтому надвигающиеся на Эссор (да, впрочем, на всё человечество) события, ввергали его в ужас. Он понял, что Дамаск, заручившись поддержкой короля Фостэйна, собирается выступить против Берхана, но не смог произнести ни слова, дабы отговорить друга.

– Как там Шах? – перескочил на другую тему Белый.

Друзья помочь ему ничем не могли, только Айдан, поэтому обмусоливать с ними этот вопрос он более не желал.

– «Плохо», – ответил Ганс. – «Поправляется он довольно быстро. Даже начал тренировки с мечниками. Да не просто с мечниками, а еще и с магами. Дела Керибюса забросил. Мы отправили туда Пикса. Новости он оттуда присылает неутешительные. Шах совсем озверел. На контакт не идет. Связался с гильдией убийц Атонаха. Да вообще как-то подозрительно близко начал общаться с ним. Он что-то задумал, Дамаск. Похоже, милость Берхана, оставившего его в живых, Шах принял за слабость. Полагаю, от Эниры отказываться он не собирается».

Со свистом выпустив воздух, Дамаск прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.

– Ну что за идиот, – прорычал он.

Его невообразимо бесило, что самый деятельный и продуктивный из Триады скорпус, которого никогда и ничто не сбивало с пути к достижению ими власти, вдруг прогорел. Белый искренне верил, что Шах так силен, потому как не подвластен страстям и чувствам. Даже когда в Эссоре появилась Энира, султан никак не мог поверить, что Командующий влюбился. Думал, это временное явление. Обыкновенная блажь и неудовлетворенное желание, которое через пару седмиц пройдет. Однако шли года, а Шах становился всё отвратительнее и злее. Он ничего никому не говорил, но Дамаск и без этого видел, как меняется его друг. Это вызывало острое непонимание. Впрочем, обязанности свои скорпус исполнял, и все были более или менее довольны. После же инцидента в Хасаре, где Шах увидел Эниру, Белый опасался за его дальнейшее состояние. И, увы, не за физическое. Опасался он не зря. Увлеченность девушкой приобрела очень нездоровую форму. Сейчас она больше походила на манию. И с этим срочно нужно было что-то делать.

– Кардаш. Не было печали, – растирая пальцами складки на лбу, недовольно проворчал Дамаск, понимая, что нужно разбираться еще и с этой проблемой. – Ладно. Я съезжу в Керибюс.

Весь этот разговор вымотал султана окончательно. Он устало откинулся в кресле и прикрыл глаза, мечтая уснуть и проснуться, чудесным образом избавившись от всех этих сложностей, что сыпались и сыпались на его многострадальную голову.

Расслабиться ему не позволило противное щелканье. Белый недовольно приподнял исцарапанные веки и посмотрел на Ганса – источник шума. Зеленоглазый маг протягивал ему какой-то клочок бумаги. Брать его в руки Дамаск не хотел, заранее догадываясь, что, скорее всего, содержимое ему не понравится.

– Что это? – ворчливо поинтересовался он.

Вместо ответа, Ганс настойчиво потряс бумажонкой. Тяжело вздохнув, султан забрал послание, нехотя разворачивая. На мягкой желтоватой поверхности косым почерком было выведено несколько предложений на керабском:

«Дамаск, мой прекрасный и неотразимый султан, молю тебя, снизойди до рабы своей. Всем сердцем уповаю на твою благосклонность и надеюсь, что ты приедешь ко мне. Нам нужно поговорить. Обещаю, что буду вести себя хорошо».

Риккарда

Дамаск несколько раз перечитал убористые строчки. Его сердце помимо воли забилось чаще, и это не понравилось ему. Что еще задумала эта ведьма? Насколько помнил Белый, когда слова рыжей начинали сочиться сладкой патокой, она обязательно выкидывала какую-нибудь гадость. Однако он ничего не мог с собой поделать. На такой пылкий призыв тяжело было не ответить. Дамаск не желал ехать в Валор, но, конечно же, он поедет.

– Проклятье… – тихо буркнул султан, проведя ладонью по ободранному лицу, специально причиняя себе боль, после чего, поморщившись, объявил: – Завтра я съезжу до Валора, а потом отправлюсь в Керибюс.

Глава 5

Брат

Шахронд

3043 г.

Смирение – это спасение не только души, но и разума. Смирение – сила, что помогает рассмотреть то, чего не увидеть, будучи ослепленным гордыней, злостью, страхом, страстью, жадностью или горем. Смирение – власть. Власть над своими демонами. Кто-то скажет, что это слабость. Нет. Смирившись, человек обретает свободу.

Путь от Сандрилона до Шахронда занял два дня. Прекрасно осознавая, что своими собственными руками открыла врата города Светлых и вручила фархарам одну из самых важных частей Скипетра Власти, Энира всё это время находилась в плену мук совести. Шикоба использовал ее. С этим она уже ничего не могла поделать. Однако больше помогать ему лира не собиралась. Он не получит Силу иллиров, чтобы активировать артефакт, даже если Темные будут ее пытать – она не сдастся. Гир уже пробовал пару раз попросить девушку напитать мутный кристалл Силой. Эни не соглашалась, напоминая, что его просьбы выглядят подозрительно, ведь он сам уверял ее – Скипетр не нужен ему в качестве оружия, только как трофей. Пока это срабатывало. Хотя и последний дурак на этом корабле (коим себя считала Энира) уже давно понял, что Шикоба собирается использовать всю Силу артефакта до капли. Однако и он, и она продолжали играть друг перед другом роли: гир – великодушного освободителя Эвы, Эни – святую простоту и наивность. Их общение всё также было пропитано подозрительно искренней теплотой. Днем лира сидела на подлокотнике трона и слушала рассказы про земли Темных и самих Темных, про быт, про тысячелетия заточения, про жизнь самого Шикобы. Сама же теперь она старалась болтать поменьше, сто раз взвесив каждое свое слово, прежде чем произнести.

Когда они прибыли в гигантский порт, причалы которого, на удивление Эниры, были не из дерева, а из какого-то серебряного металла, гир заключил ее в полупрозрачный синий пузырь. Вероятно, это была обыкновенная магическая клетка, но Шикоба представил ее, как защитное транспортное средство, чтобы маленькие ножки не устали, следуя за широкими шагами фархаров. Эни не возражала. Всё лучше, чем на руках или плече, как попугай.

Они направлялись к бесконечно длинному зданию, что выглядывало из-за пузатых высоких желтых деревьев. Энира с интересом разглядывала необычную природу Шахронда. Здесь всё было просто немыслимых размеров. Даже песчинки белого песка выглядели раз в шесть крупнее, чем на Материке. В небе кружили сине-зеленые птицы, размером с коней. Размах их крыльев бросал неизмеримые черные бегущие тени на путников.

Кромка песка закончилась, свернувшись плотной тугой землей, на которой пышным цветом вспушилась высокая сочная трава. Она словно кланялась вернувшемуся гиру, облизывая его босые ноги, подчиняясь силе морского бриза. Из-за куста, в три человеческих роста, с раскидистыми лапами ярких зеленых листов, в форме сердец, выскочил огромный остроносый пушистый серый зверь. Он жадно объедал лиловые ягоды, размером с крупное яблоко, втягивая их в странный рот-трубочку и издавая неприятный свистящий звук. Услышав приближающихся фархаров, зверь повернул на них вытянутую голову, испуганно моргнул поразительными овальными розовыми глазами с четырьмя зрачками, после чего подпрыгнул, свернулся в шар и быстро укатился в шелестящую траву.