-Как знать, как знать… В двадцать третьем году в Баварии очень даже нарисовался один новый… фюрер. Он отсидел пару лет  в тюрьме, но в глазах народа, сам знаешь, это его только возвышает. Как некогда наших социалистов. Да и… Гинденбургу нужен человек, который поднял бы фрау Германию из такой позорной постели Версаля. Социал-демократы на это неспособны. Это болтуны, как наши кадеты.

-Вождь? Ты про кого, Володя?

-Некто герр  Адольф…, э-э-э,  Хитлер, кажется. Худощавый такой. Прыщавый, с челкой налево. Усики короткие, едва ноздри прикрывают, – не встречал? – Крестинский саркастически усмехнулся, – а впрочем… Австрияк по происхождению, ну а по замашкам – чистый баварец. По-моему, от него спички надо держать подальше… Иначе он такой костер в Европе может разжечь – мало никому не покажется.  Хотя он главной своей целью ставит борьбу и победу над большевизмом на Востоке и мне это уже… импонирует. Немцам, кстати, тоже.

-Из генералов, что ли?

-Представь себе, нет. Ефрейтор.

     «Протоколы сионских мудрецов, по тексту С.А. Нилуса, всемирный тайный заговор, Берлин, одна тысяча девятьсот двадцать второй год» – вслух прочитал Распекаев, подняв с пола раскрытую книгу и  чуть присвистнул:

-Эге! Да тут черной сотней запахло!

-А! Оставь, тут такого добра знаешь, сколько пишут. Три русских издательства в одном только Берлине. Хотя, – Владимир посерьезнел, – книжка довольно интересная. Борь, не сердись, друг, но мне надо, – Владимир чуть смутился, виновато улыбнувшись, – выпроводить э-э-э, гостей.

    Распекаев вышел вроде как покурить. Владимир, что-то горячо объясняя, быстро вывел полусонную, на ходу одевающуюся  Элен,  через черный вход.

– Если ты связан с дамой интимно, – подмигнул, вскоре вернувшийся Распекаев, – имя храни этой дамы ты сильно! Ради нее, если дама – дворянка. Ради себя, – уже расхохотался он,  разливая вино  и усаживаясь в старое потертое кресло, – если дама – крестьянка-с! Кажется, Гете!

-Ошибаешься, Борька. Это кто-то из испанцев.

-Тут хоть наши-то еще есть? – Распекаев  помрачнел, сузил глаза, – или они уже все в Париже?

-Сколько хочешь. Хотя много и уехали.  Завтра мы с тобой пойдем на похороны. Погиб один… мальчишка, юнкер. Глупо погиб… Похороны берет на себя Земгор. В два часа пополудни.

-Царствие небесное. Что, небось зарезали в толпе?

-Да нет, что ты… Кому он нужен… был. Забавы наши довели.

-Что так?

-Да дело-то обычное. Играли, коротая вечер,  в карты да допились, что вспомнили и русскую рулетку на квартире у барона фон Руктешеля… Барон  теперь очень недурно аккомпанирует  на гитаре в цыганском хоре в ресторанчике у  Сахно – Устимовича.

-Неужели?.. Адъютант самого… Государя?

-Забавно, не правда ли… Был адъютант Императора всероссийского, а стал теперь повар в дешевой  берлинской забегаловке. Так вот, играли, дурачились по своему обыкновению, пили до поросячьего визга… Поругались с каким-то поручиком, уж не знаю из-за чего, может быть из-за дамы-с… И давай крутить барабан у виска! Немцы вскочили с мест, с ужасом наблюдают. А ему кто-то подсунул заместо его нагана – револьвер. Может, думали, услышит щелчки револьверного барабана да и одумается! Он по привычке положил оружие  набок и упер в висок. Тишина гробовая, барабан щелкает, а ему хоть бы хны! Пьян, говорю же. Ну и… не повезло бедняге. Был бы наган, понятно, барабан с патроном остановился бы внизу, а не напротив ствола,  и… вечер не был бы испорчен. Так пойдешь?

Владимир рассказал это все с каким-то веселым азартом, блестя глазами. Вспомнилось вдруг,  как и сам он отрешенно крутанул когда-то барабан там, в опустевших горах, в двадцатом году, весной…

-Да-а-а.., -глухо протянул Распекаев, – дела тут у вас… Нет, ну на фронте от скуки в «кукушку», небось,  все играли, так ведь на фронте скучно… И к смерти привыкаешь. А тут…

-А тут, дорогой Распекаев, то же.., – начал было Владимир и, махнув рукой,  отчего-то осекся. Установилась тишина.

-Ну, а Вы, господин полковник… Чем пробавляетесь-то да  в славном городе Берлине-с?

-Да так… Сперва жил по «желтой карточке», забавно, не правда ли? Это был ад, дорогой Распекаев. Давали ее на три месяца, потом продлевай. Едешь в полицейское управление, потом в окружной участок, потом в канцелярию по регистрации… На бирже труда тебя, как лицо без гражданства, на учет не ставят, а всякий работодатель, едва распознавши в тебе русского, требует громадный задаток да еще в валюте… Как будто мы все богатые дворяне!  Здорово помог мой довольно сносный немецкий. Да терпение и еще раз терпение, как говаривал генерал Куропаткин. Кем я только ни был, боже правед-ны-ы-ый! И прачкой, и ретушером у фотографов, и грузчиком товарных вагонов… Поддался одно время на разговоры и заключил контракт с одним французом на работу в шахте Лотаррингии. За двадцать франков в смену. Приехали туда с тридцатью донскими казаками, город Кнютанж. Вскоре обнаружили, что платить собираются пятнадцать франков. Итальянцам и французам, работающим с нами в паре – двадцать пять, тридцать франков. А нам – пятнадцать, каково, а? Вернулся с горем пополам обратно. Вот, теперь освоил ремесло шоферское. Баранку грузовика кручу день и ночь. Но теперь все плохо. Кризис! Немцам самим делать нечего, не то что нам, чужакам.

-Слабовато для полковника Генштаба.

-Поди ж ты! Есть примеры и похлеще. Ты вот знавал генерала фон Фусса?

-А то! Личный друг, особо приближенные к Императорскому Величеству-с! Бывало, стоишь в карауле во дворце, а он, пьяное рыло…

-Так вот, теперь это… рыло отпустило в два клина бороду а ля губернатор и, чтобы не помереть с голоду, ловко набивает сигареты в небольшой табачной лавке на Александер-платц.  А в трех шагах от его лавки небезызвестный господин Аваков, представьте себе! Построил самогонный аппарат, ну, вроде тех, которые мы все наблюдали в хуторках Малороссии, да и производит крепкие напитки. И ведь как берут!

-Ишь ты, – ухмыльнувшись, качнул головой Распекаев, – надо бы как-нибудь зайти, отведать…

-Заработаешь – отведаешь. Тут раньше нашему брату легко было, когда марка падала, после их… революции. Разумеется, у кого хоть что-то за душой было. Делали обмен валюты и тех же камушков в обе стороны, да и жили припеваючи. Такие очереди выстраивались у конторок менял. Многие наши со всей Европы ездили в нищий Берлин специально за этим. А потом… Ввели рентную марку, пришел конец всем этим диким спекуляциям в валюте. А потом… Раппальский договор и все! Газеты раскупались, мама не горюй! У России к побежденной Германии нет претензий, Германия снимает с России блокаду. А большевикам того и надо! Станки, станки, станки! Тут Маяковский постоянно отирался, все вещал про братство русского и немца и предсказывал новый виток мировой революции. Мировая революция идет, господа! И большинство наших тут же в ужасе двинулись дальше, в Париж! Ведь тут, недалеко, в шестиста верстах от русской границы,  сидели почему? Ждали конца большевиков! Нате вам, господа, выкусите!