От свежего морозного духа вдруг засвербело горло, пошла кругом голова. Достал кисет, набил махрой и заслюнявил уже было самокрут.Полез в боковой карман френча за спичками.

 -Товарищ Остапенка… Вы, што ль? – вдруг раздалось откуда-то из глубины двора, из темноты.

-Ну я,допустим, -Гришка щелкнул затвором револьвера, пристально всматриваясь в темень. Но только редкие снежинки, весело сверкая в тусклом отсвете ущербной луны, медленно кружились по двору.

-Хто такие? Какой части? Как прошли караул?

-Мы тово… Из пятой сотни, блиновцы. От товарища Лозового.

-Ну, знаю. С чем пришли?

-Та вот. Пленного привели. Батюшку из храма. Товарищ Лозовой велел в штаб корпуса доставить. К самому товарищу Думенке.

Из тьмы вдруг вынырнули четыре приземистые фигуры в мохнатых казачьих папахах и коротких кавалерийских шинелях, запорошенные снегом. Меж них выделялась высокая фигура в черном до пят одеянии без головного убора с широкой окладистой бородой.

-Тьфу! – Гришка выругался, мотнул головой, -а нам тута он… на кой? Лозовой што, на месте ево не мог кончить?

-Нам приказано, товарищ Остапенка…Вот мы и доставили.

-Ладно, ведите. Сюды, в сени. И сами, – он пристально всмотрелся в уставшие лица конвойных, – тута пока перебудьте.

И, повернув голову, крикнул в коридор:

-Терещенко! Терещенко, твою мать на всю дивизию!! Пр-роворонили, падлы? Р-разобраться с караулом!

    Мокеич, как будто и не спал вовсе, с бодрым видом сидел в глубоком кожаном кресле купца первой гильдии, с любопытством рассматривая высокого священника, присланного из блиновской дивизии.

-Говори.

Тот еще какое-то время пытливо и молча всматривался в осунувшееся, с широкими скулами лицо комсвокора. Затем неловко свел ладони, опустил глаза:

-Так вот ты какой… Думенко.

-Уж какой есть. Говори.

– Я не говорить с тобой пришел.С тобой говорить там, -он поднял глаза и палец в потолок, -будут. Я… просить тебя пришел.

-Выручить кого хочешь, поп? От справедливой пролетарской пули…Спасти?

-Нет! – вскинув подбородок, тихо, но твердо произнес священник и Гришка вдруг увидел, как горит его взгляд.

-Я не буду просить тебя, ибо у врага можно просить только пощаду. А мне она не нужна.Именем Христа… Я буду просить тебя как… русский человек русского человека. Не более! – батюшка медленно обвел повлажневшими глазами стоящих вокруг конников и Гришка, вдруг опять встретившись с этим твердым и спокойным взглядом, невольно опустил голову.

-Но и не менее!!

Воцарилась тишина.

-Давай дальше, поп, мне некогда. Ты, как мне только что доложили, пришел тайно, ночью, отпеть наших убитых врагов на персияновской позиции. Да был задержан часовыми?

Батюшка вдруг сделал несколько шагов в сторону Мокеича, не отводя глаз от его осунувшегося лица. Гришка напрягся, подался вперед, сжал в ладони рукоятку браунинга.

    -Господь, как видно, скоро призовет и тебя, -он коснулся длинным узловатым пальцем желтой щеки комсвокора, -но ты… можешь теперь… Хоть как-нибудь искупить грехи свои земные.

-Ты говори, батюшка, мне ведь некогда псалмы с тобой петь…

-Хорошо! Там, -священник показал рукой на север, -на персияновских высотах, перед позициями артбатарей лежат верные сыны Отечества, мертвые лежат. И я, как слуга Господа нашего Иисуса Христа, хотел отслужить молебен по павшим воинам. Чтобы Господь принял и упокоил навек их мятущиеся души…Причастить израненных, умирающих  воинов…

  Он умолк, прикрыл глаза под по-детски мохнатыми ресницами. В комнате стояла тишина, лишь изредка нарушаемая веселым перетреском дров в печи.

  -Так в чем же дело. Иди, помахай там своим кадилом.Да и пусть их закапывают…Мало мы их раньше зарыли? Как собак, без вашего поповского отпевания?

-Окстись, безбожник! – батюшка злобно сверкнул глазами, его рот подернула судорога, -твои псы меня не пускают с последним напутствием к убиенным воинам…

    Думенко, молча потупившись в пол,  просидел, согнувшись в кресле и слегка раскачиваясь,  еще с минуту. Потом он резко поднялся, подошел вплотную к священнику, снизу вверх, сузив зрачки, пристально всматриваясь в него:

-Значить, мои орлы – псы, говоришь? Эхе-хе… Хорошо! Ты можешь исполнить свой долг, поп. Но при одном условии.

Он опять задумался, морща широкий лоб, всматриваясь в темень за окном. Не поворачивая головы, сказал глухо:

-Условие это… Я обскажу тебе там, на месте. Гришка! Готовь сани для батюшки. И конвой по коням!

   С посеревшего от обильного снегопада неба уплыл, растворился куда-то еще недавно сиявший над спящими, израненными множественными воронками артиллерийских снарядов, персияновскими позициями  мирный лунный свет.

Над свежевырытой пленными широкой траншеей, по обе ее стороны,  лежали раздетые до окровавленного белья, чуть припорошенные снегом, несколько десятков трупов артиллеристов и пулеметчиков, накануне оборонявших от Второго конкорпуса персияновские высоты.Их посиневшие ступни нелепо топорщились, нависая над желтеющим глиной краем могилы. Вокруг еще дымился, догорал после недавнего боя кустарник, пламя изредка вырывалось то там, то тут, и тогда плясали и колыхались розовые тени от этих ступней по едва присыпанному снегом краю могилы и эта страшная ночная пляска мертвецов в ночной тишине отчего-то кольнула Гришке в самое нутро. Он вздрогнул, сплюнул через плечо. Всмотрелся в убитых. Некоторые были обезображены до неузнаваемости. Знакомых вроде не было.

    Думенко, как всегда, по-молодецки соскочил с Панорамы, закинув повод Гришке.Добродушно улыбаясь, тоже бегло оглядел покойников.

   Батюшка вышел из саней и, шепча молитвы и истово крестясь, подошел к краю могилы.

-Как русский человек русскому, говоришь…

Мокеич долго всматривался куда-то вдаль, вверх, в темень январской ночи и заговорил не сразу, тихо и медленно подбирая слова:

  -Гляди, што я тебе скажу, поп. Вы, попы, верно, завсегда служили русскому народу, ну, как служили… Ну, отпеть там, причастить, венчать опять же… И народ вам верил. И народ вам не жалел последнюю копейку. Нешто ж не жалел? Но как только этот униженный народ встал, чтобы смахнуть, как грязь, всех паразитов, всю скверну с себя, с… России, вы, попы, тут же ополчились против этого народа. Как псы гавкучие. Заместо того, чтоб быть с ним… Супротив той самой гадости, о какой говорю. Вы, попы…

-Да как ты можешь, богохульник…

-А теперь гляди, -твердо перебил батюшку Мокеич, -гляди. В конце рядов твоих… покойников будет стоять наш боец с винтовкой. Вон он, видишь? Невысокий такой? Ну, какого мамка вылупила. Как только закончишь – он уложить тут же и тебя рядом с ними. Штыком уложить, иль пулей, не знаю. А вот ежели… Если жить еще хочешь, я даю тебе слово командира, отпущу на все четыре стороны. Просто, повернись, да и уходи, не держу. Давай, решай, некогда мне.