А теперь я лежу здесь - в пятом часу - верчу кольцо и вся в волнении из-за нашего разговора в Центральном парке. Я вздыхаю, снимаю кольцо, снова надеваю его, крутану несколько раз и замираю, когда слышу шевеление с другой стороны дверей офиса. Я вижу, как ручка сдвигается, и хватаю книгу, зарывшись в нее носом, в надежде выглядеть поглощенной.

Двери скрипят, что побуждает меня оторвать взгляд от случайной страницы, на которой я открыла книгу, и нахожу Миллера, стоящего на пороге и наблюдающего за мной. Его ноги босые, верхняя пуговица на джинсах расстегнута, рубашка выброшена. Его темная копна волн превратилась в растрепанный беспорядок, как будто он провел рукой по кудряшкам. И я знаю, что как только я ищу его глаза, он именно этим и занимается. Они переполнены отчаянием. Затем он пытается улыбнуться, и я чувствую, как миллионы болтов вины пронзают мое упавшее сердце. Положив книгу на стол, я сажусь и подтягиваю колени к подбородку, обнимая руками ноги. Напряжение все еще остается сильным, но то, что он снова рядом, возрождает мое утраченное спокойствие. Фейерверк, потрескивающий под моей кожей, проникая глубоко, знакомо и успокаивающе.

Он проводит несколько минут в молчании, положив руки в карманы, прислонившись к дверному косяку и размышляя. Затем он вздыхает и, не говоря ни слова, подходит, чтобы оседлать шезлонг позади меня, поощряя меня двигаться вперед, прежде чем он успокаивается, кладет руки мне на плечи и прижимает мою спину к своей груди. Мои глаза закрываются, и я впитываю его все - его чувства, его сердцебиение против меня и его дыхание в моих волосах.

«Прошу прощения», - шепчет он, прижимаясь губами к моей шее. «Я не хотел тебя огорчать».

Мои руки начинают медленно вращать ткань его джинсов. 'Все нормально.'

'Это не хорошо. Если бы у меня было одно желание, - начинает он, поднося свои медленно движущиеся губы к моему уху, - я бы хотел быть идеальным для тебя. Больше никого, только ты.

Я открываю глаза и поворачиваюсь к нему лицом. «Твое желание должно быть сбылось».

Он немного смеется и кладет руку мне на щеку. «Ты, должно быть, самый красивый человек из когда-либо созданных Богом. Вот.' Его глаза блуждают по моему лицу. 'И тут.' Затем его ладонь лежит на моей груди. Он нежно целует меня в губы, затем в нос, щеки и, наконец, в лоб. «На столе есть кое-что для тебя».

Я инстинктивно отдаляюсь. 'Что это такое?'

'Пойди и посмотри.' Он побуждает меня встать, прежде чем откинуться назад и показать жестом в сторону дверей офиса. 'Быстро-быстро.'

Мой взгляд скользит от дверей к Миллеру, взад и вперед, пока он не приподнимает бровь, глядя на меня, и мои осторожные ноги начинают действовать. Я осторожно прохожу по балкону, наполнена любопытством, чувствуя, как голубые глаза горят мне в спину, и когда я добираюсь до двери, я смотрю через плечо. На его идеальном лице есть намек на улыбку.

«Иди», - говорит он, беря мою книгу со стола и листая. Мои губы сжимаются, когда я иду к королевскому столу, и я задерживаю дыхание, когда усаживаюсь в зеленое кожаное кресло. Но мое сердце начинает отскакивать от грудины, когда я вижу конверт, расположенный в центре, идеально размещенный, нижний квадрат с краем стола. Я нахожу свое кольцо и начинаю крутить его на пальце, обеспокоена, осторожна, любопытна. Все, что я вижу, когда смотрю на этот конверт, - это еще один конверт - тот, что на столе Миллера в Ice, тот, который содержит письмо, которое он написал мне, когда бросил меня. Не уверена, что хочу это читать, но Миллер положил это туда. Миллер написал все, что содержалось внутри, и эти две комбинации делают одну очень любопытную Оливию Тейлор.

Зачерпнув его, я открываю шов, замечая, что клей все еще влажный. Я вытаскиваю листок и медленно разворачиваю его. Затем я делаю глубокий вдох и готовлюсь к его написанным словам.

Моя милая,

Я никогда не буду делать ничего меньшего, чем поклоняться тебе. Каждый раз, когда я чувствую тебя или касаюсь твоей души, это навсегда останется в твоем прекрасном уме - и даже больше. Я уже говорил тебе все это раньше. Нет слов, которые могли бы оправдать мои чувства к тебе. Я часами просматривал словарь английского языка в поисках их - ничего. Когда я пытаюсь выразить себя, ничего не получается. Но я знаю, насколько глубоко ты ко мне относишься. И это делает мою реальность почти невозможной для понимания.

Мне не нужно стоять перед священником в доме Божьем, чтобы подтвердить свои чувства к тебе. Во всяком случае, Бог никогда не ожидал нас, когда сотворил любовь.

Нет ничего, что могло бы или когда-либо могло бы сравниться.

Если ты хочешь принять это письмо как мое официальное обещание никогда не покидать тебя, я вставлю его в рамку и повешу над нашей кроватью. Если ты хочешь, чтобы я произнес эти слова вслух, то я сделаю это на коленях перед тобой.

Ты моя душа, Оливия Тейлор. Ты мой свет. Ты моя причина дышать. Никогда в этом не сомневайтесь.

Будь моим навеки, умоляю тебя. Потому что я обещаю, что я твой.

Никогда не переставай любить меня.

Навеки твой, Миллер Харт

Х

Я перечитал это снова, на этот раз со слезами, текущими по моим щекам. Эти изящно написанные слова поразили меня еще сильнее, заставив по-настоящему понять любовь Миллера Харта ко мне. Так что я читаю это снова и снова, каждый раз мое сердце согревается, и моя любовь к нему все усиливается, пока я не становлюсь эмоциональной катастрофой, рыдаю по всему шикарному столу, мое лицо болит и опухает от моих неустанных слез. Миллер Харт прекрасно выражает себя. Я знаю, что он думает обо мне. Теперь я чувствую себя глупо и виноватой за то, что нерешительно. . . за то, что придала этому такое большое значение, даже если я сделала это про себя. Но он видел мои внутренние потрясения. И он это признал.

'Оливия?'

Я поднимаю глаза и вижу его в дверном проеме с обеспокоенным выражением лица.

- Я тебя огорчил?

Каждая ноющая мышца разжижается, мое эмоционально истощенное тело опускается на стул. «Нет. . . Я. . . это просто . . . Я поднимаю письмо, машу им в воздухе и вытираю глаза. «Я не могу. . .» Собираюсь с силами, чтобы сказать что-то понятное и выплюнуть. 'Я так виновата.'

Я встаю из-за стула, заставляя ноги удерживать меня, и подхожу к нему. Моя голова немного трясется, я злюсь на себя за то, что заставила его почувствовать необходимость объяснений, хотя я уже знаю, что он чувствует.

Когда я всего в нескольких футах от него, его руки раскрываются, приветствуя меня в своих объятиях, и я практически бросаюсь на него, чувствуя, как мои ноги отрываются от пола, а его нос направляется прямо в свое любимое место. «Не плачь», - успокаивает он, сжимая хватку. «Пожалуйста, не плачь».

Я не могу говорить через свои эмоции, поэтому я возвращаю его яростные объятия, впитывая все знакомые острые края его тела в мои. Мы остаемся путаницей целую вечность, я изо всех сил стараюсь собраться, а Миллер терпелив, пока я это делаю. В конце концов он пытается отделить меня от своего тела, и я позволяю ему. Затем он падает на колени и тянет меня к себе. Эта красивая улыбка встречает меня, его руки убирают мои волосы с моего лица, а его большие пальцы собирают слезы, которые все еще текут из моих глаз.

Он хочет заговорить, но вместо этого поджимает губы, и я вижу его внутреннюю борьбу за то, чтобы озвучить то, что он хочет сказать. Я говорю вместо этого. «Я никогда не сомневалась в твоей любви ко мне, что бы ты ни говорил».

'Я рад.'

«Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя хреново».

Его улыбка растягивается, а глаза сияют. 'Я волновался.'

'Почему?'

'Потому как . . . ' Его глаза опускаются, и он вздыхает. «Все женщины в моем списке клиентов замужем, Оливия. Благословенное кольцо и сертификат, подписанный святым, для меня ничего не значат ».

Его признание меня не удивляет. Я помню, как Уильям громко и ясно сказал, что Миллер Харт борется с моралью. Секс с замужней женщиной в обмен на деньги, вероятно, никогда не стоил ему ни капли стыда - пока он не встретил меня. Я кладу кончики пальцев на его темную челюсть и подношу его лицо к себе. «Я люблю тебя», - подтверждаю я, и он улыбается, но это нечто среднее между грустью и счастьем. Там светло и темно. «И я знаю, как ты очарован мной».