(Конец записи)
В ЗАЛЕ, ЗАЛОЖНИКИ
СВЕТЛАНА ГУБАРЕВА, инженер из Караганды (партер):
Сэнди, мой американский жених, раньше меня понял, насколько это серьезно. Я еще порывалась что-то ляпнуть захватчикам по поводу свободы личности, а в какой-то момент у меня появилось безудержное желание просто встать, сказать, что я не желаю играть в эти игры с захватом, и выйти из зала. Это было похоже на поведение упрямого ребенка, которому говорят «сиди», а он встает. Я по натуре очень строптива, упряма и в тот момент почти не контролировала себя. Но Сэнди взял меня за руку, обнял, сказал, что это очень опасные люди, что я должна сохранять спокойствие. И какое-то время еще продолжал меня обнимать, контролировать, внушать, что тут не до шуток. Потом расстегнул рукав своей рубашки и на руке написал авторучкой: «Debora, I love you!» Дебра – это его 15-летняя дочка, которая осталась у него в Штатах, в Оклахоме. Затем стал мне и Саше, моей дочке, объяснять, что если будут стрелять, то надо прятаться так, чтобы голова не высовывалась. И лучше, если задница тоже не будет высовываться…
Анна Андрианова, газета «Московская правда»:
Мы сидели, окруженные вооруженными людьми в камуфляжной форме. У нас в ногах была мина. Боевики с нами в контакт не вступали, общались в основном между собой, ходили туда-сюда, женщин своих ставили определенным порядком, у женщин на поясах висела взрывчатка. Минировали по всему периметру зала. Два обмотанных взрывчаткой стула поставили на сцену. Сзади, где окошко звукорежиссера, тоже. И по бокам. Везде.
Николай Любимов, 71 год, сторож ДК на Дубровке:
Когда произошел захват, мы с моим напарником-сторожем в этом ДК были снаружи здания. Мы услышали шум, решили, что кто-то бьет в зале окна, и пошли искать хулиганов. Тут на меня выскочил один из чеченцев, наставил автомат и повел в зал. Там все уже сидели в оцепенении, чеченцы минировали зал и стреляли над головами, а прятаться не давали. Взрывные устройства они привязывали к спинкам кресел, а провода тянули к пульту, который был в центре зала. У пульта стояла вооруженная чеченка. Другой чеченец минировал зал – громко разматывал липкую ленту-скотч, рвал ее, вставлял детонаторы, приматывал детонаторы и взрывчатку к креслам. Потом, орудуя автоматом, стал зачем-то выламывать спинки кресел. Когда он достал нож, я испугался…
ЗИНАИДА ОКУНЬ, менеджер телекоммуникационной компании (первый ряд партера):
А возле нас с Аллой Петровной, на сиденье в первом ряду – сумка большая, тяжелая. Боевики ее туда бросили, когда в зал ворвались. И вот чеченец стоит теперь над ней, нервничает, что-то достает, какие-то пакеты, взрывчатку, а нам все говорит, как им там, в Чечне, тяжело. Как там люди страдают из-за этой войны, сколько детей погибло, женщин. «Скажите спасибо, – говорит он, – что мы вас четыре года не трогали…» Я думаю: молчать надо. А он все правительство наше ругает. Мы молчим. Он опять ругается. Я ему говорю: «С ума каждый сходит по-своему». И тут он вскидывает на меня автомат: «Ты мне надоела. Я сейчас тебя пристрелю!» Вот таким тоном. Я говорю: «Не надо, я молчу». Взяла платочек, накрыла лицо и сказала себе: все, меня здесь нет…
АЛЕКСАНДР СТАЛЬ, 21 год, студент (балкон):
Один флаг – арабская вязь на черном фоне – повесили на сцене, второй такой же – в бельэтаже, на перегородке, за которой размещались звуковая аппаратура и компьютеры. Кстати, первое время эта аппаратура передавала на сцену и декорации световые эффекты – солнечные зайчики, узоры, ромашки. Потом один из боевиков залез туда и прикладом разбил часть мониторов, некоторые опрокинул, пару раз, кажется, выстрелил. После этого никаких ромашек на сцене не было…
Марина Колчина и Наташа Салина, студентки, школа танца «Иридон»:
В боковом флигеле ДК шли занятия нашей школы. Мы занимаемся ирландскими народными танцами, никакого отношения к «Норд-Осту» не имеем. И про захват ничего не знали, наверное, до 10 часов – у нас музыка гремела, и мы ирландский стэп репетировали, а это такой грохот!.. Но когда террористы стали минировать зал, там стало так тихо, что они услышали наш топот и решили, что это где-то стреляют. Они выскочили из зала, ворвались во флигель и видят: мы, двадцать пять человек в туфлях с эбонитовыми подошвами, синхронно отбиваем стэп. А они-то думали, что это пулеметная очередь. Ну и тот, который ворвался, – у него вот такие глаза, он закричал: «Ложись!» Мы ничего не поняли, у нас было впечатление, что он шутит. Но только до тех пор, пока он не выстрелил. Два выстрела в потолок, штукатурка с потолка полетела на нас, стало страшно, мы упали под гимнастический станок. Он еще раз выстрелил, потом приказал всем подняться и идти за ним. Мы пошли. Он кричит: «Бегом!» Мы побежали. Мы бежали по стеклам, потому что стеклянные двери в переходе из флигеля уже были разбиты – они били их прямо перед нами, чтобы мы быстрее прошли. Мы пробежали в зал, нам приказали садиться на свободные ряды в конце зала – это был четвертый, наверное, сверху ряд. Мы сели и стали ждать. Мне казалось, что сейчас все рассядутся и эти люди скажут, чего они от нас хотят. Может быть, какая-то лекция будет и нас отпустят. Рядом сидела моя подружка, я с ней поделилась этими мыслями, но она посмотрела на меня так удивленно и сказала: «Нет, Марина, мы в заложниках, и, наверное, надолго». И тут наступил ужас, просто ужас…
СЕРГЕЙ ЛОБАНКОВ, режиссер по пластике, руководитель детской труппы «Норд-Оста»:
Параллельно со спектаклем шла репетиция с детьми в репетиционном зале. Я и Галина Делятицкая разучивали с ними сцену из мюзикла «Оливер Твист». Поскольку звукоизоляция между репетиционным и зрительным залами очень хорошая, мы никаких выстрелов не слышали и не знали, что происходит. Когда в двери показался человек в камуфляже, первая мысль была, что это, видимо, какая-то эвакуация. Я стал торопить детей: быстрее, быстрее собирайтесь. Но когда мы вышли из репетиционного зала, нас повели на балкон. Тут-то я увидел чеченцев-боевиков и понял, что это что-то очень серьезное. Нас посадили на свободные места. Я оказался рядом с плачущей девочкой. Эта девочка сидела со своими одноклассниками, из школы «Золотое сечение», и захват на нее произвел очень сильное впечатление, она плакала навзрыд. Я стал ее успокаивать, старался вывести из шокового состояния…
СВЕТЛАНА ГУБАРЕВА, инженер из Караганды (партер):
У женщин-чеченок была валерьянка, они всем давали валерьянку, чтобы успокоить. А Сэнди молился. Он не крестился, но его руки были так сложены и он так пристально смотрел перед собой куда-то в пространство – было видно, что человек молится. Я смотрела на него и чуть не ревела: надо же! Мы с таким трудом нашли друг друга, и нате вам – угодили в такой кошмар!
А ведь как хорошо все у нас начиналось…
В Интернете есть сайты знакомств. Масса! Я даже не думала, что столько одиноких людей по всему миру. И вот я, живя в Караганде, два или даже три года общалась с миром и людьми виртуально. А однажды, уж не помню почему, я просто так бродила по Интернету, запустила «поиск» и нашла анкету Сэнди. Обычно я никогда за пределами России никаких знакомств не искала и не писала людям, которые не говорят по-русски. Потому что мой первый брак принес мне только отрицательный опыт, и подруги мне все время говорили: «Ты и по-русски с человеком договориться не можешь, куда тебе с иностранцами знакомиться!» Но тут что-то меня толкнуло, я заглянула на сайт США и попала на его, Сэнди, анкету. И что мне понравилось: он не выставлял никаких требований, как другие мужики обычно делают – блондинка, глаза голубые, «90 на 60 на 90» и прочее. Нет, он, наоборот, ограничил возраст своей потенциальной невесты в другую сторону, он написал: ищу женщину не моложе 38 лет. Я подумала: вот мужчина ищет себе человека, а не украшение будуара. И еще была там приписка: учу русский язык.
