Он перевел рычаг, и загоревшаяся лампочка подтвердила, что машина готова к действию. Большой бак для водорода был полон. Джагу потянул выдвижную панель с тремя рычажками и перевел вперед один из них.

«Огненная Птица» бесшумно покатилась вперед, вверх по скату. Как только машина выехала из гаража, Джагу нажал на кнопку, и створчатые ворота закрылись. Он вырулил на дорогу, миновал каменных предков, а потом свернул направо, на частное шоссе. Петляя по зарослям векса (алых деревьев, похожих на сосну), Джагу проехал по нему около мили. Только повернув на общественное шоссе, которое шло в этом месте под гору, он отжал рычаг скорости до упора. Столбик спидометра — прибора, похожего на градусник, — за двенадцать секунд достиг деления, соответствующего скорости в 135 миль в час.

Когда он взлетел на холм и стал спускаться вниз, ему пришлось резко вырулить влево, обгоняя большой автофургон.

Но встречных машин не было, и его сигнал только по-гусиному гоготнул в ответ негодующим гудкам водителя грузовика.

Ему захотелось, чтобы все осталось по-старому. Раньше, когда аристократ хотел путешествовать без задержек, он извещал об этом полицию. Полицейские ехали впереди, расчищая ему дорогу. Сейчас оставить в силе эту древнюю привилегию значило бы препятствовать мощному развитию коммерции. Бизнес стоял на первом месте; так что у него были такие же права, как у любого другого. В отличие от предков, в случае, если он кого-нибудь переедет или столкнет на обочину, его арестуют.

Предполагалось, что ему надо было соблюдать даже ограничения скорости. Обычно он это делал… но этой ночью что-то не хотелось.

По пути ему встретилась дюжина других машин, некоторые — с устаревшими двигателями внутреннего сгорания. Через несколько миль пути он сбавил скорость достаточно, чтобы благополучно свернуть на другую частную дорогу, хоть шины и визжали, а машину занесло.

Проехав четверть мили, Джагу остановился. Здесь он должен был подобрать Алаку. Они обменялись коротким поцелуем.

Потом Алаку прыгнул в машину рядом с Джагу и откинулся на подушку; кабина закрылась, машина развернулась, и они умчались прочь.

Алаку отстегнул от пояса фляжку, отвинтил крышку и предложил Джагу выпить. Джагу высунул язык в знак отказа, и Алаку поднес фляжку к собственному рту.

Сделав несколько глотков, он сказал:

— Мои родители опять ко мне приставали, почему я не найду себе супружескую группу.

— Ну?

— Ну, я сказал, что женюсь на тебе, Фавани и Туугии. Ты бы слышал эти охи и вздохи, видел бы эти красные лица, распушенные хвосты, машушие перед носом пальцы! А уж слова! Я их немного успокоил, когда сказал, что просто шучу.

Но все равно мне пришлось выслушать длинную пламенную лекцию о вырождении современной молодежи, ее непочтительности, доходящей до богохульства. О том, что юмор-де хорошая штука, но есть святые вещи, над которыми нельзя смеяться. И так далее. Если, мол, низшие сословия хотят забыть о кланах и жениться на ком попало, так от них ничего другого и ждать не приходится. Когда растет индустриализация, урбанизация, перемещения населения, происходят массовые миграции и так далее, пролетариат, понятно, не может поддерживать чистоту крови своего клана. Да им это и не очень важно. Но для нас, джорутама, аристоев, это очень много значит. Что будет с обществом, религией, правительством и т. д., если великие кланы позволят всему смешаться? Особенно если наш клан, мы, Двузубые Орлы, будем показывать дурной пример другим? Да ведь и тебе говорили то же самое.

В знак согласия Джагу резко втянул в себя воздух.

— Миллион раз. Только боюсь, что я шокировал своих родителей еще сильнее. Ставить под сомнение строгость выбора супругов — это, конечно, нехорошо. Но предположить, что вера в духов наших предков может — всего лишь может — оказаться выдумкой, пережитком старых суеверий… знаешь, пока не коснешься всего этого, не сможешь представить, что такое оскорбить родительские чувства. Мне пришлось пройти через церемонию очищения — семье она обошлась недешево, да и меня утомила. А еще мне пришлось просидеть четыре часа под замком в подземной келье и слушать транслировавшиеся туда проповеди и молитвы. И никакой возможности выключить эту гадость. Хорошо хоть эти песнопения помогли мне уснуть.

— Бедный Джагу, — сказал Алаку, похлопав его по руке.

Через несколько минут, перевалив через вершину холма, они увидели внизу, у подножия длинного склона, сдвоенный луч света от фар машины, стоящей у обочины.

Джагу остановился рядом. Из машины вышли двое и забрались в его «Огненную Птицу»: это были Фавани и Туугии. Фавани принадлежал к клану Трех Львов, Туугии был из Драконов Раздвоенное Жало. Все обменялись поцелуями. Затем Джагу вырулил обратно на шоссе и потянул за рычаг, разогнавшись до максимальной скорости.

— Куда мы сегодня поедем? — спросил Туугии. — Я получил только последнюю записку. Фавани мне звонил, но я не мог долго разговаривать, и упоминаний о сегодняшнем вечере тоже пришлось избегать. Мне кажется, мои родители подслушивают мои телефонные разговоры. Драконы всегда славились чрезмерной подозрительностью. В нашем случае для этого есть хороший повод хотя, надеюсь, они об этом не знают.

— Сегодня ночью мы едем к мемориалу Сиикии, — сказал Джагу.

Его попутчики разинули рты.

— Это туда, где была великая битва? — спросил Алаку. — Где лежат наши предки, павшие в этом сражении и похороненные? Где…

— Где каждую ночь собираются призраки и убивают каждого, кто осмелится бродить между ними? — закончил Джагу.

— Но это все равно что напрашиваться!

— Вот мы и напросимся, — сказал Джагу. — Ты ведь не веришь в эту чепуху? Или веришь? Если так, то лучше вылезай сейчас. Как только придешь домой, попроси о ритуальном очищении, и пусть тебя хорошенько выпорют. Того, что мы уже сделали, вполне хватит, чтобы расшевелить духов — если они существуют.

На мгновение все замолчали. Потом Фавани сказал:

— Дай-ка мне бутылку, Алаку. Выпью за презрение к духам и за нашу вечную любовь.

Джагу деланно засмеялся. Он сказал:

— Хороший тост, Алаку. Только лучше бы ты выпил за Ваатии, гения скорости. Если он есть, нам сейчас понадобится его благословение. У нас на хвосте полиция!

Остальные обернулись посмотреть, что обнаружил Джагу в зеркале заднего вида. Сзади примерно в миле от них то вспыхивал, то гас желтый огонь. Джагу щелкнул переключателем, чтобы слышать наружные звуки, и повернул колесико усилителя. До них донесся лай патрульной сирены.

— Еще одна штрафная квитанция, и родители отберут у меня «Огненную Птицу», — сказал Джагу. — Держись!

Он нажал на кнопку. На пульте управления зажегся огонек, подтверждающий, что номерные знаки прикрыты щитками.

«Огненная Птица» догоняла легковой автомобиль: свет его фар приближался, становился все ярче и ярче, и Джагу дал гудок. За секунду перед тем, как всем показалось, что сейчас они столкнутся — возлюбленные Джагу стали испуганно взывать к духам своих предков о спасении, — он выскочил на дорогу прямо перед автомобилем. До них донесся визг шин, задымившихся от трения, и жалобное блеяние удалявшейся машины, которую они чуть не протаранили.

Его пассажиры молчали; они были слишком напуганы, чтобы протестовать. Кроме того, они знали, что Джагу все равно не обратит на это внимания. Он скорее убьет их и себя, чем позволит, чтобы их поймали. И правда, лучше умереть, чем дать себя выставить на всеобщее посрамление, выслушивать обвинения родителей и подвергнуться ритуальному очищению.

Проехав полмили, Джагу нагнал громыхающий полуприцеп.

Он не мог обойти его слева, потому что двойной луч света на встречной полосе был слишком близко, а если затормозить, их догнал бы патруль. Поэтому он вырулил направо, на обочину.

Не сбавляя скорости.

К счастью, обочина оказалась относительно ровной и широкой. Как раз такой, что на ней умещалась «Огненная Птица»: в дюйме от правого колеса обочина обрывалась, переходя в почти вертикальный обрыв. У подножия холма, серебрясь в лунном свете, тек ручей, Он бежал вдоль склона, поросшего густым лесом.