– Нет.

Она замолчала, но что хотела сказать, он знал. Зачем говорить, если и так все ясно. Анри понимал, его работа, планы о выпусках новых книг лишь надводная часть айсберга, а, скрывающаяся под темной гладью, почти невидимая никому – важнее. Дом, семья, уже выросшие дети, маленькие внуки и внучки – тихая радость и надежная гавань на излете лет. Когда он был молодым, то виделся ему узкий круг друзей у родного очага. Он мечтал об этом мирке, но иногда второй голос нашептывал ему, что желание иметь семью это всего лишь одна из форм эгоизма. Особая форма, хитрая и коварная. И до сих пор так. Порой сомнения накатывали, и всплывал вопрос: «А что я сделал в жизни?» Семья – дань социальным традициям. Она порой невыносима, порой приятна, но необходима. Без поддержки никуда. Ну, а кроме этого? Анри показалось, что должно существовать нечто важное и великое. Он не оспаривал прилюдно ценности близких отношений, но его всегда беспокоил сумрачный ангел странствий, бередивший душу фразой: «Не сиди на месте, двигайся, иди дальше, прыгай выше, ныряй глубже». Словно кто-то стоял за спиной и говорил ласкающие слух слова о странах за горизонтом, о великих океанах, метущихся на бирюзовом просторе. Но на самом деле Анри был тем самым океаном. Безбрежным. Неуемным. Ветер поднимал соленые воды, и жемчужная волна ударяла о берег. Фарме почудилось на мгновение, что вся его жизни – волны. Он пытается выйти за пределы самого себя. Теперь нет сомнений. Анри – океан. И вдруг вспыхнула в сознании очевидная мысль: «Габриель Санчес не думает о своих книгах. Он просто их пишет с холодной настойчивостью. Безразличие автора „Открытого пути“ к продуктам своего творчества есть признак того, что Санчес имеет ясную цель. Он ее видит, идет вперед, оставляя за собой книги, как покоренные города».

Элен ушла, сказав, что через полчаса она ждет его к завтраку. Он набрал номер.

– Здравствуйте, Йозеф.

– Господин Фарме? Приятно, очень приятно. Не ожидал, что вы так скоро позвоните.

– Да, Йозеф. Хотел с вами поделиться. – И Анри решил соврать: – я перечитал «Открытый путь».

– И?

– Ничего не нашел, кроме Христа, точнее он вынесен за пределы книги.

– Вот видите.

– Мне это ни о чем не говорит, но я звоню по другому поводу. Я еще больше заинтересовался господином Санчесом, и вспомнил, что не знаю его биографии.

– Удивительно, но в нашу информационную эру о нем мало сведений. А знаете что, господин Фарме, встретимся в выходные? Вы как?

– Не возражаю.

– В узком семейном кругу. – Фарме представил, как Йозеф улыбается на том конце.

– Ваши предложения?

– Пусть это будет альпийский горнолыжный курорт. Согласны?

– Конечно.

– Я позже перезвоню и сообщу подробности.

– Передаю себя в ваше полное распоряжение, и буду ждать звонка.

И через два дня Йозеф перезвонил и разрекламировал Церматт:

– Отличный курортный город в Швейцарии у подножья пика Маттерхорн. Снег круглый год. Великолепная природа. Холодное молчание горных склонов и теплый прием туристическая фирма гарантирует. Кстати говоря, Церматт – консервативное место, в том смысле, что они ревностно хранят традиции – никаких двигателей внутреннего сгорания, никаких выбросов в окружающую среду, только электромобили и конные экипажи. Так что, нас доставят в Тэше, а дальше вы знаете, надеюсь.

– Да-да, помню. Фешенебельный большой курорт. Правда, современный, там целый город, я слышал.

– Сразу видно, вы давно не бывали. А я видел, что Церматт восстановил свою историческую часть, когда он был обычной альпийской деревней. Так что номера можно снять там.

– Ну что ж, посмотрим.

…

И Фарме увидел, когда прибыл на место. Деревянные дома словно были из прошлых веков, и оттого больше походили на жилища сказочных существ.

В конце улицы располагалось большое строение – одновременно и столовая и место отдыха для любителей тесных компаний. На первом этаже столик у окна заняли господин Фарме с женой и Йозеф с девушкой по имени Мари.

Подошедший официант, предложил начать с горячительных напитков. Это было кстати. После покорения снежных склонов приятную усталость лучше растворить в глинтвейне, например. Йозеф заказал его, и все согласились с выбором.

– Пожалуй, начать лучше мне, – произнес Йозеф после паузы. – Поговорим начистоту. – Он улыбнулся. – Я хотел побеседовать о биографии господин Санчеса, точнее о неясных ее моментах.

И Йозеф, не спеша, рассказал. Он не особо коснулся детства, ведь время, проведенное в приюте, более или менее известно по отрывочным историям. Лоскуты разноцветного рисунка можно было хоть как-то сложить в цельную картину, но что закономерно, эта картина не возбуждала интереса – обычное детство обычного ребенка. Габриель не отличался особой непоседливостью, что могла стать головной болью взрослых, не был он и тихоней, не проявились у него и лидерские качества хоть в чем-то. «Крепкий середнячок» – так, по заверению Йозефа, сказал воспитатель выпускной группы.

Йозеф заглянул в прошлое на тридцать с лишним лет назад, в тот момент времени, когда родился господин Санчес. Существовала только одна история, похожая на легенду, рассказанная водителем Николасом Торром. Для пущей достоверности Йозеф начал повествование от первого лица. Это удивило Фарме, но он, промолчав, добродушно кивнул.

– Ну да, интересная история, – отозвалась Элен, когда рассказчик закончил. – Не вижу в ней ничего примечательного. Сколь бы вы, Йозеф, не нагнетали атмосферу, у вас не вышло.

– Это еще не все. Точнее, историю-то я поведал, а вот некоторые детали намеренно опустил. Дело в том, что неясные кусочки мозаики беспомощно болтаются в воздухе, требуя объяснений. Я не могу определить им место, чтобы все выглядело логично.

– Уверен, недоразумения легко разъяснятся, – произнес Фарме.

– Пожалуйста. На следующий день после того, как Лилит Мейдан родила, она покинула роддом. Больше ее никто не видел.

– А документы при ней были?

– Да, конечно. Она исчезла, естественно, вместе с документами, но вот как она незаметно смогла их забрать, никто не смог объяснить. Словно Лилит стала невидимой. Руководство роддома подало заявление в полицию, но девушку так и не обнаружили. Ребенок остался сиротой, затем его усыновила семья Санчесов.

– И что, точно никаких следов? – спросил Фарме. – Ведь пойми, Йозеф, такого в принципе не может быть.

– У нее брали анализ крови и прочие анализы, но с ее исчезновением и они испарились.

– Невероятно. И все же я скажу: не может быть. Кстати, о полиции. Ведь медперсонал описал ее внешность.

– Да, был объявлен розыск, но дело – глухо.

– Здесь я могу объяснить только невероятным стечением обстоятельств или халатностью полицейских.

– Но не кажется ли вам, господин Фарме, что недостаточность деталей указывает на что-то.

– На что? Йозеф, ты пытаешься подвести меня к неверному выводу. Я, конечно, не следователь, не профессиональный детектив, но ничего мистического здесь не вижу, если ты об этом. Желаешь толкнуть меня в омут непознанного? Поверь, там, куда ты направляешь мой ум, открывается чистое и ясно поле без единого секрета. Перед нами не непроходимый таинственный лес, а открытое пространство.

– Йозеф, ты не обо всех деталях истории упомянул, – упрекнула Мари.

– Ну, вот же! – обрадовался Фарме.

– Не ликуйте в предчувствии скорой победы, – остановил его Йозеф. – Дело в том, что те детали ничего вам не дадут. Они – пустышка. Я выкинул их из рассказа, ибо они не нужны на мой взгляд. Во-первых, Лилит Мейдан, была «слишком красива». Это со слов Николаса Торра, водителя, который подвез ее до роддома. Он в своих показаниях это подчеркнул. Но от ее красоты не веяло женским обаянием. Оно, если так можно сказать, было со знаком минус. Представьте снежную королеву из сказок Андерсена. То есть красота без обаяния. Во-вторых, от роженицы сильно пахло морем, так словно она недавно пришла с купания. Те, кто всю жизнь, или очень долго, провели рядом с морем, поймут меня. Это особый влажный горько-соленый аромат.