Они сняли уютную и старомодную комнату в летнем домике. Хозяйка жила одна, сама следила за домом, готовила еду, и только стоило удивиться ее проворности. Йозефу и Мари почудилось, что она существует одновременно во всех уголках скромного жилища, будто и не женщина вовсе, а добрый дух – хранитель очага.

Он и она закончили купание, вышли на берег. Нежные волны, отороченные пеной, шептали на своем непонятном языке. Солнце, подобно жемчужине инкрустированной в лазурь, не было жгучим. Оно – живое существо, которое все чувствует и понимает. Понимает, что там внизу живут люди, и поэтому золотые лучи бережно рисуют загар на коже и переливаются, рассыпаясь миллионом искр, в желтом песке.

Йозеф и Мари легли под сень дерева и долго молчали, прислушиваясь к песне прибоя, прислушиваясь к вечности и неизменности морского пейзажа – так им показалось в эти хрупкие минуты. И пусть прошли сотни тысяч лет, и природа, следуя неизменно своим законам, меняла очертания океанов и направления рек, в сравнении с мигом человеческой жизни эти изменения не заметны людскому глазу.

– О чем ты думаешь сейчас? – спросила Мари.

– Стараюсь ни о чем не думать, – ответил Йозеф.

– Так же не бывает.

– Почему? Ну, бродят какие-то обрывки мыслей на краю сознания, но понять до конца их нельзя. Это как корабли на горизонте. Они малы в сравнении с горизонтом. Корабли плывут по линии, которой нет, корабли живут в том мире, которого нет. Ведь горизонт – иллюзия.

– Это странно. Ты в последнее время только и думал об «Открытом пути» и о господин Вилькене. А сейчас говоришь иначе.

– Мари не начинай, не надо разрушать этот рай. Но если хочешь знать о господине Вилькене больше, загляни в Интернет. Мне же он просто непонятен, это и настораживает. Когда ясно, тогда не страшно, а он какой-то неопределенный, словно контуры его натуры размыты. Кто-то говорит, что он демон, кто-то утверждает, что он человек с понятными целями. – Йозеф замолчал и, посмотрев на Мари, поправил ей упавшую на лоб прядь волос. – Знаешь что, давай поболтаем о нас. Это сейчас более реально.

– Да-да, но судьба Вилькена как-то связана с нашей судьбой.

– Ну, наверно. Не исключаю, – лениво растягивая слова, сказал Йозеф.

Он посмотрел сосредоточенно на Мари и в тоже время сквозь нее, пытаясь поймать смыслы, что бледными тенями бродили на периферии сознания.

– А твой выбор? – вернула к реальности Мари.

– Я не разделяю методов господина Вилькена. Он находится в контрах с Габриелем Санчесом. Я бы сказал так: Вилькен был прав, когда противопоставил себя «Открытому пути», но сразу оказался неправым, когда предложил радикальное решение.

Йозеф откинулся на спину и закрыл глаза. Опять молчание. Опять морские песни, и сквозь тонкую кожу век пробивается солнце.

– Йозеф, ты не подумай, я не такая зануда. Я просто хотела сказать, что мы всегда будем вместе.

– А, так вот к чему этот разговор о господине Вилькене? – Он улыбнулся то ли Мари, то ли солнечному свету, приятно щекотавшему опущенные веки.

– Да ну тебя! Стараешься понять его, заглянуть в душу.

– Сейчас важнее всего то, что мы навсегда вместе. Да, так и будет. Мир летит. Куда? В бездну? Никто не ведает. Но мы будем вечны. Смерти нет.

Он почувствовал, как горячая рука любимой легла ему на грудь. Йозеф замер, представив, что это бабочка. Он задышал осторожно, боясь спугнуть ее.

Да, смерти нет. Когда они покинут это место и вновь окунутся в дела, это море, солнце, побережье и летний домик продолжат бытие, не смотря ни на что. Пройдут года, века, тысячелетия и, кажется, что солнечные лучи также будут ласкать песок, а солнце не единожды взойдет над морем, совершая привычный путь по небосводу. Йозеф и Мари покинут этот свет, земная память о них сотрется, как исчезает след на морском песке, но они родятся опять в ином мире, где все так же, как и сейчас. И новое море покажется им до боли в сердце знакомым. Они решат, что это когда-то с ними было.

– Представь, – вдруг сказал Йозеф, – что миллионы лет назад то, что происходит с нами в данное мгновение, уже случалось. Я лежал на золотистом песке, а рядом со мной была женщина.

– Я буду ревновать.

– А если я скажу, что это была ты?

– Ладно, уговорил. Это я тогда с тобой лежала рядом. Допустим.

Мари понравилась странная игра. Она решила, что все, что окружает ее сейчас, родилось в их сердцах: море, солнце, песок – да весь мир рожден по воле их сердец одним простым движением, похожим на выдох. Как боги вдыхают жизнь в скудельный сосуд – так и они.

Когда-то на заре этого мира, когда еще не было Земли такой, какой мы привыкли видеть, уже существовала идея о жизни человеческой. Тонкие контуры этой идеи – небесный чертеж – так можно назвать его, возник в чьем-то сознании. Может, это их сознание? Это был только эскиз, легкие очертания райского сада. Земного. Выдуманного, но в тоже время реального. Это была вторая реальность. Это случилось давно, миллионы лет назад, и память о минувшем почти стерлась, превратившись в манящий призрак, в тоску об эдеме. Тихий мерцающий огонек подсознания порой разгорался, порой угасал. Они знали, что в идеи о мире было уготовано место для них и для каждого. Не существовало лишних людей, ибо, что это за рай для избранных? Не имелось ключей, потому как не было ворот. Сам мир оказался огромными воротами и в тоже время ступенью к неведомому. «Когда вы уйдете, – прошептало море, – жаль вы не сможете рассказать о рае, откуда вышли все».

Йозеф и Мари еще раз искупались и отправились домой. Он обнял ее за плечи. Она посмотрела не него. Взгляд Йозефа сказал: «Все будет хорошо, поверь». И не надо было никаких слов. Зачем осквернять природу звуками речи?

По петлистой тропке, уходящей вверх, они прошли в молчании.

Домик, в котором Йозеф и Мари снимали комнату, построен удачно. Мари назвала его ласточкиным гнездом, и это было верное наблюдение, так как дом стоял на холме. Он, подобный белому кораблю, поднимался над зелеными волнами деревьев и кустарников. Большинство окон обращены к морю. Окна их комнаты – тоже. Мари иногда распахивала створки и замирала, прислушиваясь к звукам.

Поднявшись по ступеням, Йозеф сказал:

– Я загляну к хозяйке.

Мари кивнула, проходя дальше.

Он задержался у приоткрытой двери. Госпожа Хэмиш была дома: слышно, как работал телевизор. Похоже, в эфире шла какая-то научно-популярная передача, решил Йозеф.

– Йозеф, вы здесь? – окликнула хозяйка. – Что ж вы стоите в дверях.

Он вошел.

– Я только хотел предупредить, что мы завтра уезжаем.

– Жаль. – Она провела худыми пальцами по седым волосам и о чем-то задумалась. – Жаль. Очень жаль. Не останетесь еще на пару дней?

– Нет. Все уже решено.

– Да что вы стоите. Сядьте, – спохватилась госпожа Хэмиш, указав на свободный стул.

Нависла тишина. Йозефу не хотелось уезжать отсюда, но признаться в этом прямо в глаза хозяйке не решился. С чего-то вдруг он испытал неловкость и чувство вины перед гостеприимством пожилой женщины. Он, блуждая взглядом, остановил внимание на телевизоре.

Действительно, шла научно-популярная передача, посвященная тайне Бермудского треугольника. Йозеф удивился, узнав в кресле гостей Габриеля Санчеса. Он пытался убедить ведущего:

– Понимаете, я хочу положить конец Бермудскому треугольнику. Это, конечно, не единственная моя цель. Вокруг треугольника существовало, да и существует до сих пор столько загадок, что по пальцам не перечтешь. Некоторые из них имеют под собой реальную научную основу, другие – суеверия, игра воображения. После того, как мы совершим экспедицию к пресловутому треугольнику, думаю, результатом изысканий станет вывод. Простой и ясный вывод, что ничего пугающего в Бермудах нет, и не было. Например, это может быть электромагнитная аномалия, или аномалия гравитационных волн. Вполне вероятно.

– То есть, алогичность легенд, возникших вокруг треугольника, анормальность поведения людей тех, кто побывал в зоне и вернулся, объяснится простыми причинами? – настаивал ведущий.