Движение на трассе значительно активизировалось в обе стороны, но пробки еще не начали образовываться и Варвара быстро добралась к своей «фазенде». Загнав машину во двор и поставив под навес, она надела на сопротивляющегося кота противоблошный ошейник и выпихнула его во двор. Бармалей был готов остаться на всю жизнь в машине, лишь бы на него не надевали эту удавку. Но сейчас Варвару меньше всего волновали его желания.
Она затащила пакеты в дом. Спасибо тете Зине, приготовившей дом к ее приезду. Работающий холодильник тут же был забит едой. В небольшой пристройке, рядом с домом был оборудован душ, бойлер нагрел воду, и Варвара тут же этим воспользовалась. Надо все смыть с себя: его запах, его поцелуи, и забыть, обязательно забыть, все забыть, а особенно последнее «и не надейся» и его равнодушный взгляд, он выжигал ее изнутри. После сегодняшней встречи вчерашний день ушел так далеко, как будто его никогда и не было. Но что должно произойти, чтобы забыть утро сегодняшнего дня? Наверное, только время. Да, только время, оно лечит почти все.
Как давно рядом нет мамы, а привыкнуть к этому она так и не смогла. До сих пор Варвара не может смотреть ту единственную кассету где мама еще живая. Если бы она была сейчас рядом, она бы ее поняла, обняла, утешила, и сразу все стало бы ясно и понятно. Варвара почувствовала, как сами собой покатились слезы, тут же смываемые колючими каплями дождя. Здесь ее никто не видит и никто не осудит, что она такая сильная, та, которая может найти выход из любой ситуации, а в действительности слабая и беспомощная… . А почему, собственно, она слабая и беспомощная? Варвара обтерла лицо. Да, действительно, а почему это она слабая? Голова и руки, на мести, кстати, очень неплохие голова и руки тоже, и все остальное тоже на уровне. Ну, может, характер подкачал, хотя был бы помягче, может, она тогда бы и не выжила.
Душ становился прохладнее – запас горячей воды заканчивался. Холодные струи действовали одновременно и бодряще, и успокаивающе, особенно на воспаленную кожу. Обмотавшись махровой простыней, она пошла в дом и включила чайник, пока он закипал, соорудила себе завтрак, благо не надо было готовить, а только достать из холодильника и поставить на стол. Затем собрала еще влажные волосы и стянула их на макушке резинкой. Женская хитрость: во-первых, волосы не мешают, а во-вторых, когда снимаешь через пару часов эту самую резинку, каре становится таким же пышным, как после укладки. Вот с таким пышным «фонтанчиком» на голове она была похожа на Чиполлино из сказки, а хвостик на макушке напоминал прорезающиеся стрелы лука.
Надев старенькие джинсы и свитер, она наконец уселась за стол. Пара бутербродов и чашка крепкого, пусть и растворимого кофе – это именно то, что сейчас ей так необходимо. Затем, когда все было убрано со стола и помыта посуда, из кладовой был извлечен старый и очень удобный шезлонг, он был водружен на свое коронное место, в угол открытой веранды, на него уложен старый шерстяной плед – все-таки на улице только май, теплые носки, ветровка и Франсуаза Саган в руках. Все, жизнь удалась, мысленно произнесла Варвара, усаживаясь поудобнее и укутавшись пледом, раскрыла книгу. Начинал действовать аспирин, который она приняла до завтрака, и ломота во всем теле потихоньку стала отступать, так же, как и какой-то нервический озноб, не перестававший ее колотить сразу после душа. Наверное, продолжать мыться уже холодной водой был явный перебор, зато синяки и ссадины стали значительно меньше болеть.
Бармалей рыскал по двору в поисках старых подруг и новых ощущений.
Как только она с максимальным комфортом устроилась в своем гнездышке, то тут же вспомнила, что забыла на столе музыкальный плеер.
– Бармалей, – на всякий случай позвала она кота, – ты не хочешь сделать доброе дело?
Кот не хотел. Варвара тяжело вздохнула и закрыла глаза: «Обойдусь без музыки».
– О, а я только на минуту в лабаз отошла, – раздался радостный голос тети Зины, – а она уже здесь в любимой позе и с книгой. Здравствуй, моя девочка! Ох, а что у тебя с лицом? Ты что, в пчелиный улей губами упала или ботокс накачала, они у тебя прямо как у Луи Армстронга в молодости. Это такой американский джазовый трубач и певец, жил сто лет назад, так губища у него были точно такие, как у тебя сейчас.
– Я вас тоже, теть Зин, очень рада видеть, – произнесла Варвара и постаралась потянуться, но, охнув от боли, тут же оставила эту идею, – и я знаю, кто такой Луи Армстронг.
С трудом выбравшись из пледа, она поцеловала подставленную щеку тети Зины, которая наблюдала за ней с нескрываемым интересом.
– Пойдемте, я вам там много чего привезла. И спасибо за то, что дом подготовили, а то на работе меня так укатали…
– Да нет, девочка, – скептически прокомментировала тетя Зина свои наблюдения, – на работе так не «укатывают». Ты сейчас похожа на сытую кошку, лицо-то у тебя еще довольное, а вот в глазах уже появилась печалька. Видать не по себе дерево решила срубить. Варенька, детка, мальчиков-то надо любить со своей улицы…
– Теть Зин, в моей жизни сейчас есть только один мужчина, и это Бармалей…
– Ну да, ну да, только вот от тебя дорогим мужским парфюмом разит на километр, ты его и за неделю не отмоешь. Или ты уж и кота духами стала поливать? Ну да не хочешь, не говори, знать, не время для таких разговоров. А за то, что ничего не забыла и все привезла, за это спасибо. А теперь, девочка, иди-ка ты ложись спать, и не в это дурацкое кресло, а в нормальную кровать, я там тебе все чистое постелила. Пока отдохнёшь я тебе твой любимый борщ сварю да пирожков напеку, а то ключицы аж через свитер выпирают. И поверь мне, все перемелется и мука будет, так и у тебя обязательно все наладится, не с ним, так с другим…
– Теть Зин, – запротестовала Варвара.
– Ой, иди уже, лишенько мое, – горестно махнула на нее рукой тетя Зина и пошла со двора, унося с собой пакеты с лекарствами, и уже у калитки вдруг запела во весь голос: – «Зачем вы, девочки, красивых любите, одни страдания от той любви…».
Варвара горько улыбнулась ей вслед и вдруг почувствовала, как на нее наваливается непомерная усталость и она хочет лечь, очень хочет лечь в кровать. Вытянуться всем своим истерзанным телом на белых простынях. Утонуть в огромных перинах, пуховых подушках, за которыми так любовно и заботливо ухаживала тетя Зина. Кое-как стянув одежду, она упала в заботливо расстеленную постель. Ее голова еще не коснулась подушки, а она уже спала глубоким сном.
Дни проходили за днями. Иногда бывало солнце, чаще пасмурно и дождь. Восстанавливалась Варвара очень медленно и очень трудно. Тетя Зина ухаживала за ней, как за больным ребенком, не донимая расспросами. Днем она буквально заставляла Варвару учиться печь пироги с капустой, рыбой, которую «доставлял к их двору» Петр Петрович, сосед, чей дом располагался как раз напротив дома тети Зины, и только в разговоре с Варварой позволяла себе называть его ласково Петрушей, а при всех других только Петрович или Петр Петрович. Ему, как «настоящему полковнику в отставке», были не чужды черты истинного гусара, а именно широкие жесты (так, в минувший Новый год он подарил тете Зине, чуть не вызвав у нее остановку сердца, букет орхидей). Служба то ли в МВД, то ли ФСБ, то ли в ВДВ, он никогда не говорил на эту тему, но его «прошлое» было явно непростым, наложила на него определенный отпечаток – он был немногословен, молниеносно принимал единственно, как он считал, правильное решение, которое никто даже не пытался оспорить, и немного грубоват.
По вечерам тетя Зина устраивала торжественные чаепития из большого медного, с медалями, самовара с вареньем, с ее и Варвариными пирогами, которые по виду, но не по вкусу, отличались друг от друга примерно, как скульптуры Бернини от истуканов «Моаи» с острова Пасхи. Самоваром занимался только Петр Петрович, он и воду заливал, и растапливал его, это было настоящим священнодействием. Сначала Петрович закладывал в жаровню раскаленные угли, затем для придания чаю определенного аромата сверху добавлял щепу яблони, сливы или вишни и, когда вода в самоваре закипала, убирал жаровую трубу и ставил заглушку. С прямой спиной и на вытянутых руках, с торжественным видом Петрович вносил самовар на веранду, водружал его на дубовый стол, покрытый белоснежной, с яркой вышивкой скатертью, сверху ставился пузатый фарфоровый заварочный чайник с нарисованной Спасской, увенчанной красной звездой, башней Кремля. Варвара каждый раз пыталась разгадать загадку сияющей белизны скатерти и необыкновенную яркость расположенных по всему нижнему краю скатерти вышитых петухов, кренделей, пирогов, и разных фруктов–овощей, но тетя Зина только загадочно улыбалась и мертво хранила свою тайну.
