Помощница, худенькая женщина средних лет, двинулась к Игорю с намерением вытолкать его за дверь.

   - Идёт операция, - сказала она.

   - Я знаю, - сказал Игорь не своим голосом. - Это моя жена.

   - Уйдите, - не поворачиваясь, сказал мужчина. - Она дала согласие на процедуру. Я только начал, но лучше бы вам сейчас меня не прерывать...

   На стальном подносе на табуретке лежали сверкающие в электрическом свете скальпели. Когда доктор произносил "лучше бы вам", пальцы Игоря обожгло железным холодом - не глядя, он схватил инструмент за лезвие, и только почувствовав текущую по пальцам горячую жидкость, перехватил за рукоять. Когда доктор говорил "не прерывать", лезвие входило ему в спину, туда, где по скупым познаниям в анатомии Игоря, должна быть почка. Кажется, здоровяк поначалу вовсе ничего не заметил, и только когда Игорь взял его за плечо и развернул ставшее ватным и податливым тело, увидел стекленеющие глаза, хватающий воздух рот, похожий на рот большой рыбины, тогда только осознал что сделал.

   - Не убивайте его! - верещала медсестра. С неё мигом слетела вся заурядность, глаза похожи на два тёмных туннеля, ладони прижаты к побелевшим губам. - Это же доктор!

   Мир растерял весь цвет у Игоря перед глазами, он наблюдал за собой будто со стороны. С потолка что-то отваливалось и падало, словно на крышу какой-то самосвал свалил целую гору песка; тот просачивался и заполнял пустоты между потолком и полом. Стало трудно дышать, на зубах хрустело. Игорь мог чувствовать каждый канат на парусном оснащении своего судна, чувствовать - да, но управлять - нет... и он наблюдал, как мысли правой руки застучали, загудели шарнирами и шатунами. Кисть дёрнулась, вспарывая халат на груди, прямо под сердцем, выпуская тёмную, почти чёрную кровь.

   За дверью наступила пронзительная тишина. На миг Игорь подумал, что потерял слух, но потом услышал всхлипывания медицинской сестры и хриплое дыхание жены. Врач рухнул совершенно бесшумно, как бывает, когда что-то огромное касается земли слишком далеко от наблюдателя. Какие-то ничтожные секунды Игорь ждал, что запоздалый звук настигнет его, но так и не дождался. Ленка лежала как растерзанный кусок мяса, распластанная на кушетке как лягушка на столе медика-студента.

   - Моему ребёнку, - услышал Игорь свой хриплый голос. Он отшвырнул скальпель и повернулся к женщине. - Он причинил какой-нибудь вред моему ребёнку?

   Она покачала головой. Тогда Игорь принялся освобождать тело жены от трубок, с грохотом сбрасывать с кушетки судна с инструментами. Запиннул пластиковый таз для жидкости, пока ещё, слава Богу, сухой, в угол. Он тряс Ленку, но даже грудь её не стала подниматься чаще. То, чем её накачали, наверняка бы понравилось тому мужику у больницы. Игорю это не нравилось совсем.

   Он спустил с кушетки сначала Ленкины ноги. Натянул штаны, с трудом застегнув их у неё на животе. На ляжках и голенях остались кровавые следы; нельзя было понять, чьей крови там больше - врача ли, или крови из порезанных пальцев. Гора салфеток и каких-то тряпок, которую Игорь задел локтём, ссыпалась на пол. Потом сорвал со спинки кровати пальто и торопливо, неловко укутал в него Лену.

   Всё, теперь можно идти.

   Он поднял жену на руки. "Наш сын родится, - как заведённый повторял про себя Игорь. - У него будет будущее".

   - Вы - худшее, что есть на земле, - сказала женщина. Лицо её пламенело, мышиного цвета неопрятная коса топорщилась как пук соломы. Она бормотала что-то про бескорыстие, про десятки и сотни человек, что прошли через эти руки. - Из-за вас всё закончится быстрее, чем могло бы... Из-за вас все эти люди останутся без медицинской помощи, а вы... вы будете гореть в аду.

   Игорь толкнул ногой дверь и выбрался наружу, неся на руках бесчувственную Ленку. Мысль, что он успел, заставляла его колени дрожать и одновременно придавала поразительных сил. О таких силах не подозреваешь, пока не почувствуешь что можешь легко поднять настоящий Эверест, в который превратилась за месяцы беременности собственная жена.

   В коридоре все молчали. Он шёл через караул калечных и убогих, многие из которых не могли даже стоять, а те, которые могли, держались за стеночку. Осторожно стал спускаться по лестнице. Каждая ступенька, казалось, стремилась походить на велосипедную педаль, качалась и уходила из-под ног. "Как бы сесть на этот велосипед и уехать подальше", - думал Игорь.

   Проблемы начались внизу. Перед дверью, под лучами света из грязного окошка, стояли четверо, держа наготове оружие. Двухдневной давности синяки заныли при взгляде на эти лица. Видно, мужчина с женщиной на руках вызвал у этих четверых какое-то подозрение, и они, помедлив и переглянувшись, двинулись к Игорю. В дыму, вырывающемся из-под двери котельной, они напоминали призраков, которые плыли над землёй, словно имея в мыслях поведать незнакомцу из плоти и крови о грешной своей жизни.

   Обратно по лестнице Игорь с такой ношей подняться бы уже не успел, поэтому начал отходить по коридору первого этажа, сшибая по пути табуреты, свалив с крючка санки и повалив полку с обувью. Один ботинок Игорь пинком швырнул вперёд, и продвижение призраков замедлилось.

   Найдётся ли в его руках по-настоящему львиная сила, чтобы расправиться с этой бандой? Будет ли впрыск в кровь адреналина пополам с отчаянием достаточный, чтобы, как в кино, раскидать их в разные стороны? Игорь не испытывал на этот счёт иллюзий.

   Когда одна из дверей распахнулась под напором локтя, Игорь решил не рисковать. Он протиснулся в проём и оказался в какой-то тёмной комнате, аккуратно сгрузил Ленку на покрытый инеем ковёр, захлопнул дверь. Под напором мускулистых рук старинный комод, одна из редких несуразиц, которые можно встретить только в старых домах, елозя короткими ножками, подполз к двери, чтобы задержать вражеское наступление. Дыхание жены изменилось. Кажется, она начала приходить в себя.

   - У меня есть пистолет, и я пристрелю каждого, кто сюда сунется! - зачем-то заорал Игорь. Пистолета, конечно же, у него не было.

   - Мужик, ты лучше выходи оттуда по-доброму, - ответили из-за двери. - Сейчас наши подтянутся, и разберём твои баррикады, даже пикнуть не успеешь.

   Игорю очень не хотелось говорить что-то вроде: "Живым вы меня не возьмёте". Ленка могла проснуться в любой момент и сказать: "У тебя, как всегда, на уме одни банальности. Ты что же, Гошик, герой боевика?" И, может быть, услышать Ленкин голос (даже противную его вариацию) было бы очень неплохо, но Игорь не хотел знать, что она скажет, когда поймёт, что всё ещё на сносях. Когда вокруг столько внешних врагов, революция в собственных границах представляется самым что ни на есть негативным вариантом развития событий.