Сомневаться пришлось ровно до той поры, пока не появились другие люди. Сложно не почуять недоброе, когда видишь в руках у кого-то в руках кочергу. Ещё там были палки, осколки кирпичей, и даже громоздкий медный плафон, обладатель которого явно не слишком понимал, что тот делает у него в руках. Их было около десятка, мужчины и женщины примерно поровну, и они, подойдя к женщине, пинком свалили коляску. Та в последний момент успела схватить содержимое на руки - это и в самом деле оказался свёрток с младенцем.

   Увидев разъярённую толпу, Игорь сделал из бутылки большой глоток, воткнул её в сугроб и, запихав в карманы руки, прогулочным шагом стал приближаться. Никогда не знаешь, чего ожидать от алкоголя - он может подставить тебя, связав шнурки, а может, напротив, унять дрожь в коленях и заставить идти в направлении почти верного сотрясения мозга, весело посвистывая.

   Когда ноги вдруг запутались в чьём-то брошенном свитере, уже порядком заиндевевшем на морозе, в голову Игорю пришла идея. Он подхватил предмет одежды, придал ему необходимую форму. Впереди валялось несколько кирпичей, которые использовали для разграничения места на парковке. Игорь поднял и их тоже.

   Все эти люди были не в себе. Разного возраста, начиная лет от двадцати - столько на вид было лысому парню с дрянной татуировкой вокруг уха и пронзительно-синими прожилками у основания шеи - и до шестидесяти-семидесяти: у тощей, поджарой, похожей на волчицу старухи с дрожащими губами и кухонным ножом в руке, трудно было доподлинно установить возраст. Собственно, так же не в себе была и молодая мать - прижимая ребёнка к груди, она идеально круглыми глазами смотрела на обидчиков. Представив на её месте Ленку, Игорь почувствовал почти физическую боль.

   - Что вы хотите? - закричала молодая мать.

   - Всё нормально, - зашамкала старуха, и складки на шее её затряслись. - Ты можешь отдать его нам. Мы о нём позаботимся.

   Все взгляды - и взгляд Игоря в том числе - были на младенце. Он не плакал. Даже самые маленькие дети способны уловить разлитую в воздухе агрессию; но этому младенцу, словно потомственному герою боевиков, было на неё плевать. Глаза его казались до крайности огромными и словно округлёнными от удивления. Он не сосал соску, не моргал, не делал то, что предстало делать младенцам - он как будто пытался проглядеть в низких тучах дырку, и... улыбался! Лицевые мышцы грудных детей ещё не работают, удивительно даже то, что у них получается моргать как надо, что уж там говорить обо всём остальном? Но это была именно улыбка, пусть слабая, пусть лишь подобие, изогнутый в нужную сторону мазок пурпурной краской, сделанный рукой робкого художника.

   Старуха всё ещё протягивала руки (нож она весьма неосмотрительно запихала под мышку), и опустила их только когда молодая мамаша отвернулась, прижимая к груди чадо.

   - Тогда ладно. Как пожелаешь, милочка.

   Старуха вновь взяла за рукоятку нож, обращаясь с ним бережно, как с опасной змеёй. На левой руке звякнули многочисленные браслеты.

   - Да кто вы такие?

   - Санитары нового века, - сказал усатый господин с седой гривой волос, спускающихся из-под фетровой шляпы до самых плеч. Он напоминал не то слегка свихнувшегося профессора, не то постаревшего и обрусевшего графа Дракулу, вампира из румынских легенд. Он влез в разговор деликатно, но освоился сразу, будто всегда здесь присутствовал. - Доктора по неизвестным болезням. Сейчас объясню: знаете, есть разные теории. Но все они сводятся к тому, что нам с вами пора поменять взгляды на современный мир, на общество, ну и так далее. Вот мы - уже поменяли. Что бы не произошло с вашим ребёнком (вирус, чужеродное вмешательство?), правды мы всё равно, скорее всего, никогда не узнаем, вряд ли ему теперь полезны прогулки на свежем воздухе.

   - А что полезно?

   Девушка не плакала, но была очень близка к этому. Она чувствовала себя как кролик перед удавом.

   Усач погладил собственный подбородок. Кажется, он на полном серьёзе обдумывал, как точнее донести до постороннего человека свою мысль, не понимая при этом, что гнилые плоды вряд ли приживутся в хорошей земле.

   - Послушайте, милая, те, в кого превратились наши дети - да, я тоже не далее как позавчера потерял ребёнка, - действуют разумно и слажено. Они действуют ради чьей-то цели, выполняя чью-то волю, и эта воля не может быть благом. Много ли насаждаемой сверху доброй воли вы встречали в жизни? Вот то-то и оно. Их нужно помещать в специальный изолятор... но поелику на изоляторы не приходится даже рассчитывать, мы, санитары нового века, завтрашнего дня, берём на себя ответственность за их жизни... и их смерти, конечно же.

   Игорь думал, что молодая мамаша парализована страхом. То, что профессор незаметно подобрался так близко к женщине с ребёнком, было уже само по себе чудом. Пора было что-то предпринять. Но девушка сглотнула и прошептала:

   - А как же божья воля?

   У усатого вампира не было на виду оружия. Большой вопрос, был ли он главарём шайки, но её идейным вдохновителем, даже, вернее, оправдателем - был совершенно точно. Он привык говорить свою речь, потом отходить в сторону и ставить блок, но сейчас задержался. Склонил голову к плечу, словно говоря: "продолжайте".

   - Насаждаемая воля, как вы сказали... - девушка посмотрела на младенца. - Я вовсе его не хотела. Это получилось случайно. Но от аборта я могла умереть, и поэтому... поэтому он родился. И - знаете что? - он вернул меня к жизни. Божья воля подарила ему жизнь и спасла мою. Это, наверное, примерно то, о чём вы говорили. И она совершенно точно добрая. Я знаю, и теперь я никому его не отдам.

   Игорь не стал ждать дальнейшего развития событий. Он видел, как нетерпеливо закачалась толпа, как в её недрах, словно в осином гнезде, в которое ткнули палкой, зарождалось сердитое гудение. Алкоголь стучал в висках и просился наружу.

   - Эй, ребята! - воскликнул он хриплым вороньим голосом. Все как по волшебству обернулись к нему. У двух мужчин, стоящих сзади, на лицах было щенячье удивление - как это кто-то смог к ним подобраться незамеченным? - Я слышал, вы санитары? А где же ваши белые халаты?

   - Время такое, - буркнул парень с квадратным, похожим на каменный блок, лицом. - Не до халатов... Чего тебе?

   - А у меня вот, - сказал Игорь, показывая свёрток. Кирпичей не было видно. - Васька. И, кажется, он болен. Может, заберёте?