Она была бы рада составить ему компанию – уж что-что, а плавать она умеет. Окруженная женщинами, которые не сумели бы удержаться на плаву даже ради спасения своей жизни, Чанда Деви думает, что это ее умение и впрямь сродни божественному дару. Она выросла на берегах норовистой реки, и ее дед настоял на том, чтобы все дети научились плавать. Сам он был зачат в доме, который река затем поглотила, а родился уже в полузатопленном, в пору сезонного наводнения. Поэтому каждый год он заставлял всех членов семьи – мужчин и женщин, старых и молодых – нырять с лодки к их родовому храму, находившемуся теперь на речном дне. Если бы они этого не сделали, река вновь сменила бы русло. Чанда Деви относилась к своей роли серьезно. Она ныряла глубже остальных, сползала по куполу храма еще ниже, к двери, и держалась за колокольчик, колыхаясь, точно подводное растение.
Убаюканная ветерком и неразборчивой болтовней, Чанда Деви закрывает глаза. Гириджа Прасад улизнул от общества и плывет от берега к кораллам. В своих мыслях она сопровождает его. Ее кожу покалывает от океанской прохлады, спину припекает солнце. В воображении она спускается в мир кораллов, над которым плывет ее муж. И Гириджа Прасад, плывущий над коралловыми зарослями, вновь становится холостяком. Теперь он, потерянный для мира, свободно может следовать за звездчатыми черепахами хоть до самого горизонта, не обращая внимания на мальков, покусывающих пальцы ног.
Но вдруг что-то выдергивает Чанду Деви из ее фантазий – это грубая лапа страха, схватившая ее за волосы. Дурное предчувствие выныривает неведомо откуда, как доисторическое чудище из бездны. Чанда Деви безошибочно чувствует, что Гириджа Прасад не один в воде.
Плавая среди кораллов, Гириджа Прасад оборачивается, чтобы определить причину непонятной ряби. Он с удовольствием обнаруживает, что его теребит за ногу Чанда Деви. Ее уверенные гребки и отвага, с которой она поплыла за ним прямо в сари, производят на него впечатление. Но она тянет его назад так настойчиво, что ему приходится последовать за ней. Только тут он догадывается, что Чанда Деви не просто вздумала искупаться вместе с ним, а приплыла, чтобы вернуть его на берег. Когда они уже бредут по мелководью, она обращается к нему, перекрикивая шум волн: “Мы должны немедленно ехать домой!” Другие отдыхающие шокированы ее видом в мокром сари, но Гириджа Прасад этого даже не замечает. Он не может понять, что стряслось.
– Кто-то обидел тебя словами или поступком?
– Нет.
Как мне добиться твоего доверия? – хочет спросить он. Но вместо этого говорит:
– Ты можешь мне доверять. Я твой муж.
– А я твоя жена, – отвечает она. – И ты тоже можешь мне доверять. Мы должны немедленно покинуть это место – вот все, что я знаю.
Гириджа Прасад покорно отказывается от дальнейших расспросов: если она решила замкнуться, из нее ничего не вытянуть. Маску с трубкой он отдает начальнику лесозаготовок, которому не терпится с ними поэкспериментировать. Для него и его жены пикник окончен.
Всю долгую дорогу домой Чанда Деви сидит на краешке сиденья, держась за ручку дверцы, готовая в любую минуту распахнуть ее и выпрыгнуть. Беспокойная, дрожащая, страдающая в клетке своих костей. Гиридже Прасаду не по себе. Ему хочется остановить машину, взять жену за руки, посмотреть ей в глаза и убедить ее в том, что повод для тревоги, каким бы он ни был, уже исчез и теперь она под защитой мужа. Как расстояние между их кроватями, ужас в ее глазах разрывает ему сердце.
Снова очутившись на крыльце Бунгало Гуденафа, Гириджа Прасад смотрит, как Чанда Деви блуждает по огороду, не собирая ничего особенного или собирая все подряд – лишь бы избежать его общества.
Немного позже лесник приносит весть: вскоре после их отъезда с пикника крокодил из соседней мангровой рощи уплыл, держа в зубах начальника лесозаготовок. Увлекшись подводными зрелищами, которые открыла ему маска, чиновник неосторожно приблизился к устью речушки в конце пляжа.
Гириджа Прасад сразу же надевает сапоги, заряжает винтовку и уходит без единого слова. Ужас из глаз жены переплеснулся и в его глаза.
Когда Гириджа Прасад впервые отправился на острова, он взял с собой на корабль восемь слонов, лично отобранных им на ярмарке животных в Бихаре. В Калькутте их перегоняли в трюм по сходням, точно коров. Но в Порт-Блэре слонов пришлось пересаживать на землю с помощью лебедки, поскольку причал был недостаточно надежен. Развернутый над гаванью кран не выдержал, и первый же слон канул в чернильно-синюю глубь. Гириджа никак не мог спасти тонущего. До конца жизни ему не суждено забыть выражение, с которым смотрел на него этот гигант, так же как и взгляд крокодила, которого он обнаруживает во время поисков своего коллеги.
Фонари и факелы спасательного отряда поджигают тьму, до смерти пугая двенадцатифутовое животное, нашедшее приют в мангровых зарослях. Ослепленный, крокодил прячется за трупом, но не оставляет его. И сидящий на носу лодки Гириджа Прасад встречается с ним глазами.
Тело, у которого не хватает ноги, таза и части живота, почти не похоже на человека и тем более на их товарища-чиновника. Оно пугает спасателей сильнее, чем сам крокодил. Они принимают решение вернуться завтра с сетями и гарпунами.
Возвратившись домой в глухой ночной час, Гириджа находит жену на крыльце – она сидит в темноте и смотрит в небо. После дождей ступени затянуло мхом. Гириджа оскальзывается, но не падает. Измученный, опускается на ступени. Черно-белые комары насыщаются его кровью и зудят над ухом, задавая тон сутолоке мыслей. Луна висит необычайно низко, глядит ему в глаза сквозь ночь.
Ему еще никогда не бывало так муторно – его вывернуло в прибой сразу после того, как лодка ткнулась в берег. Вони человеческих внутренностей, вида кишок, болтающихся в воде, как веревка без якоря, оказалось достаточно, чтобы исторгнуть из него каждый непереваренный кусочек и каждую горькую правду до последней. Когда слон рухнул в воду, он ни разу не поднялся на поверхность, будто мгновенно покорившись океану вместе со всеми своими инстинктами. Что же до крокодила, Гириджа видел в его взгляде страх, так же как тот в его.
– Пожалуйста, не убивайте крокодила, – нарушает тишину Чанда Деви. – Нельзя карать живые создания за то, что они ведут себя согласно своей природе, когда мы вторгаемся в их жизнь.
Гириджа Прасад пробует отыскать в памяти последнее яркое впечатление об умершем, но не может найти ничего. Ни последних слов, ни запоминающегося облика – только стандартное “спасибо” за маску с трубкой. Цельная картина не складывается. Блаженный дрейф над кораллами, паника в глазах жены, испуганной тем, что еще не случилось, изувеченный труп коллеги, добровольно приплывшего к своей гибели, крокодил-людоед.
– А как мы умрем, ты тоже знаешь? – спрашивает он у Чанды Деви.
Этой ночью Чанда Деви задергивает шторы и забирается в его огромную постель.
* * *
Гириджа Прасад разочарован знаниями, которые он собирал и копил на протяжении всей своей молодости, точно муравей в подготовке к долгой, полной размышлений зиме. Насколько ему известно, в науке нет места предчувствиям. Дарвиновский принцип – выживание наиболее приспособленных – доказал свою несостоятельность. Попади этот великий ученый не на Галапагосы, а на Андаманские острова, возникла бы у него иная теория? Такая, где самопожертвование значит не меньше выживания? Если Чанда Деви понимала, что в воде ей грозит опасность, зачем она рисковала собственной жизнью?
Гириджа твердо намерен составить подробную карту архипелага. В этот портрет он вкладывает столько же упорства, сколько в портреты жены. В дело идут воспоминания, образы и эмоции, навеянные ландшафтом. Пусть с виду это карта Андаман, но в той же мере это и автопортрет художника.
Чистый лист бумаги, расстеленный на столе, – Индийский океан. Кончик карандаша – сила природы, вырезающей острова из синевы. Равнобедренный треугольник означает гору Гарриет, самую высокую точку Южных Андаман. От Средних ее отделяет пролив. Гириджа уверен, что этот пик – самый высокий, потому что наблюдал с него множество закатов и ничто не заслоняло ему вид. Рядом с треугольником он рисует крошечный кружок и закрашивает его багряно-оранжевыми полосками. В личной истории Гириджи Прасада гора Гарриет навсегда останется местом удивительных закатов. Он читал об этой малоизвестной вершине, когда учился в школе. Именно там убили лорда Мейо, в ту пору вице-короля Индии.