– Наверное, ты права. Но даже если бриллианты настоящие – разве уместно надевать их в пансион? Это же не Букингемский дворец, в конце концов! И для мехов в июне слишком жарко – зачем ей горжетка? Честное слово, она нарядилась во всё самое лучше, чтобы принизить нас, – сказала Лотти и оглянулась на площадь за окном. Сидеть в тесной душной комнате в хорошую погоду было нестерпимо тяжело. – И у неё получилось, – совсем шёпотом добавила она. – Я чувствую себя ужасно маленькой, Эрми. Мне здесь плохо. Я становлюсь противной.

– Ты такая только с Лавинией и Джесси, – твёрдо произнесла Эрменгарда. – Со мной ты обращаешься хорошо, а ко мне мало кто относится по-доброму. Не обращай внимания на Лавинию. Она всегда была чудовищем и с возрастом ни капли не изменилась.

– Была бы она не такая высокая…

– Ты тоже вырастешь.

– Но для старших девочек я всё ещё «малышка Лотти», – возразила Лотти, прижимаясь носом к стеклу. – Даже вы с Сарой иногда на меня так смотрите. Хотя теперь в пансионе много девочек младше меня – Дэйзи, Виктория, Мег. Я не виновата, что мне мало лет и у меня кудри.

Эрменгарда улыбнулась подруге:

– Думаю, в детстве Лавиния была очень похожа на тебя. У неё тоже голубые глаза и светлые кудри.

– Фу! – воскликнула Лотти и передёрнулась.

– О боже, Лотти! Я только подошла сказать тебе до свидания, но вижу, твои манеры до сих пор оставляют желать лучшего. Разве воспитанные леди издают такие звуки? – Лавиния поправила горжетку на плечах и ухмыльнулась девочкам, сидящим перед ней на подоконнике.

– Откуда тебе знать, как поступают воспитанные леди? – огрызнулась Лотти. – Ты не стала вдруг мудрее оттого, что закончила учиться. Настоящая леди не стала бы приходить сюда вся в бриллиантах, чтобы похвастать перед нами своим нарядом! – Тут она широко улыбнулась, так, что на щеках появились ямочки, и пропела, сверкая глазами: – Почему бы тебе не пойти к мистеру Кэррисфорду и не показать алмазы Саре? Наверняка ей они понравятся, и она в ответ покажет тебе свои![4]

Эрменгарда прижала ладонь к губам, но ей всё равно не удалось сдержать смех. Лотти понимала, что сейчас и правда невозможно не рассмеяться. Она сама сияла от гордости за свою колкость, несмотря на то что у Лавинии покраснела даже шея, а в глазах заплясал недобрый огонёк.

– Не смей! – вскрикнула Эрменгарда, отталкивая руку Лавинии, когда та потянулась к ушам Лотти.

Лавиния развернулась и, окружённая толпой щебечущих девчонок, зашагала к двери. Лотти обняла Эрменгарду и положила голову ей на плечо.

– Если я вздумаю тебя дразнить, Эрми, – прошептала она, – обязательно напомни, как ты сегодня за меня заступилась.

– Я смогла… – пробормотала Эрменгарда дрожащим голосом. – Правда смогла! Мне надо присесть, Лотти, у меня коленки трясутся. Отпусти меня, пожалуйста. – Она медленно опустилась обратно на подоконник, и Лотти устроилась рядом.

– Ненавижу Лавинию, – горько произнесла Лотти. – И этот пансион тоже ненавижу.

– Тсс, – остановила её Эрменгарда. – Сюда идёт мисс Минчин.

В дверном проёме, очевидно привлечённая шумом весёлой болтовни, возникла директриса с рыбьими глазами. Или она просто почуяла, что в пансионе что-то происходит. Она всегда появлялась на месте любого интересного события – обычно для того, чтобы всё испортить. Её чёрное шёлковое платье угрожающе шуршало по полированным доскам пола. Лотти вжалась в подоконник, пытаясь спрятаться за занавеской. С каждым годом она отчего-то боялась мисс Минчин всё больше. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Избалованную четырёхлетнюю девочку заботило лишь то, что ей не дали кусок пирога к чаю, но сейчас, в возрасте десяти лет, Лотти за фасадом улыбок и сладких слов замечала пустую холодность.

Мисс Амелия шла за сестрой, и вид у неё был встревоженный – что само по себе ничего не значило: она вечно о чём-то переживала.

Мисс Минчин окинула взглядом классную комнату, и болтовня стихла, сменившись неловкой напряжённой тишиной. Хозяйка пансиона улыбнулась, вытянув тонкие губы, и обратилась к Лавинии:

– Мисс Херберт, как приятно увидеть вас снова. Полагаю, вы пришли навестить старых подруг? Очень великодушно с вашей стороны! – Величавой походкой она медленно приблизилась к Лавинии и милостиво протянула ей руку.

Лавиния плотнее укуталась в пышную тёмную горжетку, будто надеясь, что нежные меха придадут ей сил. Дорогой аксессуар напомнил девушке, что она уже не ребёнок и может не бояться острого языка мисс Минчин. Лотти заметила, как Лавиния выпрямилась и расплылась в приветливой улыбке. Лениво подняв руку, словно это стоило ей огромных усилий, Лавиния произнесла, растягивая слова:

– Действительно, мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я уехала из пансиона. Я успела страшно по всем соскучиться.

– Да, аж за целый месяц, – прошептала Лотти на ухо Эрменгарде.

– Насколько я понимаю, вас уже представили ко двору? – спросила мисс Минчин с заметным одобрением. – Это большая честь – встретиться воочию с королевской семьёй. – Директриса оглянулась на своих воспитанниц: – Многие из вас тоже станут дебютантками, когда придёт время. Надеюсь, Лавиния рассказала вам, насколько важны уроки этикета?

– Разумеется, – поспешно заверила её Лавиния.

– Тебя одели в красивое платье, дорогая? – вмешалась мисс Амелия, сцепив руки в замок и с любопытством взглянув на Лавинию.

Лотти обратила внимание, что мисс Минчин вскинула брови. Она редко отчитывала младшую сестру перед ученицами, но явно считала мисс Амелию слишком беспечной и осуждала её горячий интерес к платьям, украшениям и сплетням.

– Очень простое, из шёлка цвета слоновой кости, – ответила Лавиния. – Но длинный шлейф делает его просто роскошным. А ещё у меня в волосах были белые перья и сетка. – Она закрыла глаза, вспоминая свой наряд.

– Чудесно, – вздохнула Амелия. – И наша любезная королева, должно быть, выглядела великолепно? Как тебе повезло увидеть её в год коронации!

– Да, она красивая, но довольно строгая на вид. А благодаря великолепному жемчужно-бриллиантовому ожерелью её шея казалась особенно длинной и изящной.

Лавиния погладила рукой в перчатке своё ожерелье и сердито покосилась на Лотти, которая сидела на подоконнике, скрестив лодыжки и держа руки на коленях – просто образец хороших манер. Лотти умела нечаянно вывести из себя мисс Минчин, а ей совсем не хотелось слушать нотации, особенно перед Лавинией.

Мисс Минчин тихонько вздохнула. Она не одобряла бриллианты. Хозяйке пансиона не полагалось носить дорогие украшения, даже если это самый уважаемый пансион для юных леди из самых богатых семей. Только по особым случаям мисс Минчин надевала брошь с камеей, а обычно ходила с траурной брошью – в память о своём почившем отце. Она никогда не остановила бы свой выбор на вульгарных, слишком броских и, право же, порочных бриллиантах. Было заметно, что мисс Минчин страшно разочарована, увидев ожерелье Лавинии. Но про королеву она не могла сказать ничего плохого.

– Боюсь, мне пора, мисс Минчин, – улыбнулась Лавиния. – Папин экипаж должен был за мной вернуться и, полагаю, уже ждёт меня на площади.

– Вполне возможно, – ответила мисс Минчин, выводя её за дверь. – Обязательно приходи ещё. Прекрасно, что девочки могут увидеть, как их бывшая одноклассница осуществляет все мечты юности.

Лотти выглянула в окно на площадь. Экипаж Лавинии уже стоял у входа, и две каурые лошади нетерпеливо били копытами.

Поскольку мисс Минчин верила в целебные свойства свежего воздуха, окна в пансионе были слегка приоткрыты, хотя это всё равно не спасало от духоты. Лотти с трудом подцепила пальцами тяжёлую раму и оттянула её ещё немного вверх. Эрменгарда поспешила ей помочь.

– Я просто хочу взглянуть на лошадей, – прошептала Лотти и подалась вперёд, опираясь на подоконник. В лицо ей ударили волна тепла и яркий свет. Лотти не привыкла к слепящим лучам солнца, которое с трудом пробивалось через пыльные стёкла классной комнаты, и даже медные детали на узде, казалось ей, мерцают словно золотые.