– Кто-то говорил, что дальнейшие действия обмозговывать будем, – усмехнулся я, усаживаясь, тем не менее, в кресло перед столиком.

– Какая мозготня может быть на голодный желудок, я же говорю! – хохотнул Ружин. – Ты меня как будто не слышал. Я так разлагался, такие мысли высказывал, а от тебя – как от стенки горох.

– Сам дурак, – беззлобно проворчал я. – Я тоже кушать хочу.

Честно говоря, любой человек, у которого в голове есть хоть кусочек мозга, а желудок не совсем ампутирован при невыясненных обстоятельствах, захотел бы кушать при виде того, что стояло на столике. Плов, окрошка, салаты, несколько творений, чьих названий я попросту не знал, но выглядевших жутко аппетитно. Пища, собственно, не жлобская – без лишних выкрутасов, – но весьма сытная и, главное, вкусная. Мне только показалось, что на двоих ее многовато.

– Еще кого-то ждем? – поинтересовался я.

Ружин уже уселся во второе кресло, легким автоматическим жестом подтянув джинсы, чтобы не оттягивались колени, и собрался было приступить к делу, но, услышав вопрос, уронил вилку и оторопело уставился на меня:

– С чего ты взял? Мы в этом городе новички, помнишь? Только сегодня ночью прилетели. Лично я еще не успел ни с кем познакомиться.

– Мало ли, – я пожал плечами. – Может, местный полковник к нам на завтрак пожалует, чтобы инструктаж провести.

– Нет, – он покачал головой. – Все необходимое они вчера в конверте передали. Им резону нет нас светить.

– А для чего тогда столько еды? – озадаченно спросил я.

– Как для чего? – Ружин был озадачен куда сильнее меня. – Кушать. А для чего еще может понадобиться еда?

– Не многовато на двоих-то?

– А-а! – он откинулся в кресле и расхохотался. – Ты об этом! Просто я люблю с утра плотно покушать. С обеда тоже. Да и вечером не против. Есть, говорят, такая болезнь – яма желудка называется. Не знаю, то самое у меня или нет, но проглот я знатный. Давай поспорим на тысячу долларов, что я слопаю все, что тут стоит?

– Включая тарелки и столики?

– Нет, кроме шуток, – Ружин прищурился, словно биатлонист на огневом рубеже, подцепил из своей порции плова кусок мяса и отправил его в рот. – Спорим?

– Да иди ты, – я решил, что связываться не стоит. – Сожрешь все, удовольствие получишь, штуку баксов поимеешь – кругом останешься в выигрыше. А я останусь голодный и без денег. Не пойдет.

– Как хочешь, – легко согласился он. – Тогда давай кушать.

Я кивнул и подвинул к себе тарелку с салатом – начать предпочел с чего-то легкого.

Ружин взял командование на себя. Я пока решил не возражать. Как-никак, все нити дела сходились к нему. Но в перспективе было все то же – убрать его, если придется, и сыграть в «сам себе велосипед». Однако, судя по тому, как мой напарник лопал – много и с аппетитом, – не придется. Исходя из старинной рабовладельческой приметы, вкалывать он должен был еще лучше.

Когда гарсон забрал сервировочный столик, загруженный выскобленными дочиста тарелками, Ружин разложил на диване какие-то бумаги, схемы и фотографии и поманил меня:

– Иди сюда. Будем мозговать.

Я пересел на диван. Мозговать – так мозговать. Все равно когда-нибудь придется этим заняться, раз уж мы притащились сюда. И я даже придерживался мнения, что чем раньше – тем лучше.

– Вот, – сказал Ружин, собрав фотографии и сунув мне в руку.

Я внимательно просмотрел их. Восемнадцать штук. Шесть человек. В разной обстановке и, надо думать, в разные годы. На каждого, получается, приходилось по три фото. Распределив персонажей по степени яркости произведенного на меня впечатления, я постарался проанализировать каждого.

Номер первый. Бородач в форме офицера ВВС. Впрочем, бородачом его можно было назвать с большой натяжкой – так, запущенная небритость. Скорее осознанная небрежность, чем борода. Этого трудно не запомнить при моей профессиональной памяти на лица. Первый снимок, где он стоял на городской площади в обнимку с каким-то типом еврейской наружности, был цветным и ясно показывал, что небритый летчик огненно рыж. Смещение цветов исключалось, потому что все снимки были сделаны если не на уровне высокого искусства, то вполне профессионально. Что же до художественности исполнения, то… Трудно ждать таковое от агента, которому ради каждой фотографии приходится выкладываться так, как гепард на охоте не выкладывается. На первом авиатор позировал, но явно не тому фотографу, чей снимок я держал в руках. Он смотрел чуть в сторону – градусов на десять. Видимо, агенты конторы изображали таких же праздношатающихся и от нечего делать фотографирующихся. Почему нет? Хорошее прикрытие.

Второе фото было черно-белым. Майор ВВС – здесь были видны звездочки на погонах – стоял строго в фас и мочился на колесо самолета. Наверное, готовился к полету. Я слышал, у летчиков есть такая традиция. Здесь хорошо были видны его глаза – почти безбровые. Если брови и были, то такие бесцветные, что на фотографии не просматривались. На фоне остальной тотальной рыжести безбровие майора выглядело почти уродством. Зато выигрывали глаза – без нависающих над ними бровей они так и перли наружу, и в этой их выпуклости было что-то демоническое. Фанатик в натуральную величину.

На третьей фотографии он был снят не в фас, а в профиль, и погоны имел еще капитанские. Разговаривал с каким-то солдатиком из обслуги, причем разговаривал явно матерно. Рот был широко распахнут, глаза горели. Солдатик, по привычке всех солдатиков на свете (поорет да перестанет), стоял потупившись и ни на что не реагировал. Единственной ценной вещью на снимке был капитанский нос. Невысокий, прямой. Скорее негритянского типа, чем европейского. Возможно, в детстве его ощутимо треснули по этой детали, оттого она и деформировалась.

Однозначно, этого типа я не забуду. Я отложил фотографии в сторону. Ружин, мельком глянув на них, прокомментировал:

– Генрих Засульский. Начальник боевой организации «Вестников Судного дня».

Я кивнул. Оказывается, у них и такая есть. Впрочем, вполне логично, раз сектанты собираются провернуть операцию общегосударственного масштаба. Мог бы сам догадаться, что за этим просматривается рука профессионального военного. Пусть даже и летчика. Впрочем, делать выводы из устной информации – не мой конек.

Вторая серия снимков резко отличалась от первой. Хотя бы тем, что все они были сделаны в один день, причем, скорее всего, даже в течение одного часа. Клиент был снят в трех разных ракурсах за рулем автомобиля. Фас, профиль и снова фас – на сей раз крупно.

Горбоносый блондин с такой же примерно бородкой, как и майор Засульский. Волосы коротко стрижены. Вероятно, очень засекреченный тип, раз пришлось обойтись только этой серией фотографий. Хотя, глядя на ленивые, полудохлые глаза, трудно было понять, зачем его так засекречивать. Типы с такими глазами обычно ни на что не способны.

Я показал фотки Ружину, и тот пояснил:

– Виктор Катаев. Есть подозрение, что он мозг всей организации. Звериное чутье – на опасность, на фотографов. В общем, отлично развито шестое чувство. Единственный человек, о котором почти ничего неизвестно – кроме имени. Он даже машину берет напрокат и по чужим документам, чтобы лишний раз не светиться.

Ну что ж. Тоже весьма колоритный тип, трудно забыть. А и забуду – при встрече вспомню. Я поехал дальше.

Еще один товарищ за рулем автомобиля. На двух фотоснимках. Довольно молодой и, в отличие от первых двоих, безбородый. На первой карточке он крутил баранку легковушки. Иномарка, точнее сказать невозможно. Дорогой прикид, модная прическа. На руке, что лежала на баранке – два перстня. Думаю, тоже нехилых бабок стоили. В остальном – невыразительная личность.

Я взял второй снимок, где он также сидел за баранкой, но и это в информативном плане мне ничего не дало. Здесь он держал руль вдвое большего диаметра, радостно улыбался, причем во рту не было ни одной золотой фиксы. Облачен в армейскую форму. Сержант.

Но черт бы меня подрал, если я знал, как закрепить его физиономию в памяти. Абсолютно не за что зацепиться. Темный блондин, или обладатель светло-русых волос, что, в принципе, одно и то же. Обычный рот, обычный нос, обычные глаза. Все обычное. Телосложение хорошее, если судить по третьему снимку, где он в самбовке плясал на ковре в обнимку со своим противником. Но ведь телосложением нынче никого не удивишь. В общем, выйди на улицу – и за десять минут насчитаешь десять парней, подходящих под схожее описание.