© Калюжная К., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

31 декабря 1999 года – 2000 год.

Редкие снежинки падали на город. Красивые, шестилучные, они летели с темного, подсвеченного тысячами огней мегаполиса неба, ловя блики от фонарей, блестя и переливаясь. На улице было довольно холодно. Термометры с утра показывали почти десять градусов мороза, но это не останавливало веселых гуляк, высыпавших из уютных домов на центральные бульвары и площади, чтобы встретить миллениум.

Кто-то ждал в новом двухтысячном году конец света, кто-то – глобальной технологической катастрофы, кто-то – сбоя в мировых компьютерных сетях, но это не мешало миллионам людей с радостью встречать наступление третьего тысячелетия. Одетые в красные колпаки Санта-Клауса, налепив на лица бороды Деда Мороза, держа в руках разноцветные светящиеся игрушки, взрослые и дети шли по Тверской в сторону Красной площади, чтобы первыми услышать бой курантов, открывающий новую эру. Для кого-то этот день станет первым в череде многих счастливых дней, для кого-то откроет двери в мир тоски и горя, но сегодня все это неважно. Сегодня – ночь миллениума! До утра остались позади все проблемы, все трудности – как прошлого, так и неизвестного пока будущего. Сегодня можно надеяться на чудо, пить шампанское, веселиться, наслаждаться обществом друзей и знакомых.

Алина Львова вышла из метро «Белорусская» и пошла пешком до «Пушкинской». Идти на Манежную площадь она не собиралась, встречать Новый год на морозе в ее планы не входило. Сегодня они собираются у Кати Шемякиной, институтской подруги Алины, девчонки веселой и разбитной, у которой целая куча друзей и знакомых и замечательные родители, проводящие дома не больше одного дня в неделю. Катя обещала организовать что-нибудь «эдакое», что бы запомнилось на ближайшее тысячелетие, и Львова ей верила.

Пройтись по городу девушка решила, чтобы поднять себе настроение, заразиться весельем и ощущением праздника от возбужденной, беснующейся толпы. В конце концов, сегодня не обычный Новый год, сегодня первый Новый год, который она отмечает не с предками. Мама посчитала, что дочь, став первокурсницей, достигла возраста, когда самую заветную ночь в году можно отмечать не дома, и после длительных скандалов и препирательств смогла убедить в этом отца. Так что Алина почувствовала настоящую свободу, вырвавшись из-под осточертевшей родительской опеки, и собиралась отрываться по полной.

Катя жила на Пушкинской площади. Перед домом подруги наблюдалось настоящее столпотворение празднующих. С хлопком открывались бутылки шампанского. Шипучая пена вырывалась из пластиковых стаканчиков, зажатых в пальцах, спрятанных в вязаные варежки, и смешивалась с грязным, затоптанным сотней башмаков снегом. Кто-то поздравил Алину с наступающим, кто-то хлопнул по спине, перепутав со своей подружкой, один парень пытался познакомиться, но уж больно сильно у незадачливого донжуана заплетался язык, и девушка не смогла разобрать ни слова из длинной речи, изобиловавшей икотой и матерными словами.

Во дворе народу было меньше, но и здесь хватало отмечающих историческое событие. Алина проскользнула в темный подъезд, прикрыв за собой дверь, и с облегчением вдохнула теплый, пропахший мусоропроводом и кошачьей мочой воздух. Она замерзла, ноги в тонких эластичных колготках покраснели и, казалось, покрылись корочкой льда. Сбив снег с замшевых сапог на шпильках, она нажала кнопку вызова лифта. Кабинка находилась этажом выше и с громыханием принялась спускаться на первый. Света в ней не оказалось: развеселившиеся гуляки успели выбить лампочку и подпалили зажигалкой пластиковые кнопки с указанием этажей. Однако девушка частенько ходила к подруге в гости и без труда нашла нужную ей, направив лифт на пятый этаж.

Двери не успели открыться, когда до слуха гостьи донесся смех и шутливая перебранка какой-то девушки с двумя парнями. На лестнице, вооружившись бокалами шампанского – стеклянными, не пластиковыми! – и сигаретами расселись ее одногруппники: Аня Свердлова и Паша Коледов. Третьего юношу Алина не знала – возможно, кто-то из Катькиных дружков или друг какого-нибудь друга. На вечеринках, устраиваемых Шемякиной, частенько собиралось несколько десятков человек, и редко кто знал хотя бы половину приглашенных.

– Алинка! С наступающим! – сорвалась с подоконника Анька и бросилась на шею приятельницы, едва не подпалив сигаретой мех на воротнике новоприбывшей.

– Тебя тоже! – ответила Алина в тон однокурснице, аккуратно высвобождаясь из пьяных объятий. До двенадцати оставалось еще три часа, а веселая компания успела уже изрядно захмелеть.

– Знакомься, – тараторила Аня, – это Влад, он друг друга чьей-то подруги.

– Очень приятно, – высокий темноволосый парень лет двадцати трех – двадцати четырех с каштановыми, слегка вьющимися волосами, серыми глазами и ослепительной белозубой улыбкой протянул Алине руку. Она протянула свою, собираясь ответить на рукопожатие, но новый знакомый изящным движением поднес ладонь девушки к губам и легонько поцеловал. Он был симпатичным. У Алины мелькнула мысль попробовать познакомиться с красавчиком поближе, но не успела она это подумать, как дверь Катиной квартиры распахнулась и на площадку вышла довольно высокая девушка с каштановыми, отливающими темной медью волосами и очень ярким макияжем, в дорогом облегающем платье, купленном не на обычном рынке, а в фирменном магазине, и на неимоверно высоких шпильках. Ее Алина тоже не знала.

– Моя подруга, Соня, – проговорил Влад, указывая на шатенку.

– Привет, – помахала рукой Соня. Алина заметила длинные ухоженные ногти, покрытые ярким бордовым лаком в тон платью. Ловить здесь было нечего: такая не выпустит из цепких коготков своего ненаглядного ни за какие деньги, поэтому, простояв с компанией курильщиков пару минут, Львова направилась в квартиру.

Народу было даже больше, чем Алина ожидала. Человек тридцать, не меньше. Ни одно знакомое лицо в поле зрения не попало. Парень, открывший дверь и стянувший с нее пальто, был смутно знаком, но вспомнить, где они встречались, не получалось.

На кухне неизвестный блондин разливал шампанское всем желающим. Кто-то предпочитал водку, но таких было немного: валяться под елкой до наступления нового года никому не хотелось. Взяв из рук импровизированного бармена бокал с шипучим напитком, Алина направилась на поиски хозяйки квартиры. Комнат было три, все диваны, стулья, подоконники и даже полы были заняты выпивающими гостями. Пришлось приложить немало усилий, чтобы разглядеть белокурые, крашеные волосы Кати. В честь праздника подруга завилась и набрызгала на голову столько лака, что, пройдись сейчас тайфун, ее прическа осталась бы прежней. В отличие от большинства, на ногах Шемякина стояла вполне твердо. Завидев Алину, она с невообразимой для такого столпотворения скоростью пробралась навстречу Львовой.

– Ура! – закричала она, перекрикивая стоящий в помещении гвалт. – Я уж решила, твои предки передумали и заперли тебя дома под семью замками. С наступающим! Ура!

Несколько нестройных голосов поддержали крик хозяйки вечеринки. Со всех сторон раздавались чоканье и поцелуи тех, кто пил на брудершафт.

– Как видишь, я тут! Из наших кто-нибудь намечается?

– Анька Свердлова, Пашка Коледов уже пришли, они, кажись, на лестнице дымят. Еще должна прийти Швецова, и Никишин обещал заехать после двенадцати.

– Ясненько. Тогда представляй меня гостям. Мои предпочтения ты знаешь, – последнее Алина шепнула Кате на ушко. Эта фраза не предназначалась для нескромных ушей молодых людей, стоящих поблизости. А вдруг среди них затесался кто-нибудь умопомрачительно красивый, божественно сексуальный и свободный.