**На языке цветов обозначают — благородство и уважение.

Глава 8.

Страсть делает наилучшие наблюдения и наихудшие выводы.

Военные, привыкшие к форс-мажорам на долгую отлучку Густаффсона смотрели хоть и с некоторой настороженностью, всё же командир заставы, но большое значение ей не придавали, а вот гражданский персонал обслуживающий Северный предел был взбудоражен и напуган.

Говорили печально известная тварь задрала вчера в деревне местного пьянчугу, и как бы странно это не звучало, но у Рира было алиби, а значит либо беднягу убили волки, либо полковник умудрился вытащить из разлома несколько крупных экземпляров помимо Фенрира. Если бы не Бёрг, состояние которого вызывало опасение, уверена Бьерн не стал брать с собой даже подполковника, ограничившись только тем, кто покажет ему дорогу до сторожки — то есть мной, но и так Северный предел покинули лишь четверо: Бладъёльтер, Утер, Фальк и я.

Ах, если бы только Фенрир был человеком, уверена, он стал бы великим актером и ему покорились бы все театральные подмостки стран содружества Кватры, то, как он преданно вилял хвостом и становился на задние лапы, пытаясь облизать моё лицо заслуживает отдельных бурных и несмолкающих аплодисментов. С небывалым упоением он носился по лесу, счастливо тявкая, когда возвращался к нашему отряду, а вот мне стяжать славу слуги Мельпомены* было не суждено — я с трудом сдерживала смех, когда этот лицедей гонял пугливых зайцев или зазевавшихся фазанов.

Диалога с волком у нас не получилось, уж слишком пристальным было интерес Генриха Бладъёльтера к моей персоне, он то оказывался рядом, прикрывая мой тыл от только ему ведомой угрозы, то буравил мне спину тяжелым взглядом, от которого тонкие волоски на шее вставали дыбом, а скачка превращалась в муку. Где-то глубоко внутри я понимала, что внимание это не праздное, и с одной стороны я очень надеялась, что его заинтересованность не носит профессиональный характер, а с другой до ужаса боялась именно этого.

Нет, я была реалисткой и прекрасно понимала, что даже если Бьерн одарит меня тем самым вниманием, коего мне до сели удавалось избегать, ничем серьезным этот адюльтер не закончится. Уже несколько талей внебрачный сын Кёнига был помолвлен, и, хотя его невеста, Адела Хагаард, вызывала определенные опасения, она была из его клана, а выбор Генриха меня не касался, к тому же несвободные мужчины для меня табу, так уж воспитали.

Белоснежный, мягкий как пух снежок поскрипывал и переливался радужными отблесками, воздух остро пах еловыми ветками и морозом, солнце слепило глаза, но совсем не грело, хотя я наслаждалась этой поездкой вопреки пробирающему до костей холоду, чётко осознавая, что в ближайшее время возможности вот так насладиться верховой ездой у меня не будет.

Слава Небу, адъютант не только пришёл в себя, он даже вышел нас встречать, прихрамывая и являя желтеющую гематому на пол лица. И хотя Бёрг был рад нас видеть, становилось понятно — истинный облик двинувшегося экспериментатора-полковника, которого, казалось, он прекрасно знал, больно его ранил. Никто и никогда не любит чувствовать себя дураком, но проблема в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.

Мужчины спешились, и после краткого приветствия вошли в дом, я же осталась снаружи с Бёргом, вновь окунаться в последствие безумных фантазий Густаффсона я не желала, поэтому я присела на широкие ступени рядом с адъютантом. Вокруг входа снег был взрыт до самой земли, дверь и ступени украшали свежие царапины, которых не было еще вчера, и запах, сладковатая, приторная вонь разлагающегося мяса неуловимо витала в морозном воздухе.

— Спасибо, — искренне сказал мужчина. — Я очень смутно помню, что произошло после удара, но он приходил ночью.

— Кто? Густаффсон?

— Нет. Не знаю. Я очнулся от ужасного воя, что-то скреблось, клацало зубами, дышало, билось в дверь. Если бы не защитные руны, что ты начертала перед уходом

— Откуда знаешь, что это я? Может это Густаффсон, — не хотелось бы, чтобы о моём умении стало известно. Такие навыки лучше держать в секрете, и, хотя я училась сама, по книгам и лекциям, пользуясь в общем-то доступной литературой из библиотеки МАСа, дополнительное пристальное внимание заместителя начальника "ОО" мне ни к чему.

— Я видел, как ты это делала, хотя и был волкомно я никому не скажу. Как ты спаслась?

— Я не знаю, мне кажется, его что-то отвлекло — врала я с тяжелым сердцем, но Дагер верил, надеюсь эта тема исчерпана, не хотелось бы чтобы нас услышали. Значит не Рир, но кто тогда?

На пороге дома появился Фальк, затем Бьерн, адъютант следователя шуршал бумагами где-то в глубине.

— Мы все сейчас отсюда уходим, без паники, но как можно быстрее, — кратко отрезал осошник.

— К чему такая спешка? — удивилась я. Тот пристально посмотрел на меня, и одернув себя за неуместное любопытство — отрапортовала, — Так точно.

— Дело не в субординации. — Он оттеснил меня от Дагера, провожая к лошади, — Густаффсон помимо экспериментов над своей сущностью пытался создать универсального бойца, и ему, как ни странно, это удалось. Я пошлю за некросом в столицу. В округе шастает как минимум парочка умертвий.

Умертвия активизируются не с приходом ночи, как многие ошибочно считают, они просто не выносят солнечных лучей. Дневное светило должно сесть примерно через пару леоров, всё же власти у солнца зимой тут много меньше, чем в той же столице. А еще, судя по всему, именно они сожрали вчера забулдыгу, и уж коли они попробовали человечинки — другое мясо есть не станут.

— Может быть этим хватит и огня? Надо предупредить старосту — заволновалась я.

— Посмотрим, Фальк и Утер отправятся немедля, — сказал Бьерн. Мужчины, дождавшись отмашки, резво вскочили на ожидавших лошадей. — Мне нужно время запечатать место преступления, а одна ты не поедешь МакКайла, — увидев, как я поморщилась, он посчитал нужным добавить, — это приказ. Бёрг тебе сейчас не помощник, дай Великие, он сможет ровно держать свою задницу в седле. — Так точно, — ответила я. Спорить с вышестоящим начальством было неуместно, за все пять талей, что я училась в Академии мне постоянно приходилось сталкиваться с подобным отношением, женщины с данамом действительно были слабее зверя физически в человеческой ипостаси, все остальное — сексистская чушь. Спорить не стала, но слова именно Бладъёльтера меня задели, и сильно.

Наблюдать за Генрихом было весьма занимательно, магия беара** была другой: очень древней, самобытной. Я не видела привычных энергетических линий или ярких вспышек, но прекрасно чувствовала волшбу, горчащую силой, заставляющую вставать дыбом волосы, выбившиеся из косы. Ощущения были будто стою в поле во время страшной грозы, а слепящие молнии бьют так близко, что протяни руку и смертельная энергия сожмет свои зубы на дрожащих пальцах.

А еще, в момент наивысшего напряжения, мне удалось рассмотреть прозрачный, словно отполированный кусочек горного хрусталя силуэт медведя, обтекающий мужчину. Волшба давалась ему легко, органично, я чувствовала, что он невероятно силен, и эта мощь завораживала, притягивая взгляд.

Дорога обратно была быстрой и даже Бёргу, норовившему сползти с седла или завалиться в бок, задержать нас не удалось. Затемно мы прибыли на Северный предел, в котором в срочном порядке формировался отряд для зачистки от нечисти. Я не стала позорить перед подчиненными молодого волка, помогая добраться ему до лазарета, но взглядом того всё-таки проводила. Адъютант был бледен до синевы, и это еще Фенрир его щадил.

— Силу не рассчитал, — пронеслось в голове, — да и зол был, думал вы с этим заодно.

Великие, в лесу что-то умерло, Рир извинился, волкопёс хмыкнул и помчался вон из крепости, вот уж кто сражение с умертвием не пропустит.

В общей суете я не услышала, как сзади ко мне кто-то подошел. Низкий, с легкой хрипотцой голос обозначил присутствие своего владельца, а слова удивили меня. Похоже сегодня день всепрощения.