Время замедлило бег, превращая доли квази в бесконечные сенты, мой крик замер в горле, и я истово молила Небеса помочь ничтожной мне. Раздался пронзительный хлопок лишая окружающий мир звуков, глухота не пугала, плевать, главное, чтобы всё получилось.

Я замерла, наблюдая как серебряный купол накрывает неподвижную фигуру волка, а затем меня и сына. И, наконец-то, увидела, смогла рассмотреть то, что делал для моего сына Фенрир — он отдавал свою жизненную энергию, тоненькой струйкой вливая её в хрупкое, безжизненное тельце. Капля за каплей.

Токая корочка льда хрупнула, когда мой сын вздохнул грудью и тут же зашелся в громком, неистовом крике, разрушая безмолвную тишину. И это был самый прекрасный звук в мире. Спустя несколько вдохов серая кожа порозовела, губки налились цветом, он зашевелился и открыл глаза, требовательно оглашая свои пока еще не понятные мне желания.

Я зарыдала от облегчения, заливая слезами слипшуюся шерсть:

— Спасибо, спасибо, спасибо, — без остановки шептала я.

— Жизнь за жизнь МакКайла, — устало ответил волк, — ты спасла моих детей. Я лишь отдал долг.

С трудом, опираясь на сгорбившуюся фигуру Фенрира, я встала и побрела к заветной двери, но расстояние, что обычно я проходила за пару таймов, казалось бесконечным. Дойти до неё я не успела, видимо мои крики были услышаны, потому как небольшая дверь черного хода буквально вылетела с петель, освещая короткий коридор. Крупный силуэт заслонил источник света и в несколько шагов настиг, поднимая на руки нас двоих. — Генрих? — вопрос о том, как же он здесь оказался, мелькнул в моём сознании, но я так и не смогла облечь его в слова, проваливаясь в блаженный плен небытия.

Дрейфуя на поверхности вязкого сознания, я никак не могла найти силы, чтобы разлепить глаза, всё тело болело, кости и мышцы жгло огнем, даже дышать было трудно, как после первого оборота. Казалось, еще немного и я вновь погружусь в липкое болото бессознательного состояния, но клубок событий, мелькающих в памяти, стал стремительно раскручиваться, выплескивая яростное беспокойство:

— Где он? — крикнула, встрепенувшись. Наконец-то я поймала за хвост сознание, и первая мысль, ударившая набатом, была о сыне.

— Он с нами, не волнуйся. Спит. — Спокойно ответил мне Генрих, гася панику на корню. Осторожно наклонившись, он положил мне на грудь теплый, посапывающий кулёчек и с нежностью поцеловал в висок.

Я аккуратно перехватила закутанного в батистовые пеленки малыша. Он был крупнее, чем мне запомнилось.

— Тяжеленький мой, — шепнула я в розовое ушко. Он сладко пах, и я потерялась в его запахе, с наслаждением вдыхая сладкий аромат младенца. Крошечные пальчики были сжаты в кулачки, и когда я провела по малюсеньким ноготкам, он схватил мой палец. Крепко. — Какой сильный. — Констатировала я с удивлением.

— Он чудо. — Сказал растроганный супруг, присаживаясь рядом, — спасибо тебе. Спасибо.

Я смутилась, и уже было хотела признаться в том, что произошло, но вдруг услышала в голове голос Фенрира:

— Нет, МакКайла, молчи, — буквально кричал в моём сознании волк, — может быть потом. Но не сейчас.

— Он здоров? С ним всё в порядке? — выдохнула я вместо откровений, что буквально рвались наружу.

— Да, — Генрих погладил редкие, светлые волосики, что пушились на головке. — Вопреки тому, что он родился раньше срока, наш сын абсолютно здоров и даже вес в пределах нормы. Это чудо. Лекарь сказал, что давно не видел столь крепких младенцевМилая, расскажи, что случилось. Как ты оказалась в этих коридорах одна? — переключился на то, что его волновало более всего супруг.

— Я устала от постоянного присутствия, я не привыкла быть всё время на виду. Я люблю Лейни, подруг и твою матушку, ноно мне хотелось побыть в тишине, насладится книгой, погреться на солнышке. Прости

— Ты ни в чем не виновата, — пытался утешить меня любимый. — Ты поскользнулась на ступенях

— Нет, — перебила я его, — нет. Меня кто-то толкнул. — И, хотя в это было сложно поверить, Фенрир согласно поддакивал моим мыслям. — Я почувствовала толчок. Практически удар в спину. — Я болезненно поморщилась, поведя плечом. — Но в коридоре никого не было.

— Ты уверена?

— Да, абсолютно. И Рир тоже никого не увидел, но мне не показалось, — и перевела тему. — Кстати, а как ты здесь оказался? Ведь еще утром был недалеко от Хладного ущелья.

— Едва я отправил тебе письмо, меня накрыло мощной волной паники, сметающим всё на своём пути ужасом. Я загнал двух лошадей. Чуть не разнес телепортационнуюВ общем чутье меня не подвело, я успел вовремя.

— Да, не подвело, — сонно улыбнулась я. — Тебе тоже кажется, что он самый красивый ребенок на всём белом свете?

— Это не удивительно, с такой матерью.

Сонные глазки распахнулись, личико сморщилось и сынок, потрясая крепкими кулачками, огласил спальню требовательным криком, оповещая всех вокруг о том, что он проголодался. Я неловко дала ему грудь, впервые испытав невероятные, удивительные ощущения, на которых зиждилось становление прочной связи меж матерью и её ребенком, а когда маленький, беззубый ротик сомкнулся на моей груди, причмокивая и похлопывая ладошкой, словно аплодируя, увидела, как завороженный и растроганный Генрих, счастливо улыбается, не обращая внимание на мешающие ему слезы.

Меня переполняла любовь, казалось, стук моего сердца слышат все вокруг, и, пожалуй, впервые в жизни в этот самый момент, я была безгранично и безоговорочно счастлива.

Эпилог.

Спустя почти шесть талей прошедшие после знаменательного разлома Изнанки, с которой и началась эта история, домой вернулся Робби и по удивительному, невероятному стечению обстоятельств он не стал старше, ведь время за чертой течет по-другому. Говорить о том, как были рады родные Кайлы чудесному возвращению из чужого мира своему сыну, думаю не стоит. Воспользовавшись данной её властью, Кюна от всего сердца поблагодарила девушку, спасшую её племянника.

Настигнуть Клауса в ущелье людям Генриха так и не удалось, сообщники первого наследника Бладъёльтера были повсюду, и, хотя найти и наказать по закону в Стоунхельме удалось почти всех, в других государствах Кватры они затаились или затерялись. Много позднее им удалось узнать о судьбе и безрадостной кончине сумасшедшего генетика. Вскоре за ним последовала и его мать, сломленная горем от потери, но не виной, уверена Соляр распахнул для них свои мрачные врата.

Кровь, все бумаги и карту больного Теаны Виверн Бьерн вернул сразу, как представился удобный случай — на заседании стран Кватры, где лидеры четырех союзных государств продлили подписанный предками договор о сотрудничестве и взаимопомощи*. За другими, оставшимися в живых подопытными генетика в ОсО наблюдали с особым тщанием, но обладать силами сверх тех, что у них были, не стал никто.

Кроме Фенрира.

Именно так правители назвали своего сына — одного из четырех. Более тридцати унов рука об руку правили МакКайла и Генрих. Кёниг по собственной воле уступил трон правителя своему старшему сыну, коего из всех наследников выбрала и признала истинная Сила Ритуала.

В новейших хрониках Стоунхельма он остался, вероятно, самым любимым и почитаемым правителем. C именем Кёнига Фенрира Бладъёльтера нация на протяжении более полусента связывала представления о собственной стране, ее традициях и ценностях. Фенрир был на троне так долго, что его именем в последствии назвали эпоху целую правления. Его непростое становление и во истину удивительная судьба стали историей, а затем и легендой, что передавалась из уст в уста, обрастая новыми подробностями и деталями.

Все бесчеловечные, преступные эксперименты Клауса, пропитанного ненавистью к самому себе и окружающим, не смогли бы дать и миллиардной доли того, что смогло дать сердце, в котором горит настоящее чувство. Величайшей целью любого существа на свете — является осознание, того, что есть любовь.

Лично для меня, любовь — это вселенная, что обретает смысл, лишь когда нам есть с кем ею поделиться. Я спасла детей своего Волка, потому что так велело моё глупое сердце, так как не смогла иначе. Не смог и он.