Они пересекли длинный и широкий сквер и подошли к просторной беседке. Киселев дотронулся до руки полковника:

– Вот смотрите, Александр Дмитриевич, здесь когда-то стояли сараи, а на месте беседки была голубятня, большая, в несколько отсеков и этажей. Принадлежала она троим дружкам, и голуби их славились на всю округу. Собиралась сюда местная шпана. Вечно пьянки, драки, поножовщина. Больше десяти лет нет этой голубятни, да и сами голубятники сгинули, а вот традиции кое-какие уцелели. Чего мы тут только не предпринимали: и разгоняли, и дружинников здесь целую группу держим, а толку чуть – продолжают собираться и, представьте себе, по вечерам концерты закатывают такие, что не хочешь, да заслушаешься: две-три гитары, аккордеон, и поют.

– А что в этом дурного? Пусть себе поют.

– Если бы только пели! Пьют, в карты играют, дерутся.

– Это плохо. Поближе бы с ними познакомиться…

Киселев усмехнулся:

– Макаров с Роговым их всех наперечет знают…

Они вышли из сквера и подошли к маленьким разнокалиберным домикам-гаражам. За ними открылась широкая улица, застроенная современными домами. Три больших здания вплотную примкнули друг к другу, как бы образуя букву «П». Капитан подвел Дорохова к арке одного из домов и остановился:

– Вот здесь все и произошло.

Дорохов осмотрелся. Высокая арка тоннелем проходила сквозь здание и открывала вид на зеленый двор. Киселев указал в глубину:

– Видите вот тот средний подъезд? Там живет Степан Ручкин, оттуда и вышел Лавров, а здесь посередине, прямо под лампочкой, что под сводом, лежал Славин.

Дорохов долго стоял под аркой, что-то обдумывая, ходил по двору, смотрел на подвешенные люминесцентные лампы. «Приду сюда еще раз вечером, – решил он, – ближе к тому часу, когда все произошло».

– Что ж до сих пор Ручкина не допросили?

– Не нашли. Уехал он, Александр Дмитриевич, взял отпуск на десять дней и повез ребенка к родственникам в деревню, а куда – неизвестно.

– Нужно найти. Возможно, он что-то знает.

– Найдем. Да он скоро и сам появится.

Они походили еще по двору и направились в городской отдел милиции. Полковник спросил у Киселева:

– Где тут у вас заводская дружина?

– Штаб во Дворце культуры.

– Далеко?

– Да нет, будем проходить мимо.

– Давайте заглянем!

Капитан замялся. Видно, ему не очень-то хотелось идти к дружинникам, и он, взглянув на часы, отговорился:

– Может быть, в другой раз? Уже восемь часов, а мне еще постовых милиционеров проверять.

– Хорошо, я один зайду.

…В большой комнате было шумно. Сидящий за столом парень лет двадцати пяти сердитым голосом что-то втолковывал обступившим его дружинникам. Среди собравшихся мелькали девичьи лица. Остановившись в стороне, Александр Дмитриевич прислушался. Бойкий паренек лет девятнадцати пытался оправдаться:

– А что мы можем? Вчера я им говорю: «Нужно соблюдать порядок», а они в ответ: «Пошел ты знаешь куда? Сами научитесь соблюдать». Я говорю: «Пойдемте в штаб», а они: «Если не пойдем – бить будешь?»

– Подожди, Зотов, – отстранил говорившего здоровенный парень. Куртка так плотно облегала его торс, что казалось, стоит парню сделать резкое движение – и все швы тут же разойдутся.

«Ну и здоровяк, – подумал Дорохов. – Копия чемпиона по штанге Василия Алексеева».

– Нужно что-то придумать, Рогов, – возмущенным басом продолжал «чемпион». – С того дня, как все это случилось, шпана распоясалась. На что уж меня все слушались, а сегодня в обеденный перерыв подходят в столовке два пьянчуги и так нахально спрашивают: «Допрыгались, дружиннички? Вас еще не разогнали? А зря! Сами-то вы хуже бандитов стали».

– Ну и что же ты им, Семен, ответил?

– Не надейтесь, говорю, дружина как была, так и будет. А если нужно, то и беседку разберем.

– Зачем же разбирать беседку? Пусть стоит, – медленно проговорил Рогов.

– Да! Как же дальше-то, Женя? – протиснулась к столу худенькая черноглазая девушка с короткой стрижкой каштановых волос. – Как нам быть дальше? Вчера вечером иду через сквер, в беседке человек десять ребят, двое с гитарами. Пьют водку и орут песни. Увидели меня и кричат: «Зинуха, заходи! Выпей с нами за упокой души Сереги-парикмахера, а заодно и за упокой своего приятеля. Не миновать ему расстрела!»

Рогов хотел что-то сказать, но увидел Дорохова, насторожился, решил, что и так было слишком много сказано при постороннем.

– Вам что, товарищ?

– Вы начальник штаба Рогов? – в свою очередь поинтересовался Дорохов.

– Да.

– Тогда я к вам.

Полковник, порывшись в своем бумажнике, достал вчетверо сложенный листок и протянул его Рогову. Начальник штаба быстро пробежал глазами документ. По мере того как он читал, лицо его менялось, хмурые складки на лбу разгладились.

– Ребята! Из Москвы прислали полковника милиции Дорохова специально заниматься делом Олега.

Девушка, разговаривавшая с Роговым, подошла к гостю, которого сразу окружили дружинники, и с надеждой спросила:

– Олега освободят?

В комнате воцарилась тишина. Вопрос этот, видимо, волновал всех.

– Вы думаете, это так просто? Одни посадили, другие освободили? Меня прислали специально разобраться. В ответ на телеграмму, которую товарищ Рогов отправил в Москву, – медленно подбирая слова, проговорил полковник.

Сразу заговорили несколько человек, но их остановил Рогов:

– Подождите, ребята! Дайте я скажу. Лаврова мы знаем давно. Многие вместе учились с ним в школе. Вот уже три года в одной дружине. Олегу мы верим. Если он говорит, что у парикмахера был нож, значит, нож был на самом деле.

– Тогда у меня ко всем вам просьба: разыщите этот самый нож. А вы, товарищ Рогов, если, конечно, не очень заняты, помогите мне кое в чем разобраться, – попросил Дорохов и вместе с начальником штаба дружины направился было к выходу, но его остановил напряженный, ищущий взгляд той девушки, что спрашивала о Лаврове.

– Вас, кажется, зовут Зина?

– Да, Зина Мальцева.

– Вот что, Зина, когда вы завтра освободитесь?

– Я свободна, – быстро ответила девушка.

– Ну и прекрасно! Приходите ко мне в городской отдел днем, часов в двенадцать.

Дорохов и Рогов вышли из Дворца культуры, полковник с интересом поглядывал на парня.

– Давайте знакомиться! Меня зовут Александр Дмитриевич, вас Евгений… а отчество?

– Просто Женя.

– Ладно, договорились. Вы знаете, где живут Лавровы?

– Конечно.

– Сходим к ним, хочу поговорить с родителями.

– Скажите, Александр Дмитриевич, а как с ним, с Олегом?

– Ну вот и ты, Женя, тоже. Об Олеге, будет время, мы с тобой еще потолкуем. Лучше расскажи о себе, о дружине…

– Дружина как дружина, – в голосе парня послышалось разочарование.

Полковник взял Рогова под руку и молча прошел несколько шагов.

– Вы все хотите от меня скоропалительного ответа и не желаете понять, что я еще и сам толком во всем не разобрался. – Он остановился, придержал своего спутника: – Да ты не обижайся. Справедливость, она, брат, восторжествует. Не сомневайся. Ну, и какие у вас в дружине ребята?

Они шли медленно, и Рогов не торопясь рассказывал, что народ у него хороший, дружный, в основном комсомольцы завода сельскохозяйственных машин, что они очень охотно принялись наводить порядок в своем районе, что дружина занимала первое место в городе, но вот случай с Лавровым может запятнать коллектив, но все равно они уверены, что Олег невиновен. Наконец они обогнули здание кинотеатра, и Рогов указал на многоэтажную башню.

– Вот мы и пришли. Думаю, не очень-то нам обрадуются.

На пятом этаже, на двери, обитой коричневым дерматином, была прикреплена медная дощечка с выгравированной надписью: «Лавровы». Им открыла дверь немолодая женщина с высоким лбом и скорбно сжатыми губами. Увидев Рогова и незнакомого мужчину, насторожилась.

– Есть что-нибудь новое? – голос женщины дрогнул.

– Калерия Викторовна, полковник из Москвы приехал, хочет с вами побеседовать, – сказал Рогов.