Итак, Аркадий, остолбенев, смотрит на поразившую его каким-то своим, не поддающимся определению совершенством девушку, а девушка смотрит на него. Аркадий её явно не поражает, не числится за ним никаких совершенств, скорее пугает (чужой, чумазый от осевшей на его физиономии сажи и не в самой опрятной робе). И так порядка нескольких секунд, пока из-за спины Аркадия не донёсся истошный крик: «Эй, ты, мать твою!.. Трубочист!» Служака-охранник. Мчит по коридору, орёт во всю лужёную глотку. Аркадия мгновенно, как порывом ветра сдуло от двери, а тем же временем на другом конце коридора появляется прислуга. В общем – полундра!.. Свистать всех наверх!..
«Вань, ты чего?! Что случилось-то?..» – «Да вон, трубочист… К нашей гувернанточке ломится». – «Иди ты! Вот это трубочист! Губа-то не дура». Аркадий готов сквозь землю провалиться. Теперь доказывай, дружочек, что ты не верблюд. Охранник уже лапает Аркадия, похоже собирается продемонстрировать какой-то приём; Аркадий, естественно, сопротивляется, силёнок ему тоже не занимать, поэтому задуманное и не срабатывает, а подрулившая вплотную бебеха подначивает охранника. В общем, сценка ещё та… В это мгновение на пороге злосчастной комнаты появляется Она. «Перестаньте!.. Что вы делаете?..» Ух ты! Похоже, она ещё и сердиться умеет. Причём, что больше всего нравится Аркадию, как будто сердится не на него, а на то, как грубо с ним, Аркадием, обращаются. «Оставьте его! Пожалуйста. Он же ничего мне плохого не сделал». И так это было сказано, с такой непререкаемой убедительностью, что тут же возымело эффект! Охранник отцепился от Аркадьевой руки, бебеха тоже больше не голосит так, как будто её насилуют. Словом, все неприятности для Аркадия на этом закончились.
Да, именно так: все неприятности для Аркадия на этом закончились. Девушка только заступилась за него, убедилась, что от него отстали, и тут же, бросив прощальный взгляд, вернулась к себе, закрыв дверь. Уплыла по своим делам и прислуга. Правда, перед тем как ей уплыть, Аркадий успел навести у неё справки… Нет, не по поводу гувернантки, а где находится то самое вожделенное место, где он сможет умыться. Чувствующий себя немного виноватым охранник его туда проводил. Оказалось, для таких, как они, то есть для челяди, всё это удовольствие теперь на первом этаже, где прежде был гардероб. Под конец с Аркадием, как положено, рассчитались, и он отправился восвояси. Готовиться к встрече Нового года.
Словом, пронесло. А пронесло только благодаря тому, что эта красавица не погнушалась вступиться за него. Отчего же ему сейчас, пока возвращается домой, как-то… как будто не по себе? Примерно так же с ним однажды было, когда схватился голой пятернёй за обнажённый провод: тряхануло. Тряхануло как будто и сейчас. Но что с ним в самом-то деле?.. Смазливых девушек, что ли, до сих пор не видел к своим-то уже солидным двадцати пяти годам? Нет, тут что-то другое. Иконка, лампадка? Вещи для современной молодой девушки, согласимся, не совсем обычные. Но был в его уже богатой приключениями жизни и такой случай, когда любился с одной замужней женщиной. Она тоже была набожной, то и дело молилась, постоянно, как на службу, ходила в церковь, соблюдала все посты и пятое-десятое. Аркадий как-то поинтересовался: «А тебе не стыдно мужа обманывать?» – «Ещё как стыдно-то! Но я же исповедуюсь у своего батюшки. Да. Я честно ему всё и про себя, и про тебя рассказываю». Рассказчица! У Аркадия, когда услышал такое, сразу пропало желание любиться с этой вечно кающейся грешницей. Так, значит, не в иконках тут дело, а в чём-то другом. И в чём именно, ему ещё придётся разобраться.
5
«У тебя глаза какие-то…» – «Какие?» – «Сумасшедшие. С тобой всё… в порядке?» Это у Вали, Аркадьевой подруги, возникли сомнения на предмет, не сошли ли его глаза с ума. Ещё на относительно дальних подступах к Новому году, когда, естественно, обсуждали, где, в какой компании встретят новое тысячелетие, не сразу, но всё-таки пришли к обоюдному согласию плюнуть на всех друзей-приятелей и встретить тысячелетие один на один в снимаемом Валей на паях с её однокурсницей скворечнике посёлка Первомайский. Однокурсница – тоже не из местных, как и Валя, – уехала на все праздники к своим.
Аркадий сегодня впервые попал в Валин скворечник, но для посёлка Первомайский он, конечно, не новичок. Дело в том, что прежде на окраине посёлка располагалось овощехранилище, где время от времени приходилось «отбывать барщину» краснохолмским старшеклассникам и Аркаше в их числе. Наиболее дерзкие из них – а Новосельцев ещё в своём «зелёном» состоянии был из таких – набивали предусмотрительно принесённые из дома «авоськи» дефицитными в те времена мандаринами и апельсинами и, пользуясь дырявым забором, выносили, допустим в обеденный перерыв, наружу, продавая местным, чаще всего не за деньги, а за «настоящее», не поддельное, как в городских магазинах, молоко. Тогда в Первомайском ещё держали коров. В то время Аркаша и познакомился с внутренним убранством многих поселковых домов.
С тех пор многое, конечно, здесь изменилось: стало ненужным первомайское овощехранилище, потеряли нужду в собственных коровах и жители посёлка, зато мандаринов и апельсинов стало навалом. «Скворечник» же, применительно к Валиному временному жилищу, это чисто Аркадьева придумка. В более традиционном, что ли, виде это назвалось бы «чердаком». Или, если речь идёт о деревенского типа доме, «светёлкой». А если по-иностранному, то и «мансардой». Последнее, пожалуй, было бы даже наиболее уместным, учитывая, что подруга у Аркадия – студентка романского отделения филологического факультета Краснохолмского педвуза имени К. Д. Ушинского.
«Извини, у нас тут тесновато…» Да, это так. Вот хоть и невелик росточком Аркадий, а всё равно его голова едва не упирается в крышу, пронзённую кирпичной трубой. Зато крохотная, но настоящая, из леса, ёлочка. Однако это уже заслуга кавалера. Именно он, на свой страх и риск, отыскал в лесу зелёную красавицу, срубил «под самый корешок», довёз благополучно, минуя специально расставленные кордоны, до города. От Вали же понадобилось только доставить деревце в Первомайский, и всё, что сейчас украшает ёлочку, это она сама, то есть Валя, постаралась. Не забыла украсить и себя как подобает на Новый год: коротенькая, едва прикрывает колени, из какой-то шикарной, как будто политой белой глазурью ткани юбочка, голубая узорчатая куртка. Снегурочка, да и только! «Тебе случайно не холодно?» – «Случайно нет, тепло». Да, сейчас, ровно в эту минуту, здесь действительно не холодно: хозяйка хорошо протопила печь, от кирпичей, если поднести к ним ладонь, так и пышет жаром. Но так долго продолжаться не будет. Аркадий уже успел и глазом, и нюхом специалиста подметить, что в скворечнике-светёлке-мансарде серьёзный сквознячок. Неудивительно: здесь столько неважно заделанных щелей! «У тебя хоть что за одеяло-то?» – «Одеяло?.. Хорошее одеяло. Ватное. Мышкинское. Им ещё моя бабушка укрывалась. Не бойся, не замёрзнешь». – «Я надеюсь», – многозначительно прокомментировал Аркадий.
Они ещё ни разу не проводили ночь вместе, ни разу не делили постель. Вот в чём вся соль! Если хотите, даже на этот момент интрига местного масштаба. Хотя встречаются уже полгода. И причиной тому вовсе не Аркадий. Он-то всегда пожалуйста, в полной готовности, как тот небезызвестный пионер; но Валя – Аркадий это почувствовал – как-то… не очень. Про себя решил: «Напрашиваться не буду». Судя по тому, что она первой предложила этот вариант встречи Нового года (Аркадий её лишь охотно поддержал), долгожданный перелом в их отношениях настал.
Серьёзно ли всё это у него? Надолго ли? Не охладеет ли, как с ним уже не единожды случалось прежде, когда пресытится всем, что этой, очередной его подруге, по силам ему дать? После каждого такого пресыщения одна мысль: «Да на фиг я вообще… с ней?» И как расплата за содеянное – воздержание на какое-то время. Пока внутри опять что-то не проснётся, не зашевелится. Какая-то гадость. Впрочем, почему «что-то»? Почему «какая-то»? И ежу понятно, это «что-то» называется, кажется, придуманным неким доктором Зигмундом Фрейдом мудрёным словечком либидо. И хочется как-то вырваться из его плена, стать полновластным хозяином самого себя, но… И хочется, и колется. В общем, пока не получается. Такой вот, оказывается, не совсем простой и обыкновенный этот Аркадий.