И она, точнее тележка под нею, действительно покатила, но теперь в обратном направлении, под те же громкие крики тележечника: «Постереги-ись!..» Отцу больше ничего не оставалось, как торопливо попрощаться со всеми. Аркадия ещё раз приобнял, слегка прижал к себе, пообещал: «Мы с тобой ещё обязательно… В самом скором. Я дам знать». И пошёл быстрым шагом (ещё хорошо, что не побежал) за уже относительно далеко укатившей тележкой. Огромный же его кофр был погружен Глебом на тележку. На неё же едва успели побросать и цветочные букеты.

«Как на гроб с покойником», – промелькнуло в Аркадьевой голове. Всё произошло так стремительно. Ещё минута, другая, третья – и ни тележки, ни отца уже не было видно. А вся встреча, которую ждали, к которой, видимо, задолго тщательно готовились, заняла немногим больше десяти минут.

«Ты сейчас к себе?» – спросила подошедшая к Аркадию тётя Зина, он же в этот момент искал глазами как будто провалившегося сквозь землю Ивана Евдокимовича. Может, сгорел от стыда, что отец его при всех не признал. «Д-да», – не сразу, однако, согласился Аркадий. Решил: «Бог с ним, с Иваном Евдокимовичем. Не маленький, сам доедет». «Не подбросишь меня до театра? Хотя, я понимаю, тебе немножко не по пути…» – «Да! Конечно! Тёть Зин! О чём разговор?» Сели в Аркадьев жигулёнок и отправились в сторону ТЮЗа. Довольно длительное время ехали молча, а молчание, как и следовало того ожидать, первой, по праву старшинства, нарушила тётя Зина. «Всё как во сне. Молниеносно. Будто на самом деле ничего и не было, а мы так ждали… готовились… Но ведь он не ради нас приехал, правильно? Ему важнее сейчас устроить свои дела, мы все во вторую очередь. – И после короткой паузы, с улыбкой: – А мне очень понравилось твоё “не мой бенефис”. Очень неожиданное». Справедливости ради надо сказать, что этот «бенефис» был неожиданным и для самого Аркадия. Экспромт чистой воды. «Достало», – хмуро прокомментировал он, не спуская глаз с впереди идущего транспортного средства. Да, настроение у него сейчас было неважное. И дело, разумеется, не только в изменившем им всем отце. Да, в каком-то смысле это походило на измену, но ТАМ было ещё кое-что другое. «И потом, – продолжала тётя Зина, – когда тебя нахваливали… у тебя было такое забавное выражение лица… Напомнил мне иллюстрацию к “Гулливеру среди лилипутов”. Гулливер – ты, а лилипуты – мы. Если тебе интересно, попробую объяснить…»

Отчего Аркадий всегда выделял тётю Зину, помимо того, что она была единственной из студийцев, кто сумел добиться исполнения своей мечты – стать настоящей актрисой, причём уже получившей признание у настоящих театралов, – у неё был ум. А ещё она была писаной красавицей. В глазах не только Аркадия. Одно время, когда сам Аркадий ходил ещё в подростках, он был даже немножко в неё влюблён, в чём он, конечно, ей или кому-то ещё никогда не признается. Не удивительно поэтому, что ему всегда доставляет удовольствие с нею пообщаться.

«Чем больше наблюдаю за тобой, – говорила тётя Зина, – тем больше убеждаюсь: ты на удивление очень практичный человек. И в этом отношении ни на кого из своих не похож… Я говорю о тех, кого знаю. Человек, хотя ещё и очень молодой, но уже без особых иллюзий. С трезвым взглядом на жизнь. По-настоящему взрослый. В этом твоё огромное отличие от нас. И может, преимущество. Мы же – как были, так и остались детьми. Отсюда и твоё снисходительное отношение к нам. Как будто смотришь на нас сверху вниз. Поэтому и Гулливер. Это понятно, ты человек уже другой, совсем не сентиментальной эпохи. Мы же все застряли в вскормившем нас советском прошлом. А это был один огромный сплошной иллюзион».

Аркадию не совсем понятно, что тётя Зина всем этим «без особых иллюзий», «трезвый взгляд» хочет сказать. Он-то сам считает, что иллюзий у него немеряно. Но и спорить с тётей Зиной не хочется. Считает она его таким – пусть считает. Это её дело и право. «Ты бы как-нибудь, по старой памяти, заглянул к нам на огонёк», – предложила вдруг она. «По старой памяти» оттого, что прежде, ещё в мальчишеские годы, Аркадий действительно хаживал к ним… Не то чтобы в гости. Так. Посидеть, поболтать. Ещё втайне полюбоваться. Да, тётей Зиной. Кем же ещё? «Заодно, может, поможешь мне как-то с моим Ромкой». Ромка – это её сын, на пару лет помладше Аркадия. Было время, лет десять назад, когда они даже немножко дружили. Читали примерно одни и те же книги. Потом обсуждали. Например? Ну, взять хотя бы… из наиболее яркого, запомнившегося… «Закат Европы»… Автора сейчас не вспомнит. Только то, что фамилия начинается на какую-то шипящую.

«А что с ним?» – «Не помню, говорила ли я тебе прежде об этом? Отец подарил ему компьютер…» Если отца Аркадия волной перемен смыло на другой континент, то Ромкиного родителя приземлило несколько поближе – на Аравийском полуострове, в Израиле. «Тёть Зин, я же ничего не понимаю в компьютерах!» – «Но я же не о компьютере, Аркаша, я о Ромке… Блин! Он же теперь… безотрывно! И день и ночь. Точнее, днём спит, а сидит ночью. Говорит, дешевле трафик… Ты понимаешь, что такое “трафик”?» – «Да. Имею представленье». – «Мне до сих пор был известен только график… Никуда фактически из дома не выходит. Нигде не учится, не работает. Потолстел так, что скоро в межкомнатную дверь пролезть не сможет. Я уже решила, что у него что-то с гипофизом, посоветовалась с врачами, они рекомендуют подождать, но, ты же отлично помнишь, он был совсем другим…» – «Хорошо, тёть Зин. Но что я-то?..» – «Ты не смог бы как-нибудь заглянуть к нам… с хорошей, симпатичной девушкой? У тебя наверняка много девушек…» – «Почему вы так решили?» – «Потому что ты сам… хороший и симпатичный. И от тебя исходит… какая-то… положительная аура. Основательность. Укоренённость. Уверенность в себе. Впрочем, откуда это в тебе – я догадываюсь. А девушки, поверь мне, ведь я тоже когда-то была девушкой, очень тонко это чувствуют: настоящий это мужик или трепло худое. Впрочем, ладно. Сейчас уже нет времени, – да, уже показалось здание ТЮЗа, – поговорим об этом в другой раз. Увидимся, наверное… Или как-нибудь мне позвони… Если не сложно, ко второму подъезду… Спасибо тебе огромное! – И уже собираясь покинуть машину: – А Варвара Анисимовна всё же выдержала характер – не пришла?» «Не пришла, – мысленно согласился Аркадий. – А может, и приходила, но держалась поодаль. С ней всё может быть». «А я её понимаю, – закончила тётя Зина. – По какому-то очень высокому счёту она права».

«Я её понимаю» и «она права», но сама-то тётя Зина, Аркадий это знал, поддерживала вполне нормальные отношения со своим бывшим мужем: все прошлые обиды в сторону. Она и Ромка ездили к нему в гости, когда ещё Ромка не сидел за компьютером. Кажется, в Хайфу… Хотя у него уже тоже другая семья. Представить, что такое может произойти с его матерью и Аркадием, – бред, фантастика… Они какие-то другие. И отношение ко всему у них другое. Так что же лучше и на чьей стороне больше правды: на той, где царит непримиримость, или на той, где больше снисходительности? Этого, пожалуй, не знает никто, а меньше всего Аркадий. Он, Аркадий… вот в эту самую минуту, когда восседает в своём жигулёнке напротив театра, наблюдая за тем, как стягиваются к ярко освещённому входу вытекающие из разных точек (в зависимости от того, кто, откуда и на чём приехал) ручейки зрителей… что он, в принципе, знает вообще?.. Где и в чём он судья? А ведь ещё совсем недавно, это было всего лишь вчера, стоял на крыше дома и самонадеянно обращался со своим «урби эт орби»… Сколько глупых слов! Тупых обещаний, претензий! Сколько поросячьего восторга! Упоения. От сознания, что он видит и знает. Что ему подвластно всё. Да, было! Было в нём такое щенячье восторженное ощущение. Вдруг что-то на него снизошло. А что сейчас? Вчера полным полна коробушка, сегодня пустота. Вчера вверху – ещё бы! – началось с Геи, с её «спасибо» и буквально ошпарившей Аркадия улыбки. Потом звонок. «Это я. Отец твой». Да, это было всего лишь вчера… Сегодня внизу – Аля-Валя, его, одним словом, непотребство, другое слово – свинство. Под конец жалкое, противное – да, противное, унизительное бегство отца. «Ишь как побежал! Как за вкусной морковкой…» Это он пока исключительно про отца, дальше уже в том числе и про себя: «Ох как раскачивает человека! По какой амплитуде! Как на американских горках, которые в самой Америке называются “русскими”. И всего за какие-то сутки. Что же говорить о веках?..»