Пятый - в прошлом полный, теперь почти тощий, рыжеватый, удивительно веселый человек. В любое время он и сам готов и других призывает "спиваты". Всегда шутит и кого-нибудь поддразнивает. Надя, конечно, такое поведение не одобряет. Одет он в серый длинный пиджак и кирзовые сапоги. Это Павел Логвинович Плевако.
Со стороны передвижение нашей группы выглядит так: она кружит, петляет, возвращается на старое место, члены ее расходятся в разные стороны, вновь собираются... При встречах с людьми - то подолгу сидят и разговаривают, то вдруг поворачивают и быстрым шагом идут назад, скрываются в кустарниках или в лесу. Заходя в село, раньше чем постучаться, внимательно присматриваются к хатам. Выходят из хаты неожиданно, среди ночи. А днем зарываются в стог сена или в скирду пшеницы и спят.
Странная, можно сказать, дикая жизнь. Мы огрубели, обветрились, натерли толстые мозоли на ногах. В общем в этих бесконечных передвижениях мы закалялись. Никто не простужается, не пьет капель и порошков, даже не хандрит. Приучились мы спать в любых условиях и, просыпаясь, мгновенно приходить в бодрое состояние духа.
Вася Зубко уже несколько дней пытается через двух коммунистов из Ичнянского района установить местонахождение отряда. Но ни тот, ни другой ничего определенного сообщить не смогли, хотя потратили на поиски немало времени. Меня это выводило из себя: "Что же это за разведчики, в своем районе не могут ничего сделать!" Единственное, что они твердо выяснили: отряд существует, действует, носит название "имени Хрущева".
Еще до оккупации, в Чернигове, мы знали, что Ичнянский отряд первоначальным местом дислокации избрал Омбишский лес. Мы и решили начать поиски с этого самого леса.
Утром первого ноября наша группа перешла в Ичнянский район и тогда же невольно стала участником какой-то странной, очень запутанной игры. Нам известно было, что отряд где-то неподалеку, быть может, всего километрах в пятнадцати. Мы искали отряд, а командование отряда, через наших связных, посланных еще с хутора Жовтнев с директивой обкома, знало, что мы бродим поблизости, в свою очередь, искало нас. Немцы со своими националистическими прихвостнями искали и нас и отряд. Все обманывали, все следили, заметали свои следы, в общем, как в добротном детективном романе.
Девять дней кружили мы по району, и, надо сказать, приключения наши нас не увлекали, а раздражали; трудности же... да были случаи, когда трудности нас даже радовали...
Но лучше по порядку.
К этому времени в большинстве районов оккупанты уже организовали кое-какую власть. Коменданты привезли из западных, ранее захваченных областей разную националистическую сволочь и уголовников. Из этих "кадров" формировались полиция и старостат.
И если всего каких-нибудь две недели назад население довольно радушно относилось к бродячим русским людям, то теперь уже начало их остерегаться.
На одном из участков Омбишского леса мы зашли к старику-леснику. Спросили его о партизанах. Он в ответ стал расспрашивать, кто мы.
- Пленные, пробираемся в свой родной Репкинский район.
- Ну и пробирайтесь, чего ж вы о партизанах пытаете.
Зашел сын его - парень лет двадцати пяти. Этот просто сказал, что не верит нам.
- Бросьте вы дурака валять. Что, я не вижу, какие вы пленные. Скажите, зачем вам партизаны?
Мы дали понять, что имеем отношение к партизанам, хотим к ним попасть, связаться. Парень обрадовался, попросил мать накормить нас. Сам стал хлопотать, ухаживать за нами. Затем побежал куда-то, сказал, за самогоном, и пропадал минут сорок. Самогону не достал, но зато узнал самое для нас важное!
- Идите по этой дороге через реку Удай, мимо села Припутни, спросите там хутор Петровское, а на том хуторе разыщите лесника-объездчика Гришу. Он должен знать, где партизаны.
Мы долго благодарили папашу и сынка, жали им руки. Но с этого момента... нам стало ужасно не везти.
Мы шли по указанной дороге и через некоторое время увидели реку и мост. Возле моста скопились люди. Вперед отправилась Надя Белявская.
Так как узелок на плечо она не поднимала, мы пошли к мосту.
Оказалось, что мост сорван еще частями Красной Армии при отступлении. Из воды торчали лишь сваи. А народ, что здесь собрался, - это жители ближних сел. Их пригнали районные власти, приказали настелить на сваи доски, построить пешеходный мостик.
Работало тут человек пятнадцать женщин, только бригадир - паренек лет двадцати двух, плотник.
Колхозницы обрадовались случаю отдохнуть и расселись на бережку, окружили Надю. Она им что-то горячо говорила. Мы тоже уселись. Надя уговаривала женщин саботировать все указания и распоряжения новых властей.
- Зачем вы строите мост, ремонтируете дороги? Вы устанавливаете связь между селами и городами, налаживаете транспорт. Это же немцам нужно. Вот разойдитесь Сейчас же. Бросьте все! А еще лучше - сорвите доски, которые вы прибили. Вот и покажете, что вы с Красной Армией, с партизанами!
Женщины жадно слушали Надю. В большинстве они были молодые, увлекающиеся. А парнишка, бригадир (мы уже знали, что его зовут Миша Гурин), прямо в рот ей смотрел. Он то и дело повторял:
- О це верно, це дуже верно! Здорово!
А на той стороне реки, примерно в километре, виднелось село Припугни, то самое, к которому мы стремились. Мост был почти закончен. Положить досок десять на сваи, прибить их, и пешеход может идти.
Я незаметно дернул Надю за рукав, взглядом хотел дать понять: "Говоришь ты хорошо, однако нам-то нужно на ту сторону. Опомнись!". Но она продолжала.
Парнишка подал пример. Он первый побежал с топором к мосту и раз-два-три - сбил доску, другую, сбросил их ногами в воду.
- А ну, девчата, берысь! Хай йому черт! Будем гуртом отвечать.
Девчата не заставили себя долго ждать. С криком, шутками, смехом они в полчаса разбросали весь мостик. Парнишке и этого показалось мало. Он велел своей бригаде весь запас стройматериалов, что лежали на берегу, тоже скинуть в реку.
Я отвел Надю в сторону:
- Что ж ты, голубушка, начудила?!
Она нисколько не смутилась, ее даже удивил мой вопрос.
- Но, Алексей Федорович, ведь мы призываем крестьян к жертвам, должны же мы показать пример.
Что ж, это, конечно, логично. Но я предпочел бы, чтоб Надя начала свою агитбеседу уже на той стороне реки... Вода была ужасно холодная. Мы по пояс промокли, переходя реку вброд.
*
В Припутни мы не зашли. Зубко успел там побывать и, вернувшись, сказал, что в селе что-то случилось.
- Народ волнуется, собирается, бабы размахивают руками...
После невольного купанья мы выглядели так, что показываться на люди не хотелось. Решили, хотя дело было уже к вечеру, двигаться прямо в хутор Петровское. Узнали, что он всего километрах в четырех. А там, в Петровском, и Гриша-лесник.
Было уже темно, когда мы постучались в бедную, покосившуюся, крытую соломой хатенку. Хозяйка нас впустила неохотно. Однако Павел Логвинович своими шутками довольно быстро развеселил хозяйку, и та заметно подобрела, предложила даже сварить картошки. Мы, конечно, не отказались. Горшок с картошкой она поставила на какой-то очень низкий стол. Каганец горел такой маленький, что мы и друг друга не видели.
Я ткнул ногой - под столом плетеная корзина. Оказалось, что стол наш - большой соломенный кош, сверху покрытый доской.
- Что же это у вас, хозяюшка, - сказал я, - даже стола-то нет?
- Бедность. Мужа у меня не мае. Сама шью... так иголкою стола не зробишь...
Нам нужно было здесь непременно задержаться хоть на день, два. И вот представился естественный повод.
- Так это мы можем, - сказал я хозяйке. - Почему бы для хорошего человека стола не сделать?! Я как раз плотник. Вот с Павлом Логвиновичем мы вам за один день такой стол срубим, что хоть пляши на нем. А Надя тем временем постирушкой займется. Услуга за услугу: вы ей, хозяюшка, воды согреете.
На этом и порешили. Где-то у соседей хозяйка разыскала плотничный инструмент, и мы с утра приступили к работе. Надя и в самом деле принялась за стирку. А Вася Зубко пошел искать Гришу-лесника.
