"Самоочевидно, что все организмы должны более или менее адаптироваться к своему окружению; другими словами, они должны более или менее зависеть от среды. Неумение существовать в любой замкнутой, ограниченной среде, очевидно, является слабостью, недостатком независимости и представляется фактом, согласно которому приспособление к определенной замкнутой среде делает невозможным или очень трудным для животного существование в любом другом окружении. Сам успех адаптации уменьшает адаптационные возможности организма" [*8].
ПРИРОДА РОСТА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Установив, что рост цивилизаций представляет собой проблему, и поставив перед собой цель исследования этой проблемы через изучение природы роста, обратимся, как мы уже делали не раз, к мифологии.
Мифы об Иове и о Фаусте освещают нам основные черты генезиса цивилизаций. Некоторый свет на проблему проливает и миф о Прометее.
Этот подход к проблеме выглядит многообещающе, так как просматривается общая структура мифов. Их объединяет тема: конфликт между двумя сверхъестественными силами - Зевсом и Прометеем в одном случае и Богом и Сатаной, или Мефистофелем, в другом. В каждом случае этот надчеловеческий конфликт разворачивается вокруг человека или человеческого общества, которое и является в конечном счете не только центром, но и целью борьбы. Роль Фауста или Иова в Эсхиловом мифе о Прометее представлена эллинским обществом, которое в воображении поэта есть все человечество. И, наконец, в обоих мифах относительная значимость человеческого и сверхчеловеческого, как это представляется в мифологической фантазии, обретает обратный знак при психологическом анализе.
Мифы в известной степени аналогичны. Различие лишь в отношениях двух сверхчеловеческих соперников - или двух конфликтующих человеческих импульсов между собой. В мифе о Фаусте и об Иове Бог принимает вызов как удобный случай одержать победу над Сатаной, или Мефистофелем, как импульс к новому акту творения, ибо Бог отстранен благодаря собственному совершенству. .
В этом мифе бросающий вызов - Мефистофель, или Сатана, - получает разрешение от Бога преследовать жертву, с тем, чтобы преследователь в итоге понес ущерб или поражение. С другой стороны, в Эсхиловом мифе Зевс, получив вызов, терпит поражение. Зевс далек от свершения акта творения и обеспокоен лишь тем, чтобы оставить все как есть. Вселенная, по Зевсу, должна пребывать в неподвижности. Вызов, брошенный Зевсу Прометеем, поставившим под сомнение и власть, и поступки Зевса, заставляет Зевса наказать возмутителя спокойствия. Этим актом Зевс сам нарушает благословенное равновесие, в результате чего терпит поражение, тогда как Прометей через страдания идет к победе [+37].
Зевс Эсхила - первобытный Зевс - аналог ахейского варварского вождя. Историческая победа ахейцев в завоевании земель увядшей минойской цивилизации находит мифическое отражение в легендарной победе Зевса над своим божественным предшественником Кроносом. Совершив этот рывок и завладев троном, Зевс не помышлял больше ни о чем, кроме сохранения своей власти, единоличной, косной, тираничной, подобно тем варварам, что, поработив минойцев, обосновались на Крите в результате дорического движения племен. Зевс, однако, не смог победить Кроноса единоличными усилиями. Вынужденный прибегнуть к помощи Прометея, он и после победы должен был считаться с этим союзником. Но Прометей - созидатель, творец, тогда как Зевс желает только управлять. Прометей - мифическая персонификация непрерывности роста, бергсонианского "жизненного порыва" [+38]. Он знает, что, пока Зевс активен, всякий претендент на власть потерпит крах, и поэтому он не дает Зевсу покоя.
Прометей всегда предпочитает силе разум, а застою - движение вперед. Таким образом, Прометей противопоставляется Зевсу и ведет человечество вперед и вверх из тьмы постминойского междуцарствия к свету эллинской цивилизации, озарявшему Афины в дни Эсхила.
Искусства, что теперь у Человека, дал Прометей. И он дал их, вдохновляя человека Прометеевым духом. За это нарушение своей воли Зевс мстит Прометею, направляя против него всю мощь своей сверхъестественной силы. Этим самым Зевс раскрывается как тиран и душитель: и космические силы - Ио, Океан и Хор Океанид, - которые сочувственно относились к Зевсу в его борьбе с Титанами, теперь оборачиваются против него. Но их сочувствие не может помочь Прометею в поединке с олимпийским противником.
В этой борьбе Прометей скован физически, но никакая пытка не в состоянии сломить волю его. И нет у Зевса средства вырвать у противника его тайну. Тайна же заключена в том, что Зевс, сохраняя свое застывшее тираническое правление, как и его предшественники, обречен на падение. Этот секрет есть ключ к судьбе Зевса. В "Прикованном Прометее" Эсхила - первой и единственной дошедшей до нас части его трилогии - Зевс предстает в своих неудачных попытках вызнать секрет Прометея. Сначала он прибегает к психическому давлению, угрожая Прометею через Гермеса, а в конце пьесы применяет и силу молнии. Две другие пьесы трилогии "Прометей Освобожденный" и "Прометей Огненосец" - до нас не дошли, но существует много свидетельств, показывающих, что в конце произошло примирение. Во имя Человека и попранных Старых Богов Прометей выдержал все муки, которые только Зевс мог наслать; и сам Зевс, "наученный страданием", дает пример прошения; он освобождает своих старых врагов Титанов [+39]; он обращает заботы свои на Человечество; дарует право просителя. Этого уже достаточно, чтобы сделать возможным примирение.
Что помогло Прометею одержать победу над Зевсом? Произошло ли это благодаря тому, что он похитил божественный огонь и, укрыв его в стебле тростника, принес Человеку? Или благодаря тому, что он поставил Зевса перед необходимостью осознать трагические последствия косности и застоя? Но нравственные победы не заслуга лишь сферы разума; и причина поражения Зевса, бесспорно, лежит глубже. Зевс был "не совсем тем, чем он казался", ибо в Зевсе жил дух "союза с противником". Именно этот слабый отблеск прометеевского света в душе Зевса и заставлял его думать, что Прометей владеет тайной его собственной судьбы. Пытаясь постичь ее, Зевс не придумал ничего лучшего, как прибегнуть к помощи силы, но сам в конце концов обнаружил, что сила здесь бесполезна. Примирение Зевса с Прометеем стало возможным потому, что их конфликт разгорелся в большое пламя благодаря той прометеевской искре, которая тлела в душе Зевса.