"Шуба-то какая, - подумал он, - куда я лезу". Когда по комнатам послышались легкие шаги, он мгновенно вспотел от страха:
- Что я ей скажу, что я ей скажу?..
Балерина вошла, как насекомое, легко волоча за собой шелк платья, улыбаясь, как перед огнями рампы. При виде Прошки темные ресницы ее испуганно взмахнули.
- Это очень странно, - поспешно заговорил Прошка, прикладывая фуражку к груди, - вы такая красивая, как... я не знаю, а я вообще не стою ничего, но вышла глупая история, я остался в дураках, а он очень доволен, хотя он, конечно, черный таракан, у меня таких под кроватью - тысячи.
Глаза балерины снова дрогнули и с углов вдруг сузились смехом.
- О ком вы спрашиваете, - сказала она очень мягко, - я немного не поняла...
- Я, может быть, неясен... я спрашиваю о Прошке Черемисове... Может быть, он у вас по-другому называется - тот, кто с вами приехал.
- А, - сказала балерина и, слегка приподняв спереди юбку, быстро вышла, в дверях еще раз обернув к Прошке любопытное актерское лицо... Сейчас же в прихожую вошел, громко стуча каблуками, тот господин. Сдвинув брови, спросил:
- Чем могу служить? - и при этом оттеснил Прошку к двери.
- Извините, - забормотал Прошка, двигая губами, как на морозе, - нам необходимо объясниться: это важно для обоих, - и, словно во сне, глядел, будто в зеркало, в лицо господину, - вы настоящий?
- Что-с? - переспросил господин надменно. - А не угодно ли объясниться на площадке, - и тотчас надел вязаное кашне, белое с желтым полосами...
На площадке Прошка взялся за перила и сказал отчаянно:
- Нечего притворяться: я настоящий, а вы поддельный! Я желал быть на вашем месте, а вам не угодно ли к Фалалею за печку...
- Виноват, чем вы хотели поменяться?
- Всем, - крикнул Прошка, - у меня костюмчик оборван, а вы с ней в автомобиле разъезжаете. Вообще вы должны пропасть, я через вас учиться не могу, я жить не могу.
- Э, да вы просто сумасшедший, - сказал господин, пожав плечами, и ушел в квартиру. Прошка подпрыгнул к звонку и стал звонить, не отрываясь от кнопки. Ударил в низ двери калошей...
Так он звонил, пока снизу не пришел швейцар, взял Прошку за плечи и, толкая вниз, сказал:
- Ах ты, желтоглазый, счастье твое - дворник в участок ушел, - ткнул еще в шею и поддал сзади.
- Погоди у меня, - говорил Прошка, стоя на улице, - я тебя укараулю, я тебе выпущу красные сопли...
Балеринины освещенные окна выходили на канал, к решетке которого прислонился Прошка. Ждать ему пришлось очень долго. Проехали с грохотом ломовики; стриженый мальчишка из лавки перебежал улицу, чтобы сплюнуть в воду, и при виде Прошки пронзительно свистнул; вдалеке фонари казались звездами, упавшими в туман; Прошка, не мигая, глядел на зеленоватые их лучи и радуги, слабо очерченные в зыбком тумане, переводил взор на зеркальные окна второго этажа, и все виденное укладывалось в мозгу еще по-сабачьи, без понимания. Так простоял бы он всю ночь, дрожа от злости, то вновь теряя сознание, но ударила вдруг дверь подъезда, швейцар стал кричать извозчика, и тот господин пошел, постукивая тростью о тротуар. Прошка оторвал руки от холодной решетки и стал красться за господином по другой стороне, вдоль канала. Господин, войдя в свет фонаря у лавочки, поднялся на цыпочках и перешел на Прошкин тротуар. Теперь Прошка ясно видел холеную его спину, вихлястый зад и полоску пробора под цилиндром.
- Неужели я такой со спины? - подумал Прошка, и глаза его налились кровью.
Господин обернулся и крикнул грозно:
- Ты преследуешь меня, негодяй!..
Но не успел отскочить - Прошка охватил его поперек, прижал к решетке и стал клонить, опрокидывая в воду. Тот вскрикнул, отыскав Прошкино горло, сжал, ударил костяной рукояткой палки по лицу. Прошка ахнул и сел в грязь, а тот, поспешно удаляясь, звал городового...
"Бежать, бежать", - думал Прошка. Схватился за решетку, с трудом поднялся и побежал...
8
Сознание почти покинуло его, пока он кружил по незнакомым улицам, заворачивая на мосты. Один раз, когда стоял у ресторана, захотелось ему пить; он вошел и спросил пива, но лакей, перешептавшись с хозяином, сообщил, что пьяным спиртного не отпускают, и мигнул швейцару... Прошку взяли под руки и вывели, гости обернулись ему вслед и, побагровев, как прокаженные, громко враз захохотали...
- Обложили со всех сторон, нет выхода, теперь мне конец, - бормотал Прошка, пройдя площадь Мариинского театра, - я один и есть живой в городе, а все остальные - Фалалеево отродье... От этого и травят меня.
Поглядев на фонари театра, на черную стену извозчиков, догадался наконец Прошка, где его дом. Добрел до своей комнаты, измученный и промокший, сел на диван и запрокинул голову, не думая, не чувствуя ничего, пока сон не опутал его глаза паутиной.
Проснулся он от горячего света; печь пылала, перед ней сидел Фалалей, в желтом пиджачке, помешивая кочергою угли. "Сейчас Фалалей обернет голову, улыбнется и заговорит, - подумал Прошка. - Если сделает так значит, все, что я помню, было со мной на самом деле. А если не обернется, не заговорит - значит, я видел сон, и я только что сюда пришел снимать комнату... и здесь не жил, - все было сном..."
Фалалей не спеша обернул голову, улыбнулся и спросил:
- Ну, как себя чувствуете? Нравится вам помещение?..
Прошка ахнул негромко. Не отвечая, поднялся и пошел к выходу. Холодок бежал по телу его морозными лапками. Выйдя на туманный двор, он оглянул все пять рядов освещенных окон и, сунув руки в карманы, повернул к воротам, не зная еще, как и какой ловкостью спастись.
Но в воротах стоял дворник и вертелась омерзительная рыжая собачонка.
Прошка сейчас же повернул ко второму двору:
- Я изловчусь, не на такого напали.
На втором дворе была прикрыта дверь дровяного сарая. Прошка поднял голову, надеясь увидеть хотя бы клочок ясного неба, но солнце закатилось за городом и туман окутал его непроглядным войлоком...
Проскользнув в сарай, Прошка отрезал перочинным ножом конец веревки, протянутой для белья, связал петлю и, подставив полено, привязал веревку к деревянному гвоздю.
Все это сделал быстро и аккуратно. Наложил петлю на шею под воротничок и, затрясясь мелкой дрожью, спрыгнул с полена.
