Мужчина всегда хочет быть первой любовью женщины. Женщины более чутки в таких вопросах. Им хотелось бы стать последней любовью мужчины.

Оскар Уайльд

Любовь носит такие очки, сквозь которые медь кажется золотом, бедность-богатством, а капли огня-жемчужинами.

Мигель де Сервантес Сааведра

У сердца свои доводы, над которыми разум не властен.

Блез Паскаль.

Привязанности опасны для мира в душе.

Филиппа Грегори

1

Можно ли попытаться изменить жизнь только потому, что хочется навсегда расстаться со своим прошлым? Однозначного ответа не будет. Кто-то скажет, что от прошлого невозможно «освободиться», ведь это часть настоящей жизни. Кто-то другой скажет, что все возможно, на то она и жизнь. Я решила изменить жизнь, потому что тянет меня всегда в другой город. В Его Город. Город соблазнов, вседоступности, плохой погоды, вежливых людей, красивой современной архитектуры, больших возможностей и дорогих машин. Город – мечту, для большинства молодых (да что тут лукавить, и не очень) людей.

Для меня этот Город навсегда будет олицетворен с Мужчиной. С бывшим, настоящим, будущим. Так уж повелось, что все мои мужчины приезжали / переезжали именно сюда. Этот Город казался им таким «своим», что в своих городах они чувствовали себя чужими. Видимо их любовь к этому Городу передалась и мне.

Тем не менее, если раньше Город был простой ассоциацией с Мужчиной, то теперь этот Город – Его. Когда кто-либо упоминает об этом Городе, первое что приходит мне на ум – Он. Ровно, как и Электрички с платформами. Они тоже напоминают мне Его. Возможно потому, что именно там мы последний раз виделись. Он торопился скорее отправить меня назад в Город. Несчастный, с глазами «цвета уходящей осени», полными отчаяния и тоски. В легкой куртке и тонких спортивных трико (а был ноябрь, и снег уже выпал). Такой… мальчишка. Даже побоялся меня обнять. Держал дистанцию в метр (мысленно я замеряла).

Воспоминания – самая тягучая смола. Липкая паутина. Окутывают, обволакивают, и ты, в надежде на тепло, полностью отдаешься им. Они уносят тебя в свой мир, полный грез и иллюзий, ночных фантазий и снов. Теряя бдительность, порой самоконтроль, ты идешь с ними, держа их крепко за руку, и лучше этого мира для тебя нет. Воспоминания подобны крыльям бабочки, не стоит пытаться ухватиться за них, они растворяться. Рассыплются прямо на глазах в собственных руках.

Начать новую жизнь в Его городе. С Ним. Такое решение я приняла в начале лета. Долго не думая, получив на руки дипломы (по великому чуду их у меня оказалось – два) об окончании высших учебных заведений, я взяла билет на ближайшее число, и прибытием в Его Город оказалось 13 июля, разумеется – пятница. Сочтя этот знак за послание свыше, я собрала чемоданы, попрощалась со всеми, с кем было нужно и не очень, и отбыла. Туда, где у кого-то сбываются мечты, и рушатся последние надежды. В Город – за месяц счастья, в котором приходится платить Другому городу – месяцами одиночества и бессонницей. Город – «Я дам тебе все, о чем ты просишь, но что ты готова предложить мне взамен?».

2

Размышляю о жизни, когда пылесошу. Уборка весьма располагает к обдумыванию, созерцанию и принятию решений. Раньше полагала, что для этого очень подходит бег. Пробежка расстоянием в километр. Подтягивание на турниках, растяжка на брусьях. Но зимой особенно не «поразмышляешь», да и километраж бега приходится существенно сокращать. Получается, что-то да «недодумала». А уборка – это как приятное с полезным. Вокруг чисто и мысли, как по команде, разложились по своим полочкам. Идеальное сочетание.

Интересное наблюдение, когда я думаю, мне нужен – шум (в моем случае, настраивающий меня на волну «мыслей», звук пылесоса). Когда пишу – тишина. Для каждого человека существует своё «идеальное сочетание» − звука и тишины. Под разные звуки, мы испытываем разные чувства – это неоднократно было доказано, оспорено, и вновь, доказано. А что касается тишины – тут стоит призадуматься. Тишина тоже бывает разной. И не обязательно она должна идти под руку с одиночеством. Моя тишина – напоминает бабочку. Она – легка, красива, почти невесома. Также завораживает, также окрыляет. Побыв наедине с ней, я будто наполняюсь чем-то волшебным, искристым, очаровывающим. В моей голове расцветают идеи, руки начинают что-то творить, рисовать, красить, писать. Поток «болтовни» удваивается, если не утраивается. Я насыщаюсь тишиной.

Она приходит ко мне тоже, когда я в тишине. Обычно её приход ощутим. Или, по крайней мере, его можно предвидеть. Всегда безупречная, красиво-идеальная, так я её называю. Блестящие, цвета вороного крыла, переливающиеся в ночном свете черные, длинные волосы. Точеная фигура. Обязательный французский маникюр, никогда никакого «кричащего» модного цвета ногтей. Только классика. В одежде придерживается этого же принципа. Эдакая Коко Шанель. Любит маленькие черные платьица. Они ей чертовски идут. Всегда на каблуках. Ни разу не видела её на плоской подошве. Алая помада – неизменный атрибут. Как говорит сама: «Красный – это больше, чем просто красивый, роковой цвет. Его постоянно хочется целовать». Странная, но мне она нравится. Одно время мне хотелось походить на неё. Я отрастила волосы, перекрасила их в черный цвет. Все говорили, что мне очень идёт. Делала такой же маникюр, полюбила черный цвет в одежде. Стала носить исключительно каблуки. Единственное, на что мне не хватило смелости – это алая помада. Для неё нужна особенная уверенность в себе. А с ней у меня всегда были кое, какие разногласия. И собственно говоря, забегая вперед, могу заметить, что моё перевоплощение в «идеал» потерпело полное поражение.

Вот и сейчас в кромешной тьме, она вновь пришла без приглашения. Впрочем, как обычно. Начнёт напоминать мне про мои поражения и неудачи. Любит поиздеваться. Соль в её потайном кармашке не заканчивается.

− Привет. – Постукивая каблуками по кухонному паркету, подходит к бару. – Не ждала? Или ждала, как обычно? – Достает коллекционный виски, подаренный мне дядей на день рождения. – Ты ведь не против?

Я молча киваю. Если начну с ней разговаривать, она задержится надолго. А этого я хочу меньше всего. Не то, чтобы я не люблю её. С ней бывает весело. Но сейчас, сегодня, не хочу, чтобы она оставалась.

− Чего молчишь то? Неужели пока меня не было, ничего интересного не произошло? – Наливает полный бокал виски, усаживается на подоконник, достает тонкую сигарету, шоколадную. – Открою окно, покурю. Не хочешь?

Знает ведь, стерва, как мне сложно было бросить курить. Если от выпивки мой организм отказался сам, устраивая мне незабываемые утренние свидания с уборными, то никотин довольно быстро освоился внутри меня. И стал просто неотделимой частью тела. Та решимость, с которой я решила «оторвать» его от себя, была похожа на операцию без обезболивающего. Когда чувствуешь, как скальпель надрезает кожу, тонкими ручейками стекает кровь, хирург аккуратно раздвигает в стороны ткань, пинцетом доставая то, что необходимо удалить. Все проходит очень точно. Но лежа на операционном столе, чувствуешь все в разы тоньше. И каждое движение хирурга для тебя, как пытка. Но вот все «ненужное» удалено, накладываются швы. Косметические, они быстрее «рассасываются», и со временем становятся почти незаметными. Операция завершена. Всем спасибо. Все свободны.

Первое время непривычно смотреть на свое тело, после операции. Руки невольно тянутся к швам. Хочется их то ли почесать, то ли разорвать. Вот с никотином было такое же чувство. От запаха, случайно уловленного, хотелось разорваться на части. От сигареты, случайно увиденной, начиналась чесотка, похожая на ломку. До сих пор не могу понять, как мне удалось провести всю «операцию» самостоятельно. Ни разу не сорвавшись.