Мне казалось, что я уже увидела все, что нужно. Я готовилась уходить, когда мое внимание привлекли линии на предплечье Тэмми – слишком темные и ровные, чтобы быть синяком. Ее рука была развернута так, что я едва не упустила их. Зато теперь я не собиралась их игнорировать, я выклянчила у коронера перчатки, чтобы повернуть руку и получше рассмотреть.

На руке у Тэмми была татуировка. Простая до примитива, всего две буквы – АМ. В Америке их значение известно всем – они обозначают время.

Вообще, они редко пользуются такими формулировками, как тринадцать часов или пятнадцать часов. Понимают, что это такое, но подобная передача времени ассоциируется у них в первую очередь с военными. В повседневной жизни они используют двенадцатичасовую систему, а чтобы понять, об утреннем времени речь или о вечернем, они используют обозначения из двух букв. Звучит как «эй-эм» и «пи-эм», пишется как АМ и РМ.

Все это, конечно, занимательно, но какого лешего Тэмми понадобилась тату с обозначением времени? Да еще и без самого времени! АМ. Только утренние часы. Как будто вечернего времени не существует.

Я обернулась к коронеру.

– Вы можете определить, как давно она сделала эту татуировку?

– Достаточно давно, чтобы это не было связано с ее смертью!

Вот и на кой взрослому дядьке выпендриваться так, будто у него в заднице репейник застрял, – я никогда не пойму. Похоже, это для него почти стиль жизни.

– Пожалуйста, скажите мне, когда она могла сделать эту татуировку, – терпеливо настаивала я.

Коронер наконец соизволил ответить по делу:

– Лет десять назад. Плюс-минус два года, но в этот период.

Очень любопытно… Десять лет назад Тэмми родила вторую дочь. Но связано ли это? Тут коронер мне точно не поможет.

Мы со священником покинули морг, коронер остался убирать тело на место. Лишь покинув здание, я наконец смогла вздохнуть полной грудью. В воздухе остро пахло осенью – прелые листья, мокрая земля и сосновая хвоя. Международный запах, как будто я снова дома и дышу там октябрем. И солнце точно так же осторожно, будто бы робко греет открытую кожу. Две половинки Земли похожи больше, чем кажется. Я бы нашла в этом определенный символизм относительно нашей с Тэмми судьбы, если бы это не было так тоскливо.

– Как думаете, я смогу поговорить с шерифом? – полюбопытствовала я.

– Сейчас – точно нет. Насколько мне известно, он уехал.

– А вообще?

– А вообще, пожалуй, можете. Но я не думаю, что это такая уж хорошая идея, – заметил отец Джозеф.

– Почему?

– По сравнению с ним, Лайл может показаться вам милейшим собеседником.

– Даже так? Мне настолько не рады?

– Дело не в вас! Если бы вы попытались обсудить с ним рыбалку или охоту, вы не нашли бы человека милее и болтливее. Но вы, насколько я понял, готовитесь задать ему те же вопросы, что и Лайлу.

– К шерифу у меня вопросов даже больше.

– Он, увы, может воспринять это как сомнение в его профессионализме.

– Но я не сомневаюсь в его профессионализме, мне просто нужно знать!

– Я это понимаю, – слабо улыбнулся священник. – Но человеческая гордость – дремучий лес. Нельзя предугадать все способы, которыми она может быть задета. Давайте поступим вот как… Я сам поговорю с шерифом и постараюсь узнать все подробности по этому делу, которые мне раньше казались неважными. Я вам сообщу.

– Спасибо…

Не очень-то мне хотелось соглашаться на это. Мне было интересней поговорить с шерифом самой, а в идеале взглянуть на улики. Но я знаю, когда нужно настаивать, а когда лучше остановиться. Коронер уже показал мне, как тут относятся к чужакам. Если я попытаюсь лезть к шерифу, я только повышу свои шансы быть вышвырнутой из Олд-Оукс раньше срока. Так что хочешь-не хочешь, а пришлось смириться.

Священник предлагал вернуть меня в мотель, но туда мне хотелось меньше всего, да и прогулка по городу меня не особо вдохновляла. Зачем обманывать себя? Мои мысли все равно будут возвращаться к делу Тэмми так или иначе. Проще сразу сосредоточиться на этом, чем понапрасну терять время и силы.

Поэтому я попросила отвезти меня в дом Тэмми, и отец Джозеф нехотя выполнил мою просьбу.

– Я не смогу остаться там с вами, – сразу предупредил он. – У меня вечером служба, нужно подготовиться…

– Я и не надеялась, что вы будете нянчиться со мной круглые сутки.

– Я волнуюсь за вас… Вы уверены, что вам необходимо туда ехать?

– Абсолютно.

И все же он не был бы священником, если бы отказался от заботы так просто. По пути к дому мы заехали в местный супермаркет – поразительно большой для Олд-Оукс. Согласно американским фильмам, именно такие магазины спасут от зомби-апокалипсиса. Так что к дому Тэмми я подъезжала уже с неплохим запасом продуктов.

– Там есть электричество, все работает, – указал отец Джозеф. – Вы сможете воспользоваться микроволновкой, плитой, чайником… На кухне, кажется, ничего не было.

– Со мной все будет в порядке.

Эх, хотелось бы мне, чтобы уверенность, с которой я это говорила, была искренней!

Отец Джозеф высадил меня у дороги, так ему удобней было разворачиваться. Поэтому к дому я шла сама. Я была не против: это давало мне возможность осмотреться.

Двора как такового у Тэмми не было. То есть, думаю, какой-то участок был официально оформлен как прилегающий к дому, но она этот участок никак не обозначила. Здесь не было ни намека на забор, деревья росли те же, что в и ближайших лесах, обнимавших Олд-Оукс со всех сторон. В относительном порядке была только гравийная дорога, ровной линией тянувшаяся к гаражу. А вот дорожек для пешеходов здесь не было, только тропинки, протоптанные в траве. Благодаря им можно было проследить, как семья проводила время рядом с домом: часто ходили только к машине, бельевым веревкам да стареньким качелям. Они тут не гуляли.

Убийца мог просто взять и подойти к дому – с любой стороны. Но не думаю, что забор, даже самый высокий и крепкий, остановил бы его. Кстати, я в Олд-Оукс вообще не видела толковых заборов, нет тут такой традиции.

Дом был деревянным и старым. Казалось, что за годы своего существования он просто врос в землю, чуть провалился в нее, криво и неуклюже, слился с деревьями и старыми пнями, окружавшими его со всех сторон. Дом-пенек. Совсем не маленький, но выглядит маленьким из-за чудаковатой угловой планировки и закрывающих его деревьев. Дом не ветхий, не из тех, где круглый год протекает крыша и температура внутри равна температуре снаружи. Может, это и не домик-конфетка, но Тэмми следила за доставшимся ей семейным гнездышком.

К дому был пристроен небольшой гараж на одну машину, однако сама машина стояла снаружи: небольшой джип выцветшего красного цвета. Машина была в лучшем состоянии, чем дом, чистые круглые фары напоминали мне удивленный взгляд существа, которое никак не может понять, куда подевалась его хозяйка и когда же она вернется.

Извини, приятель, уже никогда.

Дом все еще был увит полицейскими лентами – ярко-желтыми, похожими на причудливые лианы. Достойная конкуренция ветвям плюща, затянувшим один из углов дома. На окнах и дверях – печати, оставшиеся нетронутыми. Отец Джозеф был прав, с тех пор как увезли тело Тэмми и забрали девочек, никто сюда не приходил.

Теперь вот пришла я. У меня были и ключи, и право войти.

В доме царил жуткий кавардак. Думаю, лишь отчасти его можно было списать на ночное нападение. Остальную грязь притащила с собой толпа полицейских, осматривавших место преступления. На полу – грязь, следы десятков ботинок, на стенах и мебели – пятна черно-серого порошка, которым снимают отпечатки. Но даже за этим угнетающим фасадом разоренного гнезда можно было разглядеть, что изначально дом был в хорошем состоянии. Изнутри он выглядел лучше, чем снаружи.

Тэмми и правда ухватилась за возможность оставить кочевую жизнь позади, она старалась, как могла. В частных домах, особенно таких старых, постоянно что-то ломается. Хорошо, когда рядом есть один из тех легендарных мужчин с золотыми руками, способных починить что угодно – от щеколды до атомного реактора. Но у Тэмми не было ни такого умельца, ни любого другого. Она справлялась сама, и ее жилище сильно смахивало на лоскутное одеяло – безыскусное, зато домашнее и уютное.