– Здравствуйте! Вы, должно быть, Лана?

По телефону я представилась Ланой, потому что не надеялась, что он запомнит или хотя бы правильно произнесет «Иоланта». Так что, должно быть, это я.

– Она самая. Мистер Хэгроув?

– Зовите меня отец Джозеф, прошу!

Я-то, конечно, буду его так звать, если ему очень хочется, но сложно сказать, уменьшает такое обращение дистанцию между нами или увеличивает ее.

Он с легкостью, удивительной в его возрасте, подхватил мои чемоданы и понес их к старому «Форду», цвет которого сложно было различить в темноте. Просто какой-то светленький, а какой именно – утро покажет.

– До Олд-Оукс путь неблизкий, не меньше пяти часов, – предупредил он. – Если погода плохая, то и дольше, но нам с погодой повезло. Вы можете поспать на заднем сидении.

Вот уж нет. Я ему доверяю, потому что это сейчас нужно. Но спать в его машине сразу же после знакомства мне как-то не хочется.

– Я не устала, в самолете выспалась, – соврала я. Кажется, получилось убедительно. – Должна признаться, мне несколько неловко, что вы проделали из-за меня такой путь – дважды!

– Не стоит даже думать об этом! Я должен вашей сестре… Мертвым наши долги не нужны, но иногда их исполнение помогает очистить совесть живым.

Не очень-то мне понравилась эта фраза, особенно на пустой темной парковке перед аэропортом. Но я решила не придираться к отцу Джозефу сразу, позволила ему сосредоточиться на вождении. Как бы старик ни крепился, он устал – я даже не знаю, сразу он забрал меня или успел отдохнуть. Поэтому на сложных участках дороги я молчала, позволяя ему смотреть по сторонам.

Лишь когда мы оказались на шоссе, прямом, как стрела, и таком же быстром, я решила, что можно снова поговорить.

– Почему вы считаете, что что-то должны моей сестре? Она была вашей прихожанкой?

– Нет, никогда. Не думаю, что Тэмми во что-то верила. Мне даже показалось, что ей неприятна тема религии.

– И вас, священника, это не напрягало?

– Моя работа – не осуждать, – мягко улыбнулся он. – Я сразу сказал Тэмми, что в церкви ей всегда рады, и больше мы к этой теме не возвращались. Но я готов был оставаться ее наставником и другом, не влияя на ее религиозные убеждения. Это ведь я привез ее в Олд-Оукс, я помог ей устроиться в городе. Было бы несправедливо просто бросить ее на произвол судьбы!

А вот это уже интересно! Ни о чем подобном я даже не догадывалась. Я ожидала, что мне придется провести пять часов в машине с добродушным дедком, который просто упростил мне жизнь. Однако рядом со мной вдруг оказался ценнейший источник информации.

– Расскажите о ней, – попросила я. – Мы не были знакомы. Возможно, она даже не знала, что я существую.

– Да, в завещании она указала только своего отца, – кивнул отец Джозеф. – Но и я знал ее не так уж долго – пять лет. Она никогда не рассказывала всех подробностей о своем прошлом. Мне показалось, что оно было не очень счастливым.

Выяснилось, что мой спутник всегда был человеком деятельным. Семью отец Джозеф так и не завел (хотя ему, если я правильно поняла, можно было), и все его внимание было сосредоточено на службе. Ему было несложно поддерживать в порядке небольшую церковь, он успевал принимать активное участие в жизни городка. В Олд-Оукс священник оставался весьма уважаемым человеком – наряду с шерифом и директором школы. Те, с кем мэру приходилось считаться.

Но энтузиазм отца Джозефа распространялся не только на вверенную ему территорию. По большим праздникам, таким, как Пасха или Рождество, он отправлялся по соседним городам и посещал приюты для бедных. Он привозил туда гуманитарную помощь, заботливо собранную прихожанами его церкви, и рассказывал, как замечательно живется в Олд-Оукс. Городок был маленьким, откровенно скучным и нуждался в притоке «свежей крови».

Так отец Джозеф и познакомился с моей сестрой. Тэмми тогда было тридцать девять – целая жизнь за спиной. И, похоже, непростая жизнь. Она была мрачной, настороженной, никому не доверяла, во всем искала подвох. Своих дочек, тогда еще совсем маленьких, она охраняла с яростью львицы.

– Я сразу почувствовал, что могу помочь ей. Есть люди, которые добровольно катятся под откос. Им просто лень что-то менять! Но Тэмми была не такой. Я понял, что в ее жизни произошло какое-то горе, хотя она отказалась отвечать на мои вопросы. Я лишь выяснил, что последние годы она и девочки много путешествовали и нигде надолго не задерживались, а своего дома у них нет, как нет и семьи. Я знал, что, если дать ей шанс, она им воспользуется, и не ошибся. Тэмми была очень умной и трудолюбивой, это помогло.

Найти ей дом было несложно – в Олд-Оукс хватало зданий, хозяева которых переехали или умерли, не оставив наследников. Правда, дом нуждался в ремонте, зато достался Тэмми со всей мебелью, а уж она сама привела его в порядок.

– Руки у нее были золотые, – вздохнул отец Джозеф. – С любой работой она справлялась не хуже мужчины!

Так себе комплимент, ну да ладно. Я пока предпочитала слушать, а не говорить.

Девочки стали ходить в школу, Тэмми устроилась на работу – поварихой в местную забегаловку. Соседи ее приняли, даже в душу не лезли, позволяя сохранить свои тайны. Живи да радуйся!

Но она так не умела. Похоже, даже за пять лет Тэмми так и не смогла поверить, что теперь – все, это не перемирие с судьбой, а постоянный мир. Ей казалось, что ей в любую минуту могут указать на дверь. Как пришла, так и уйдешь! Поэтому она оставалась напряженной, близких друзей не заводила и очень внимательно следила за своими детьми.

– Когда она начала пить?

– Откуда вам это известно? – мигом насторожился отец Джозеф. – Не помню, чтобы я рассказывал это вашему отцу.

– Иногда фотографии говорят больше любых слов.

– Тогда вы внимательны… Проблемы с алкоголем у нее начались где-то на третий год жизни здесь. Хотя я не думаю, что это был первый случай. Она просто сорвалась.

Она и должна была сорваться. Нельзя жить в постоянном напряжении и не поддаться его разрушительной силе. Просто нормальный выход – это избавиться от источника напряжения. Но у Тэмми почему-то так не получилось.

Нельзя сказать, что выпивка взяла да разрушила ее жизнь. Какой-то самоконтроль она сохранила: она никогда не пила в рабочее время и никогда не уходила от ответственности. Она следила за тем, чтобы у ее дочерей было самое необходимое. Но когда у нее появлялось время наедине с собой, она сразу стремилась напиться, словно опасаясь чудовища, живущего в недрах ее памяти.

Такой образ жизни ее губил, и многие хотели бы помочь ей, но ни у кого не получалось.

– Как вы думаете, то, как она жила, и ее прошлое… что-нибудь из этого могло быть связано с ее смертью?

Я задала тот вопрос, который должна была задать. Кто угодно спросил бы на моем месте, но мне почему-то тяжело было произнести это вслух, и я тут же затаилась, словно сделала что-то плохое.

Но отец Джозеф не был оскорблен таким недоверием к его родному городу. Думаю, он все понимал.

– Нет, и полиция даже не рассматривается такую версию. Когда она только переехала, я боялся, что ее прошлое действительно может стать угрозой. Я просил шерифа побеседовать с ней – и он сделал это. Мы с ним очень давно знакомы, я доверяю ему, как себе. Он заверил Тэмми, что она в любой момент может обратиться за помощью, и никто не посмеется над ней, даже если ее напугает тень за окном.

– А она что?

– Сказала, что не боится ни теней, ни чего бы то ни было. Тэмми всем говорила, что никто за ней не придет. Зачем ей врать?

Ну, например, чтобы ее не вышвырнули из этого милого ласкового городка, узнав, что у нее есть серьезные враги. Гостеприимство простирается только до определенного предела, в какой-то момент своя шкура становится дороже.

А может, Тэмми молчала, потому что ей нечего было сказать. Не похоже, что отец Джозеф врал мне, он действительно считал, что ее смерть была чудовищным, но непредсказуемым преступлением.

Однако это никак не объясняло, куда сбежали девочки.