Больше Элиза не терзалась сомнениями и постепенно стала вести себя, как и прежде, благодаря судьбу за то, что та позволила ей быть счастливой.

Ближе к концу лета 1358 года от Рождества Христова, когда народные волнения чуть улеглись, судья Лоран ненадолго ослабил давление на своих подчиненных, и Вивьен предложил Ренару провести свободное время за городской чертой. Однако Ренар решил, что выдавшиеся часы хочет посветить архивам инквизиции, в которые и без того начал заглядывать заметно чаще и которых не покидал почти до темноты, словно пытался перечитать и запомнить все, что хранилось в делах руанского отделения.

– Мы с тобой будто поменялись местами, мой друг, – нервно усмехнулся Вивьен. – Могу я полюбопытствовать, что ты там надеешься отыскать?

– Просто хочу изучить некоторые дела, – уклончиво отозвался Ренар.

– Некоторые, или вполне конкретные? – приподнял бровь Вивьен. – Ты хочешь найти, что у нас есть на Анселя? Думаешь, архивы тебе помогут?

– Тебе не помогли – ты это хочешь сказать? – обидчиво отозвался Ренар. – Если ты не нашел ничего важного, это не значит, что я не найду.

– Мы поймаем его, – пообещал Вивьен, в который раз прокляв себя за прямо противоположные надежды.

– Поймаем, – буркнул Ренар, – если не будем сидеть сложа руки. – Он осуждающе посмотрел на друга и качнул головой. – Но у тебя мысли о другом, я же вижу. Иди к ней. – Заметив смущение на лице друга, он усмехнулся и махнул рукой. – Иди давай, пока от напряга не лопнул! Увидимся на службе.

Вивьен хохотнул, похлопал друга по плечу и направился на постоялый двор. Однако вопреки рекомендациям Ренара он тоже решил некоторое время провести за чтением.

Осторожно и бережно, чтобы никто не услышал его, он отогнул доску над своим тайником и извлек оттуда книгу. На ощупь она показалась ему сыроватой, и Вивьен в ужасе подумал, что не стоит класть ее в подпол просто так – нужно хотя бы во что-то заворачивать.

Открыв книгу, первая страница которой была ныне уничтожена, Вивьен стал читать. Начало катарского евангелия полностью совпадало с Евангелием от Иоанна. По сути своей, это оно и было. Что ж, неудивительно – ведь из всех четырех Евангелие именно это было пронизано чудесами, которые столь сложно вообразить в земном мире. Какое еще Евангелие могли счесть истинным катары, осуждавшие всё мирское?

Вивьен хорошо знал Писание. Он помнил, какой отрывок этой книги заставил его похолодеть еще там, в лагере прокаженных. Отрывок, где описывалась Тайная Вечеря. Не задумываясь, он пролистал книгу и нашел нужное место. Взгляд его с жадной пытливостью уставился в текст:

1. Я, Иоанн, брат твой, делящий скорби, чтобы потом войти в царствие небесное, когда покоился на груди Иисуса, сказал ему: «Господи, кто тот, кто тебя предаст?» И он мне ответил: «Тот, кто вместе со мной протянет руку к блюду. Тогда Сатана войдет в него, и он меня выдаст»[1].

Вивьен вздохнул.

Этот отрывок был построен иначе, нежели само Евангелие. То был compendium[2] – сборник вопросов и ответов, который, насколько Вивьен знал, изучив скудные исторические источники, пришел к альбигойцам еще от богомилов[3].

Вивьен воскресил в памяти каноничные слова, которые писал евангелист Иоанн об Иуде Искариоте: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему[4].

Вивьен тяжело вздохнул, закрывая катарскую книгу и убирая ее обратно в тайное хранилище. Даже над этим небольшим отрывком ему предстояло всерьез задуматься и попытаться понять, что именно хотели вложить в свои слова еретики. Он не знал, где именно сумеет отыскать изъян – тот самый, который помог бы ему обращать полчища еретиков против их собственных ложных учений. Чтобы узнать это, он должен был осмыслить каждое слово.

Богословие и толкование священных Евангелий занимало множество часов в Сент-Уэне. Аббат Лебо самолично следил за тем, чтобы его послушники выучивали Писание наизусть и умели верно истолковывать его. Вивьен помнил, что задавал аббату много вопросов касательно разных глав – в том числе и касательно тринадцатой главы Евангелия от Иоанна. Его всерьез заинтересовала персона, о которой евангелист говорил следующее: «один из учеников Его, которого любил Иисус».

– О ком это говорится, Ваше Преподобие?

– Апостол Иоанн в этом отрывке упоминает себя самого.

– Но почему он говорит о себе так?

– Как именно, сын мой?

– «Один из учеников Его, которого любил Иисус». Разве Иисус любил не всех своих учеников? – пытливо выспрашивал Вивьен. – Почему он возносит себя над другими?

– Напротив, сын мой, апостол Иоанн очень скромен и нимало себя не возносит.

– Почему же? Он ведь уделяет особое внимание тому, что Иисус любит его. Разве это не тщеславие?

– Спаситель любил всех своих учеников и всех людей, за которых отдал собственную жизнь, – терпеливо рассказывал аббат. – И апостол Иоанн понимал это. Он пренебрег даже тем, чтобы назвать собственное имя. Потому что апостол Иоанн знал, что он – лишь один из многих людей, которых любил Спаситель, и большего этому кроткому человеку было не надо, кроме как чувствовать себя одной из овец Божьих.

Вивьен улыбнулся, вспоминая о терпеливых объяснениях Бернара Лебо. Мыслями он вновь вернулся к словам из катарской книги.

«Этот отрывок», – размышлял он, – «обращается непосредственно к каждому, кто будет его читать. И он сразу же говорит о том, кто именно из учеников спрашивает Иисуса о предательстве Иуды, хотя в настоящем Евангелие от Иоанна об этом упоминается лишь косвенно. И ни в одном другом Евангелии в подробностях об этом не говорится». – Вивьен глубоко вздохнул. Он пришел к той же мысли относительно ересей, к какой приходил и прежде: – «Истинное Священное Писание тяжелее для толкования. Мирянину будет непросто понять его. Еретические же тексты ближе к простому народу, они дают ответы на мучающие людей вопросы без посредничества толкователя. Люди, читающие или слушающие подобные тексты, невольно чувствуют себя ближе к Богу».

Потерев переносицу, Вивьен решил остановиться на этом измышлении. Он знал, что, если позволит себе изучить слишком много текста, это займет его настолько, что он не сумеет скрыть своей задумчивости. Элиза или Ренар могут начать расспрашивать его, а лгать им лишний раз ему совершенно не хотелось.

Просидев в своей комнате до самых сумерек, Вивьен сумел в достаточной мере отвлечься от мыслей о текстах катаров, и вскоре отправился к Элизе.

Элиза не ожидала сегодня увидеть Вивьена, однако его визиту искренне обрадовалась. В последнее время им редко удавалось побыть наедине. Чаще всего Вивьен приходил к Элизе в компании Ренара, не смея отказать другу в его желании пообщаться с человеком, ставшим ему близким. Частенько у Элизы гостила и ее сестра. Вивьен нисколько не возражал против общества Рени, однако втайне мечтал поскорее улучить момент, когда никто не будет мешать им с Элизой.

Наконец, такой момент настал.

Некоторое время они провели, обсуждая традиции травничества, коими Элиза охотно делилась, продолжая удивляться тому, с каким интересом слушает ее Вивьен. Он задавал ей вопросы, как пытливый ученик, со всей серьезностью вникая в тонкости ее языческого искусства и отдавая дань уважения ее сакральному отношению к растениям, духам и природе.