Итак, детки Тимофея жили у Верки, Верка - у Димки, Димка спасался "улётами". Как говорится, убегать - смелости хватит. Но, земля-природа - сердобольная матушка и детей своих не оставляет в беде, даже в такой глуши, как эта.
Отлежался тогда Димка на землице, проспался, протрезвел, помотал головой, поднялся, чувствует, что-то не то в его теле, вроде что-то мешает. Пошарил по худому торсу. Верка-то всеми припасами его командовала, садом и огородом, на чулане замок подвесила, ключ - на поясе носила, подозрительно всегда косясь на законного хозяина-Димку и грозно помахивая скалкой, если тот недовольно мямлил о маленькой порции каши в тарелке. Свои садовые богатства Верка продавала заезжим скупщикам - одному богу ведомо, на каких оленях они добирались в такую глухоту лесную, но на то им и длинные носы и загребущие руки. Димкиными огородными припасами она кормила же своих жильцов, деньги пряча... но мы об этом промолчим, ибо автор уважает чужие секреты, так сказать - частную, глубоко приватную жизнь.
Что же было дальше? Димка, пошарив по торсу, обнаружил нечто неожиданное на своем теле, чего там раньше от рождения, то есть, никогда, и не было - на пупке намертво была прикручена какая-то ерундовина, которая мягко жужжала с перерывами и светилась сиреневым светом. Димка решил, что еще спит или галлюционирует. Хотя, от пьяных "белок" его господь как-то уберег, но от деда Спиридона слышал, что это такое и как бывает. Дед Спиридон - местный умелец-самогоноварщик работал вкупе с местной знахаркой Клавдией - так посмеивались-судачили между собой жители села! - один калечит, другая лечит, спасая от тяжких похмельных синдромов. Дома их стояли напротив, через улицу, нарядные и небедствующие.
Димка щипал себя за разные чувствительные места, чтобы увериться, что не спит. Пожевал пару листков сирени - гадость, скривился, не сон значит, все как и должно быть. Он тихо заплакал - штука не отрывалась, и все бы ничего - можно под рубахой спрятать, но вот жужжание и яркий свет-прожектор, который иногда вспыхивал, доставая до неба, определенно пугал - как дальше жить? Проблема с Веркой-узурпаторшей тут же отошла на второй план, показалась мельче козявки ползающей. Жители рассказывали, что в ту тихую майскую ночь, пронизанную насквозь любовью всего живущего, очень дивились непонятным световым бликам в лесу, гадая НЛО ли это или падение метеорита? Но грохота никакого не прозвучало, свет больше напоминал дискотечную светомузыку - и все мирно уснули, мол, утром все выяснится при все всегда проясняющем свете дня. Плача Димки, конечно, никто не услышал - или не расслышал?
А дальше произошло следующее - о Димкином "вернисаже" прознало все село. И естественно - попервах дико испугалось, даже собирались его в землянке на длительный карантин в лесу закрыть. Но Димка схватил лопату, дико вытаращил глаза и заорал не своим голосом - Я живым не дамся, знаю я ваши карантины, загубите живую душу ни за грош! Жители разинули рты от такого демарша - Димка, не знающий воли, вдруг начал себя защищать, волюшку являть! Бабы первые, подняв длинные юбки, выбежали с его двора, мужики попятились и - исчезли по своим хозяйствам, развеялись, словно табачный дым на ветру. Димка преобразился, сильнее сжал черенок садового инструмента и грозно глянул на Верку - та молча собрала свои разбросанные юбки-кофты, вытянула из-под вазона на полу спрятанные деньги, заработанные на Димкиных огородно-садовых благах, и мухой шмыгнула мимо него в дверь с немалыми баулами - навсегда.
Избавившись от Верки-узурпаторши, Димка воспрянул духом, достал толстый шарф, обвязался в поясе, чтоб не светиться, и пошел наводить порядок в доме и во дворе - так сказать, восстанавливать свое хазяйничанье, проводить ревизию - чужое - вон за забор, а свое - помыть и на солнышке посушить!
Так прошла неделя. Село окружило Димку гробовым молчанием, коварным бойкотом. В гости не ходят, самого тоже не зовут, даже старые, проверенные в пьянке сотоварищи. С работы под благовидым предлогом уволили тихо, без шума... Димка затосковал. Чулан, правда, радовал своей наполненностью. Верка, хоть и вражина, но баба была с головой и руками - соления, маринады, яблочки, огурчики, клюква в сахаре - с голоду не помрешь. Нет худа без добра - хоть что-то полезное после себя оставила. Выпивать как-то тоже расхотелось. А что одному-то делать в селе? Димка разозлился и - стал маньяком. Пусть помнят, что и я есть, живой. И начал прятаться под кустами или за деревьями в лесу, чтобы неожиданно выпрыгивать на пути соседа иди соседки, развязать тяжелый шарф на поясе - и напугать светомузыкой. Мужики плевались поначалу, бабы визжали и крестились, взывали к правопорядку. Но местный блюститель закона, которого выбирали всем селом для этого дела, так как книгу имел с залесья о том, как правильно в мире и дружбе жить, ничего предосудительного в поступках Димки не обнаружил. Ну, может, хвастает человек своими достижениями - это ж по закону не возбраняется? Как на ярмарке - каждый свой товар выставляет, продать хочет повыгодней. Вот и Димка так себя рекламирует, авось кто сглянется, пожалеет, да на чай позовет - заключил сельский законопослушник Степан Харитоныч. Это ж не срамные места выставлять на обозрение - штаны на месте, никакой аморалки. А с голым пупком летом все у речки нашей Смурки вальяжничают. А вот бить его и отгонять каменьями, навозом и шишками - законом возбраняется, уже к хулиганству приписать можно и - на пять суток загреметь придется в лес в холодную землянку на воду, хлеб и малину для исправления, душу чёрствую отбеливать.
И кто бы вы думали первый сглянулся на него, страдальца одинокого? Кто душу живую узрел за выпученными глазами и ухающим ртом его? Конечно, всё та же Верка-Бойчиха. Все-таки три года под одной крышей зря не проходят - какие-никакие ниточки-привязочки-бантики появляются между человеками с разными половыми признаками, появляются и звенят струнами-аккордами. Позвала в гости, попросила пояс-шарф снять, потрогала пальчиком эту штуку на пупке, поцокала языком, рассмеялась, и обнаружилось, что штука эта имеет переключатель по всем цветам радуги! Яркое разноцветие лилось из всех окон Веркиного дома. Димка взял гармонь, заиграл на ней, Верка запела и затанцевала! Стол был накрыт по высшему разряду, вместо горячительных напитков - хозяйка заботливо поставила квасы да морсы. И - многоцветное веселье рассыпалось искорками счастья по всему селу, вызывая зависть и любопытство. Из лесу вышли даже звери, проснулись, и прильнули мордашками своими к окнам этого веселого дома. Попозже и соседи подошли, постучали в двери со своими караваями да булками.
А что было дальше, автор уже не расслышал, так как его "олени", подвластные только своему внутреннему огненному порыву, сделали рывок вперед - и понеслись над лесом чащобным, речкой Смуркой, оставив в три прыжка и село, и его обитателей с их радостями и горестями, с из жизнелюбием и весельем, трудолюбием и самым что ни на есть человеческим обаянием в ярком зареве огней семицветных, неизвестно откуда упавших на их головы и так странно, счастливо изменивших их ранее спокойную, с ленцой жизнь - навсегда.
