– Вот как хорошо, даже дождь заканчивается, – раздался голос художника.
– Да, можно будет вам домой ехать, – неприменул я блеснуть своим гостеприимством.
Раздалось громкое покашливание, видимо, хитрый дед хотел меня разжалобить. Надо было гнать его отсюда поганой метлой, пока была возможность подумал я.
– Темнеть начало, – сказал мужик заплетающимся языком, – видимо, я домой не успею, может, пустите ночью погостить в вашей палатке?
Вы не думайте, я человек приличный и ничего не украду.
Я продолжил ходить по лагерю, подготавливая топливо для костра, и стараясь не выдать охватившего меня бешенства. Вот сволочь, вылакал бутылку и еще напрашивается в гости. Пропил остатки совести и вместо нее пользуется врожденной наглостью.
Пошарил по карманам в поисках спичек и не найдя их, я вернулся к рюкзаку. Очень уж мне не хочется бросать мокрые вещи в машину. Надо будет мне их немного просушить у огня. Я снова подошел к багажнику и уселся в него. Снял сырую обувь и переобулся в более уместные для такой погоды сапоги.
Похоже, придется выгнать наглого деда пинками, а завтра ехать домой, потому, как разобиженный абориген всем растрезвонит, чем я здесь занимаюсь. Решено, разведу костер и выгоню его, пусть катится отсюда в свою сраную деревню. О, похоже, старик сам собирается уезжать, судя по тому, что он встал и копается рядом со своим велосипедом.
Хух, слава Богу, проблема видимо решится сама собой.
Я закрыл багажник и прошел к палатке. Это еще что? Одна из сторон палатки лишилась оттяжки и висела неаккуратным полотном. Я подошел поближе, чтобы выяснить, куда пропал шнур, натягивавший боковину палатки. Колышек был на месте, а вот шнур исчез.
Каким-то шестым чувством я ощутил движение за спиной. Шею захлестнула петля. В спину уперлись коленом. Я инстинктивно вцепился в удавку, захлестнувшую горло. Старик с необыкновенной силой продолжал меня душить, хрипло и надсадно кашляя. Меня пока выручало, что плотный брезент плащ-палатки не дал ему полностью перекрыть доступ кислорода.
Я дернул головой назад, пытаясь задеть противника. Неудача. Чувствуя, как силы меня покидают, оттолкнулся ногами, заваливаясь назад. Старик, вероятно не ожидавший такой прыти, ослабил хватку, и мы упали на землю.
Я пошарил на поясе, в надежде добраться до пистолета. Неожиданно усилившееся давление не позволило мне добраться до оружия. Алкаш лежал придавленный моим телом и упорно продолжал затягивать удавку на моей шее. Мои руки путались в складках палатки. Старик, ослабивший свой натиск, попытался встать, но я сумел вырваться и, кашляя и задыхаясь, несколько раз ударил его кулаком по небритой роже. Куда там, словно бью по каменной плите. В глазах старика пляшут безумные огоньки. Он толкает меня, и я падаю рядом с палаткой.
– Ты, – сипит старик, надвигаясь на меня, – Вор, ты украл его, он нужен мне, отдай.
Выхватываю пистолет, снимаю с предохранителя, оттягиваю затвор, не сопровождая его рукой. Направляю оружие в сторону старика. Никаких тебе предупредительных, урод. Выстрел, еще один, еще. Художника лишь немного толкает в грудь. Он лишь злобно скалится, а резиновые пули не причиняют ему никакого видимого вреда. Выпускаю остаток магазина в нависающего надо мной безумца, который мертвой хваткой цепляется мне в горло. Бью его рукояткой пистолета по лицу, вижу брызги крови, но его руки продолжают стискивать мою глотку. Хриплю от недостатка воздуха. Кровавая пелена застилает мои глаза. Я отчаянно отбиваюсь руками, пытаясь освободиться, но старик, усевшись мне на грудь, продолжает меня душить.
Чувствую правой рукой какой-то металлический предмет. Обхватываю и выдергиваю его из земли. Бью в ухмыляющееся лицо старика. Еще раз. Противный хруст и старик падает на меня, мгновенно потеряв хватку.
Я задыхаюсь под тяжестью тела и спустя несколько секунд сбрасываю с себя обмякшего старика. Поднимаюсь на четвереньки. Кашель, хрипы.
Бросаю взгляд на труп. На месте левого глаза торчит колышек от палатки.
Я чувствую подступившую тошноту, и содержимое желудка оказывается на земле.
Рвало меня долго. Наконец, на трясущихся руках и ногах доползаю до машины. Открываю багажник, достаю фляжку с самогоном и присасываюсь к ней. Огненная река в горле. Немного прихожу в себя и, выронив фляжку, вытаскиваю из рюкзака баклажку воды. Пью и кашляю. Руки трясутся. Убил, я убил его. Нет, раньше мне приходилось убивать, но это были животные на охоте или свинья в деревне, а здесь живой человек. Решил, видимо, придушить меня ради моей находки, не иначе. Странно, почему решил задушить, а не просто разбить мне голову, ведь случаев было предостаточно.
Вызвать ментов – не вариант, посадят и еще впаяют штраф за незаконные раскопки, за неправильное использование травматического оружия и превышение пределов необходимой обороны.
Пошатываясь, начинаю собирать палатку, грубо выдергивая колья оттяжек и спешно вынимая дуги. Некогда ее укладывать, запихаю в багажник как есть. Надо собрать гильзы и найти бутылку, которую я отдавал старику.
Бутылка нашлась в ближайших кустах. Я бросил ее на труп. С трудом в сгущающихся сумерках я нашел все шестнадцать гильз.
Когда закончил со сбором улик едва не сблевал, посмотрев на труп старика.
По-хорошему, нужно бы собрать еще и резиновые шарики, но это вряд ли получится, учитывая обстановку.
Моя шея болела, и даже воду приходилось пить, испытывая сильную боль в горле. Посмотрел на кучи заготовленных дров и на труп, нужно избавиться от улик. Я выдернул из глаза старика колышек, с трудом подавил очередной приступ тошноты. Старик лежал на боку, скукожившись, и сейчас не верилось, что какой-то час назад он пытался меня удушить. Набросал веток на лежавшее на земле тело. Притащил весь запас дров. Понимая, что если его найдут, то меня ничто не спасет,я бросил окровавленную плащ-палатку поверх тела. Достал из багажника небольшую бутылку с жидкостью для розжига и щедро полил палатку, лицо и руки старика. Будем надеяться, что его хватятся не скоро.
В очередной раз я осмотрелся по сторонам и, заприметил ящик художника, который стоял недалеко от раскладного кресла, подхватил его и вместе с потрепанным зонтом подтащил к телу, которое собирался сжечь. Голова закружилась, видимо, я стал жертвой накатившей слабости, ящик выпал из моих рук и открылся. Какие-то тюбики, кисти и палитра, и куча небольших листов рассыпались прямо в грязь. Озираясь и ожидая, что вот-вот услышу крики очевидцев, принялся собирать все вещи, бросая их поверх тела.
Неожиданно мое внимание привлекли желтые листы с какими-то пометками. Несколько секунд поколебавшись, достал их из этюдника и развернул. Похоже, старик, как и я, был заядлым кладоискателем, так как вся карта, а это была именно она, имела кучи отметок. Похоже, меня он бросился душить, когда увидел найденный мною сундучок, не иначе. Теперь ясно, почему спрятанные там вещи представляли для него такую ценность. Он и сам искал этот сундук и страстно желал обладать им, причем ради него он пошел на убийство. Не окажись я проворнее, сейчас бы уже горел вместе с машиной, а старик бы крутил педали велосипеда, направляясь в свою деревню.
Я тщательно собрал все бумаги, которые более или менее напоминали карты. Угрызений совести я не чувствовал. Всегда можно сжечь бесполезный хлам, но нужно разобраться, что такого ценного в этих записях и зачем старик таскал их с собой. Бросил этюдник поверх трупа. Подойдя к машине, я поднял валявшуюся на земле фляжку. Кинул ее на заднее сиденье. Проверил округу и нашел последнюю забытую вещь. Убрал свое кресло в багажник и начал прикидывать, что делать с велосипедом старика. Наконец, я принял решение и, пошатываясь, прикатил велосипед к общей куче. Положил велосипед поверх груды. Снял с рук заляпанные кровью и землей хозяйственные перчатки. Собравшись с духом я стараясь не смотреть на обезображенный труп, трясущимися руками чиркнул спичками. Пламя медленно лизнуло кипу бумаги, а затем, словно набирая силу, радостно начало поглощать пропитанные розжигом вещи.