Вредный эксперимент
В жизни нередко встречаются люди, которые считают лишним обращаться к опыту других людей и предпочитают участие в жизненных экспериментах на себе изучению этого чужого опыта как своих современников, так и предшествующих поколений, не представляя последствий подобных экспериментов и их цены для своих нервов, кошелька и здоровья.
Не то, чтобы Виктор относился к подобному типу Фомы Неверующего, но к "плюсам" его никак нельзя было отнести тот факт что, начиная любое дело, он не имел привычки интересоваться опытом других людей, словно его и не существовало, этого опыта и поэтому он частенько чувствовал себя первопроходцем в любых проблемах. Конечно же, это был его недостаток, о наличии которого он не подозревал и не будь которого, Виктор в жизни мог бы избежать многих, многих ситуаций, когда он выступал в роли подопытного кролика, не имеющего ни малейшего представления о том, что очередную свою проблему превратил в эксперимент над самим собой.
Один из таких "экспериментов" имел место в его жизни в те, недавние для него, годы, когда он был отцом только двух малолетних сынишек и они с женой мечтали о дочке. По стране шагали восьмидесятые годы, наполненные со всех сторон шумом о борьбе с каким- то застоем, с застольями, разогретые призывами к перестройке. Страна строила планы, люди окрылялись надеждами и на фоне этого позитива Виктор с женой тоже строили планы расширения жизненных горизонтов и увеличения жилплощади. В воздухе кружил живительный ветер перемен и улучшения всего, что можно улучшить. Все эти приметы времени были лишь фоном, на котором развивались события жизни Виктора, втянувшие его в режим очередного эксперимента над собой, а не причиной, побудившей его к этому эксперименту, и получилось все как- то естественно, само собой. Наверное, если бы Виктор заранее все разузнал, выяснил что там и как, то все могло бы получиться у него легче, проще и душевно - безболезненней, но этот случай тогда бы не попадал под категорию "эксперимента" и это была бы совсем другая история, менее интересная и поучительная...
Лето подходило к концу и как всегда в эту пору дни Виктора были заполнены до отказа делами на работе, заботами по дому, хлопотами на огороде, каждодневной радостной возней с сынишками Димкой и Илюшкой. Летние месяцы, так уж повелось, казались Виктору одним полярным летним днем, утро в котором наступало весной, а вечер приходил осенью, чтобы привести за собой сплошную зимнюю ночь. Уж больно быстро оно пролетало, лето. Заботы семейного человека нравились Виктору, и он не любил прятаться от них на рыбалках, как это делали его друзья, поэтому рыбалки для него стали праздничной редкостью с окончанием его холостяцкой жизни. Происходило это не потому, что его не отпускала жена, отнюдь: он сам не позволял себе этого, окунаясь в хозяйственные дела и семейные заботы. Но любовь к рыбалке никуда от этого не пропала, она терпеливо ждала своего часа, и Виктору все же иногда удавалось выкроить такой час. Если на неделе он успевал сделать дела, запланированные на выходные, тогда Виктор с легким сердцем позволял себе рыбалку, оправдываясь перед самим собой кучей выполненных дел.
В тот выходной он вообще мог гордиться собой: пока жена с ребятишками устроили сончас, он успел выкопать картошку на огороде, да еще накопал червей, предвкушая вечернюю рыбалку. К своим тридцати годам Виктор признавал из всех видов транспорта только велосипед и не только признавал, но с детства любил, не интересуясь всякими там мопедами, мотоциклами и прочей техникой с колесами. Виктор был в том возрасте, когда душа стремилась все объять, руки стремились все обнять, организм не боялся трудностей, а ноги презирали километры, тем более, что они были вооружены велосипедом. В общем, весь этот букет его возможностей в любой момент был готов служить исполнению желаний хозяина. Поэтому Виктору некогда было сидеть на месте. Он привязал удочки к велосипеду, рюкзак с банкой червей - на плечи, садок для рыбы - на багажник и - только спицы в колесах радостно засверкали на солнце, сливаясь на скорости в одно сплошное яркое пятно. Каких-то жалких, как считал Виктор, пятнадцать километров до заветного берега реки велосипед лихо намотал на колеса, подгоняемый ногами нетерпеливого ездока. К слову сказать, Виктор впервые поехал туда на велосипеде. Обычно он ездил на это клевое место с соседом на его мотоцикле и та быстрота, с которой они добирались, надоумила Виктора так смело и бесшабашно отправиться в путь на велосипеде, что, собственно, и явилось впоследствии толчком к последующему "эксперименту", в который он сам себя загнал.
Добравшись до рыбалки, Виктор с радостью убедился, что ничего не забыл: ни удочек, ни червей, ни крючков запасных, даже садок для рыбы не был забыт, хотя для себя он давно заметил, что если забывал садок, то рыба всегда ловилась охотней. Он видел в этом проявление одного из многих законов подлости. Но в тот раз Виктор забыл другое: впопыхах радостных сборов он забыл пообедать, мысленно убежав вперед велосипеда туда, на свое рыбацкое место. Ему пришлось вспомнить об этом на обратном пути домой, когда перед закатом клев прекратился, и он отправился в обратный путь. Стемнело очень быстро, а с темнотой воздух резко похолодал. Виктор крутил педали, но чувствовал, что силы совсем покинули его, и ему пришлось невольно вспомнить, что он успел лишь позавтракать с утра, после чего выкопал поле картошки и ринулся на рыбалку - очень уж хотелось все успеть! Успеть-то он успел, но сейчас сил радоваться этому не было.
Стояла кромешная тьма, черный бархат неба по-осеннему густо был усеян яркими звездами, которые и не собирались освещать ни землю людям, ни дорогу Виктору, чтобы он мог хоть как-то разглядеть ее. Он просто знал, что едет по асфальту, но самой дороги не различал под колесами. Руки его цепенели от напряжения и холода, он их не чувствовал, ноги налились свинцом, словно к ним были привязаны гири, и он с трудом крутил педали. Казалось, что велосипед стоит на месте. В голове шумело, он чувствовал, что обливается холодным потом. Виктор даже куртку с собой не взял, и теперь рубашка прилипла к телу, пронизывая ледяным холодом, вместо того, чтобы согревать. Невыносимо хотелось пить, во рту пересохло и ему казалось, что он не в состоянии разжать губы, слипшиеся от жажды. Такого набора невыносимостей Виктор еще не испытывал - достаточно было бы и одной из них, чтобы впоследствии, вспоминая, зауважать себя, выжившего, а тут - все и сразу! Он ехал и ехал, но ему казалось, что велосипед стоит на месте, ко всему прочему начала кружиться голова. Он вспомнил, что когда-то слышал про голодные обмороки во время войны, но не знал их симптомов, посчитав головокружение за один из них. Так плохо ему не было никогда: внутри пылала огнем невыносимая жажда, а снаружи тело, мокрое от пота, пронизывал ночной холод, только он тупо крутил и крутил педали.
Для него явилось откровенным чудом то, что он доехал до дома. Сколько было времени - он не знал. Виктор, как заржавевший Железный Дровосек, кое-как сполз с велосипеда, и ноги его не чувствовали земли, а он не чувствовал ног. Перед глазами ночной мрак качался из стороны в сторону. Шатаясь, Виктор доковылял от калитки до порога дома, с трудом толкнул дверь и протолкнулся внутрь. В темноте комнаты он нашел привычно выключатель и рухнул на диван, весь мокрый, дрожа от холода, по лицу бежал пот. Из спальни на шум вышла в халате заспанная жена. Маша, - прошептал он, мотая головой, словно выталкивая из себя слова: Чай, принеси горячий чай. Она кинулась к нему, стянула с него ненавистную мокрую рубаху, укутала одеялом и сверху пледом, метнулась на кухню греть чай. Маша, воды, пить, - снова прошептал он. Жена прибежала с кружкой воды. Виктор приподнялся и попытался открыть рот, но челюсти с трудом разжимались, словно заржавевшие за сто лет крепостные ворота. Он пытался влить в рот воду из кружки, но вода почему-то текла мимо, вниз, на грудь. Кое-как он сделал глоток, и вода твердым комком протолкнулась внутрь, проникая в слипшиеся внутренности. Время до первого глотка горячего чая показалось вечностью. Никогда он еще не чувствовал себя так плохо в своем собственном теле. После первых глотков чая огонь жажды поутих, и стала накатывать тошнота то ли от голода, то ли от головокружения. Виктор знал, что головокружение бывает при сотрясении мозга, а в его случае было, похоже, сотрясение всего организма, всех его уголков, взбунтовавшихся от голода. Маша, поесть бы, - прошептал он, но при мысли о еде новой волной накатила тошнота. Жена разогрела бульон из супа. Он проглотил несколько ложек. Виктор откинулся на подушку: Похоже, чего-то я сегодня не рассчитал в своих планах или силах, коль организм мой так взбунтовался, - вслух признался он сам себе, и речь его сливалась в несвязное бормотание, глаза уже спали, а с языка успели выпорхнуть последние искорки мыслей: Да, Маша, а велосипед- то - это не машина, нет, - уже шепотом закончил он, и вслед за глазами погрузился в сон. Как показали дальнейшие события, слова эти сыграли роль указателя, направившего мысли Виктора прямиком в сторону того " эксперимента", куда он сам себя и загнал, в очередной раз даже не заметив этого.
