– То же, что и со всеми остальными, – консервируют, варят, сушат или превращают в вино.

– Музыка от этого может испортиться?

– Испортиться? Нет. Но может немного изменить свойства. Отец говорил, что его вино раньше нравилось ему больше.

– Может быть, у него просто изменился вкус?

– Может быть.

Мотоцикл зарычал, запел и рванул вверх, к светлеющему небу.

Когда запахло древней пылью, а не морской солью; когда солнце начало припекать макушку, а горы стражами окружили их со всех сторон, путешественники увидели руины монгольского города на скале и остановились.

Несмотря на ранний час, длинный поток туристов поднимался в гору.

– Пройдите через солнечные врата, спуститесь по ступеням и отправляйтесь в увлекательную прогулку по золотому каньону, – кричал в рупор местный зазывала. Он говорил монотонно, на его кислом небритом лице в панамке читалась скука. – Мы знаем безопасные тропы с великолепными видами. Возможно, именно вы увидите Звенящие Сады, о которых ходит столько легенд.

В толпе Ян разглядел несколько музыкантов, таких же юных, как он. По двум сторонам дороги теснились палатки.

– Фрукты из Звенящего Сада! – кричала носатая торговка в нижнем ряду. – Купите и сочините шедевр.

– Ну-ну, – перебила её тучная соседка в узорчатом платке. – Я видела, как ты срываешь обычные сливы и виноград со своего огорода.

– Что?! А ты срываешь с чужого! – огрызнулась носатая.

Дина поморщиалсь.

– Я как-то иначе представляла это место.

– Ты тоже?

Они долго поднимались наверх, глотая пыль и щурясь от яркого солнца. Примерно на полпути девушка начала прихрамывать.

– Кажется, я натёрла мозоль.

Они остановились возле небольшого источника, бьющего прямо из скалы, умылись и присели на тёплые камни. Поток людей всё двигался и двигался наверх.

– Фью-и, – просвистел кто-то неподалёку.

Молодые люди обернулись, увидели тёмный сгорбленный силуэт, затаившийся в тени.

– Фрукты из Звенящего Сада! – проскрипел старческий голос.

Ян вытер мокрый лоб:

– Настоящие, и только у вас?

– А как же, – ответила старуха и вышла из тени. Её кожа, бронзовая, высохшая на солнце, собралась в складки. Во рту блеснул серебряный зуб. – Я зря не болтаю. Нужно, так попробуйте.

Она скрылась в тени и через минуту появилась с маленькой плетённой из бересты шкатулкой.

– Что это?

– А вы понюхайте.

Торговка открыла крышку. Из шкатулки полился терпкий аромат трав, сладковато-горький запах ягод.

– А теперь возьмите по одной.

Путешественники переглянулись.

Ян пожал плечами и засунул чёрную ягоду в рот. Его глаза округлились.

В голове застучали барабаны, завыл дудук, и колючие голоса старух задорно подхватили какой-то древний мотив.

– Что-то из фольклора, – пробормотал бродяга. Он обернулся на Дину: она стояла закрыв глаза, жуя суховатую ягодку и медленно покачиваясь.

– Пять раз Сады впускали меня к себе, – прошептала старуха. – И теперь весь полуостров поёт песни, которые я когда-то сочинила.

Ян протянул руку, чтобы взять ещё ягоду, но торговка быстро захлопнула шкатулку:

– Хорошего понемногу. Сначала заплатите за те, что съели.

– Заплатить? Но вы сказали, что они бесплатные.

– Я сказала, что они настоящие, вьюноша. Это вам не фруктовый рынок, где можно всё попробовать. Каждая ягодка на вес золота. Так что платите, пока я не начала кричать «Воры!».

– Это шантаж, бабуля, – Ян побледнел и погрозил ей пальцем. – Вы ведёте себя очень нехорошо.

– Заплатите за ягоды, – она подмигнула. – И я покажу короткую тропу до Садов. Она опаснее и круче, но ведёт прямо к тайному месту.

Старуха кивнула головой в сторону толпы.

– Этих балбесов водят за нос. Они бродят по каньону по одной и той же проторенной дорожке. Проводники втюхивают им незрелую шелковицу, лишают сна на несколько дней или заставляют дышать так часто, что у них начинает кружиться голова.

Она сплюнула и вытаращила жёлтые глаза.

– После такого и Сады увидишь, и чёрта лысого, – торговка едко расхохоталась, огляделась по сторонам. – Но всякий умник знает: хочешь найти ту единственную песню, иди тропой, которой ещё никто не ходил.

Ян сложил руки на груди:

– Ничего мы не заплатим. Небось, держите нас за таких же балбесов.

Старуха хищно ухмыльнулась, зуб сверкнул на солнце:

– Дело твоё, вьюноша.

– Подожди, – Дина придержала его за руку. – Она правда была в Садах, разве ты не видишь? Как это?

– Как? – торговка пожала плечами. – Как кущи небесные, девочка. И повсюду звон хрустальный. Прислушаешься, и вот он, твой родимый напев, льётся издали.

– Сколько нужно заплатить? – скрипачка полезла в сумку.

– Нет-нет, девочка, деньги тут не помогут. Вещь за вещь. Твоя игрушка мне нравится. Подаришь?

Девушка машинально вцепилась в футляр со скрипкой, задумалась, её пальцы разжались.

– Подарю.

– Дина, – Ян подошёл к ней вплотную. – Ты хочешь поменять старинную дорогую скрипку на кислую ягодку и пустые обещания?

Девушка сверкнула глазами. Щёлкнули замки, пустой футляр упал на землю, чиркнул по воздуху смычок, скрипка запела в её руках гневно, с чувством. Её пальцы то бегали по грифу, как белые пауки, то впивались в дерево и трепетали. Ян открыл рот, покачнулся. Музыка, как фонтан ледяной минералки, ворвалась в голову, защекотала у самой макушки.

Что это? Кельтские ритмы? Монгольское горловое пение? Африканские напевы? И в них – бронзовой змейкой «Плач Ярославны» Бородина.

Поток людей колыхнулся, затормозил. Прохожие заполнили небольшую площадку возле источника.

Скрипачка будто вынула из дерева душу. Смычок отяжелел, рука повисла. Дина чуть наклонила голову, и Ян увидел у неё на лбу россыпь холодных капелек.

Слушатели захлопали часто и громко, кто-то свистнул и закричал «Бис!». Скрипачка замотала головой. Люди потоптались и вернулись в поток, оглядываясь и перешучиваясь. Впрочем, Ян заметил в толпе и другие взгляды – жадные и любопытные.

Он отвёл Дину в тень:

– Что это было?

Девушка вытерла лоб, убрала скрипку в футляр.

– А ты ещё не понял? Фрукты из Сада действуют. И я хочу получить их во что бы то ни стало.

Она подошла к торговке, футляр с глухим стуком опустился на пустой прилавок.

Старуха довольно сощурилась, потянула за край потускневшего одеяла, которое представляло собой заднюю стенку её убогой палатки. Ян увидел высокий сухой кустарник и в нём узкий лаз.

– Вот и тропа.

Дина быстро обернулась, исчезла за сплетением веток. Бродяга двинулся за ней, но почувствовал на руке цепкие пальцы.

– Уверен, что тебе туда?

– Я уже ни в чём не уверен.

Торговка поманила его пальцем, зашипела в ухо:

– Сады найдёт только один.

От неё пахло сухой резиной и уксусом. Ян отстранился, шагнул в проход. Рваное одеяло закрыло прореху.

Каменистая тропа извивалась, то становилась пологой, то резко спускалась вниз. Дикий склон, заросший колючим кустарником, наступал на неё с обеих сторон, коварно подсовывал под ноги шипастые ветки. Девушка успела продвинуться далеко. Удивительно, как легко она шла в своих крохотных туфельках среди камней. Вот её фигурка покачнулась, но удержалась на склоне.

– Дина!

Она не обернулась. Ян нахмурился, ускорил шаг, чуть не полетел кубарем, когда древесный корень, такой же рыжий, как земля, попал под ногу.

Скоро девушка захромала, пошла медленнее, и он легко её догнал.

– Ты куда рванула?

Она резко обернулась:

– А ты как будто не знаешь?

– Чего не знаю?

– Только не говори, что отец тебе ничего не рассказывал. Звенящие Сады можно увидеть, только если ты бродишь в одиночку. Они не являются целой компании зараз.

Ян улыбнулся, постарался, чтобы его голос прозвучал как можно мягче:

– Всё верно. Но пока это неважно.

Он указал пальцем вниз, на долину, которую покрывали торчащие из песка валуны.