– Не забудьте постельное бельё, – подсказала медсестра.

– Не забудем, – сумка оказалась заполненной доверху, и девушка подняла её:

– Мама, собирайся. Что ты хочешь надеть?

– На улице жарко, – предупредил доктор. – Если какой-нибудь лёгкий халат…

Второго халата у Елены Васильевны не было, и дочка помогла ей натянуть тонкую кофточку и старую летнюю юбку.

– Сами дойдёте? – поинтересовался врач.

– Да уж постараюсь, – женщина поджала губы и направилась к двери. У порога она вдруг крепко обняла свою девочку.

– Ты что, мамочка? – изумлённо спросила Галя. Елена Васильевна снова захрипела, губы её посинели, но ей удалось произнести:

– У меня плохое предчувствие. Я больше сюда не вернусь.

– Да что ты такое говоришь? – Галина взяла мать под руку и вывела на лестницу. – Там тебя приведут в порядок. Ты же слышала, что сказал доктор… Я этого сделать не смогу.

– Ну, может, и так, – не стала спорить Елена Васильевна. – Пойдём, дочка.

Когда они вышли во двор, женщина вздохнула полной грудью и мечтательно произнесла:

– Как хорошо! Так бы и сидела на скамейке! И дышится легче.

– Ещё посидите на скамейке, – произнесла медсестра. – Не пройдёт и недели, как вернётесь домой.

Её слова порадовали Галю и вселили в неё уверенность. Мама не может умереть, ей обязательно помогут! В больнице она будет под наблюдением…

Врач поддержал больную, когда она садилась в машину.

– Боже, как не хочется! – простонала Елена Васильевна, бросив взгляд на дом. – Как не хочется уезжать!

– Ты вернёшься через неделю, – заверила её Галя. – Живая и здоровая. И мы с тобой обязательно куда-нибудь поедем.

Женщина ничего не ответила. Всю дорогу до больницы она кашляла и с тоской смотрела в окно.

В приёмном покое, где их высадила скорая, пожилая медсестра с серым от усталости лицом и небольшими усами над верхней губой поинтересовалась у врача:

– Георгий, ещё одну привёз? Кардиологическая, что ли? Учти, в кардиологии мест нет.

– Лидия Степановна, кладите её в терапию, в пульмонологию, в конце концов! – буркнул доктор. – Её нужно положить, вы понимаете? – он сделал большие глаза, и Гале стало страшно. Какой же диагноз поставил матери этот человек?

– Сейчас вам выпишут все направления, пойдёте на рентген, сдадите кровь – и вас определят в палату, – повернувшись к девушке, сказал он. – На этом я с вами прощаюсь.

Гале снова стало страшно, как будто их покидал кто-то близкий.

– Её спасут? – прошептала она.

– Надеюсь, – ответил доктор. – Во всяком случае, здесь всё для этого сделают.

Он быстро выбежал из здания, и вновь поступившими занялась пожилая медсестра. Видя тяжёлое состояние Елены Васильевны, она подвезла каталку, усадила на неё больную и покатила по коридору.

– На рентген пройдём без очереди, – Лидия Степановна толкнула дверь с белой табличкой, не обращая внимания на кричащую и стонущую очередь, лишь бросила куда-то в сторону:

– У меня больная тяжёлая, граждане. Ну, будьте же людьми!

Галя пыталась пробиться следом, но медсестра буркнула:

– Ждите здесь.

Озверевшая очередь набросилась на девушку, обвиняя бедняжку во всех смертных грехах, но Галина их не слышала. Она напряжённо размышляла. Самым важным для установления диагноза врач считал снимок. Когда же он будет готов? Сразу или на следующий день? Если на следующий день, когда же маму начнут лечить? И какое лечение ей назначат? Она добьётся, чтобы рентгенолог сию минуту описал снимок, даже заплатит, если придётся. Девушка навалилась на дверь и отлетела к стене, когда Лидия Степановна сильной рукой распахнула её и вывезла коляску с полуживой от усталости матерью.

– Скажите, когда будет готов снимок? – бросилась к ней Галя.

– Минут через десять, – медсестра смахнула с усов каплю пота. – Стой тут. Тебе всё вынесут.

– Куда же вы её повезёте сейчас? – с тревогой спросила девушка. – Где я вас найду?

– А в приёмном и найдёшь, – отозвалась Лидия Степановна. – Без снимка мы не поместим вашу маму в отделение. Тебя дождёмся в любом случае.

– Мамочка, я скоро! – Галя хотела обнять Елену Васильевну, но женщина, кашлянув, как-то неловко завалилась набок, и Лидия Степановна, толкнув каталку, побежала по коридору.

– Что с ней? – Галя рванулась следом, но медсестра остановила Лопатину сильной рукой:

– Я же сказала – забери снимок! Буду ждать тебя в приёмном.

Вскоре она растворилась в полумраке коридора, пахнувшего хлоркой. Галя отвернулась к стене и, стараясь не думать о плохом, принялась ковырять синюю облупившуюся краску.

На её удивление, рентгенолог довольно быстро расправилась со снимком и вскоре стояла на пороге, сочувственно глядя на Галину.

– Снимок и заключение покажете в приёмном покое, – она вздохнула, но больше ничего не сказала, как-то неловко дёрнула плечом и скрылась. Трясущимися руками девушка поднесла к глазам заключение. Она редко понимала почерк врачей, то слишком размашистый, то микроскопический, – наверное, и рассчитанный на то, чтобы пациенты не прочитали лишнее. Но слово, написанное по-латыни, и цифры возле него бросились в глаза, как приговор. Канцер, 4-я стадия… Галя побледнела, схватилась рукой за сердце, отчаянно забившееся в груди, как пойманная в силки птичка, и опустилась на холодный пол, судорожно вдыхая синтетический запах антисептиков. Канцер… Это значит рак… Четвёртая стадия. Не может быть! Это неправда! Рентгенолог что-то напутала. Не обращая внимания на крики толпы, она заглянула в кабинет.

– Этот снимок, – едва слышно произнесла Галя. Губы будто распухли и мешали ей говорить. Однако врач всё поняла без слов.

– К сожалению, деточка, это так, – выдохнула она. – Крепись, моя хорошая. И скорее иди в приёмный. Твоей матери требуется срочная помощь.

– Это неправда, – прошептала девушка и потеряла сознание. Она очнулась на узкой кушетке. Склонившаяся над ней медсестра, совсем ещё девчонка, наверное, только после медицинского колледжа, держала возле её носа ватку с нашатырём.

– Мама! – Галя вскочила, намереваясь бежать, но сестра остановила Лопатину.

– Снимок передан в отделение терапии, куда положили вашу маму, – пояснила она, избегая смотреть Гале в глаза. – Сейчас вы ничем не поможете Елене Васильевне. Она под аппаратами.

– Мне нужно поговорить с лечащим врачом, – бедняжка отодвинула её руку. – Девушка, вы видели снимок? Есть хоть какая-то надежда?

Изящная рука с длинными пальцами потрогала маленький золотой крестик на груди.

– Все мы в его милости. Молитесь. У нас бывали совсем безнадёжные случаи, когда лучшие врачи разводили руками. Но родственники не теряли надежду, и больные выздоравливали. Молитесь иконе Божьей Матери «Всецарица».

– Спасибо, – Галя встала с кушетки и сунула ноги в босоножки. – Как мне пройти в терапию?

– Прямо по коридору, – пояснила девушка. – Я тоже буду молиться за вашу маму. Её лечащего врача зовут Герман Борисович. Это лучший доктор нашего отделения.

«Единственная хорошая новость за сегодняшний день», – отметила про себя Галина, шагая, как сомнамбула. Ей почему-то казалось, что лучший доктор должен обязательно что-то сделать, помочь, вылечить, а если не вылечить совсем, то, по крайней мере, продлить жизнь.

Герман Борисович, на удивление, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Лучший врач, по её мнению, должен быть пожилым, умудрённым опытом седовласым старцем, но перед ней предстал высокий, стройный голубоглазый мужчина с густыми русыми волосами, стриженными коротко, по-военному.

– Герман Борисович Боростовский, – отрекомендовался он на пороге терапевтического отделения. – А вы, как я понял, дочь Елены Васильевны Лопатиной.

Галя ещё не успела кивнуть, как он продолжил:

– Всё понятно, – на его вытянутом лице заходили желваки. Девушка встрепенулась:

– Что вам понятно? – крикнула она так громко, что сидевшая в коридоре и мирно дремавшая бабушка широко распахнула глаза и принялась оглядываться по сторонам. – Что вам понятно? Что моя мама умирает?