Чувство вины было написано у Ван Ибо на лбу, но он не пытался оправдываться. Сказал только:

-Сейчас у меня есть все, что я хотел. У меня есть любимое дело и профессия, есть работа. Я вернулся в Китай надолго, я хочу, чтобы это было навсегда. Я хочу жить рядом… со своим любимым человеком, каждый день просыпаться с ним, завести семью, иметь дом, забор, ребенка и собаку. Я хочу, чтобы ты был этим человеком. Хочу с тобой все. Все и до конца своей жизни.

На словах про ребенка и собаку Сяо Чжань чуть не подавился своим собственным всхлипом. Господи, это невыносимо. У него уже болела голова от слез. Он вытер лицо салфетками и залпом выпил принесенное вино.

-Мне… тоже… - его руки дрожали как сумасшедшие, он сцепил их под столом, но дрожь проходила по всему его телу, - Мне не нужно, чтобы ты вернулся на месяц, год или… несколько лет. Ты мне нужен навсегда. И… я тебя прошу, я умоляю: если ты не серьезно… пожалуйста, не мучай меня!

Брови Ван Ибо поползли вверх:

-Ты правда боишься, что я не серьезно? Сяо Чжань, я ведь с самого начала не хотел расставаться! Ладно, ты прав, прости меня, - он посмотрел на панораму за окном, Шанхай зажег огни и переливался, было удивительно красиво, но альфа не видел города, думая о своем, как вдруг спохватился, - У меня кое-что есть для тебя!

Он потянулся в нагрудный карман пиджака и вынул оттуда какую-то скляночку с жидкостью. Сяо Чжань покосился на нее, все еще шмыгая носом:

-Что это?

-Понюхай. Это духи. Я сам сделал их, - он улыбнулся и протянул к нему ладонь, - Дай мне руку.

Сяо Чжань осторожно положил свою руку на горячую ладонь Ван Ибо, и ему вдруг сделалось удивительно хорошо и спокойно. Как будто его руке там самое место, как будто ничего больше ему и не нужно.

Ван Ибо ласково сжал его ладонь в левой руке, а правой поддел крышечку и открыл пузыречек. Сяо Чжань сразу почувствовал чудный аромат горького шоколада, а Ван Ибо капнул ему на кисть немного, закрывая пузырек и нежными, массирующими движениями втирая духи омеге в кожу.

-Нравится запах? - спросил Ван Ибо хитро.

-Очень приятный, - не смог покривить душой омега, а Ван Ибо ответил ему:

-Так пахнешь ты. Хотел, чтобы ты узнал, потому что человек не может почувствовать своего запаха. А твой аромат для меня - самый лучший, самый важный. Мой главный аромат. Поэтому я и создал его самым первым. Это моя дипломная работа. Я назвал его “ЧжаньЧжань”.

Сяо Чжань нюхал духи и удивлялся, неужели он действительно именно так и пахнет? Это, казалось бы, был такой пустяк, но омегу это почему-то очаровало.

-Я представил этот аромат в “ХоликаХолика”, и они сказали, что он будет иметь коммерческий успех. Ребята вообще хотят запустить линейку шампуней, гелей для душа, мыла, скраба и дезодорантов вместе с этими духами, под единым названием “ЧжаньЧжань”, но я сказал им, что только ты распоряжаешься, что с ними делать дальше. Это твои духи, твой аромат, только твое. Как и это, - он вдруг полез в карман пиджака и вынул оттуда небольшую коробочку для кольца. Альфа просто поставил ее на стол и смотрел на реакцию омеги напряженно, почти не дыша.

Сяо Чжань застыл. Конечно, он не ожидал. Во всяком случае, он не ожидал, что все произойдет вот так, именно сегодня. Он тупо пялился на коробочку, боясь прикоснуться к ней, и вдруг его прошибло, словно зарядом: ведь Ван Ибо еще ничего не знает! Он не знает ни про бесплодие, ни про Безликого… он делает предложение тому Сяо Чжаню, но ни того Ван Ибо, ни того Сяо Чжаня уже нет.

-Нет, - отвечает он еще прежде, чем успевает осознать это, - Я не могу.

Ван Ибо вскидывает на него глаза, и в них отражается боль: третий отказ. Снова.

-Почему? - шепчет он одними губами, а боль уже сковывает все внутренности, обволакивает сердце, проходит метастазами по всему телу.

-Прости меня, - выдыхает Сяо Чжань и зажмуривается, силясь сказать то первое, страшное и стыдное, - Я… изменял тебе.

Он почти ждет, что Ван Ибо сейчас смахнет все со стола от злости и уйдет, справедливо обиженный, но он лишь поджимает губы и отвечает:

-Я тоже.

И это больно. Хотя Сяо Чжань уверен, что не имеет права на эту боль, но больно все равно. Им надо пройти это до конца, он уверен, поэтому вздыхает и спрашивает:

-Чо Сынён?

Ван Ибо кивает. Он не хочет оправдываться. Говорить что-нибудь типа: “Он застал меня врасплох, воспользовался мной, почти принудил”, он не хочет выдавать ни одной подробности, он просто хочет, чтобы Сяо Чжань простил его, потому что сам он готов сейчас простить ему все. Ван Ибо облизывает губы и спрашивает в свою очередь:

-Гао Гуансюй?

Сяо Чжань вдруг усмехается:

-Нет! Боже… У Гао есть его Пирожочек. Они теперь счастливые до омерзения.

Оба смеются, Ван Ибо роняет:

-А Чо Сынён скоро родит маленького корейца. Теперь он благородный муж и о-папа. Ты бы видел его!

Сяо Чжань стремительно мрачнеет, но перестает рыдать, а как-то внутренне подбирается, поясняет:

-Это был один проститутка. Он… помогал мне справляться с течками.

Правильнее было бы сказать - вызывать течки, Сяо Чжань. В этом очень большая разница. Но Сяо Чжань будет молчать обо всем, что ему пришлось пережить. Он будет молчать, потому что окунать Ван Ибо в чувство вины, когда он сам принял решение не говорить ему - теперь это было бы жестоко.

-Я тебя не осуждаю, - Ван Ибо хватает его за руку и заглядывает в глаза, - Посмотри на меня, я знаю, что тебе это нужно было. Прежде всего, из-за твоего здоровья. Я очень волновался насчет этого. Посмотри на меня, Сяо Чжань.

Омега делает над собой усилие и решается заглянуть альфе в глаза. Во взгляде у того нет и намека на ярость, ревность, оскорбленное достоинство.

-Мы расстались, - говорит ему Ибо, - Я не имею права осуждать тебя. И не стану. Боже, да я… Я молился, чтобы у тебя никого не было, когда ехал на эту встречу. Все, чего я хотел, чтобы твое сердце было свободно! Тогда, может быть, мне еще найдется там место?

Сяо Чжань хочет сказать ему, что его сердце не свободно. Оно занято им, и так всегда было. Ничего не поменялось с его отъездом, у него нет и не будет другого альфы, кроме Ван Ибо. Но он давит в себе эти признания, потому что есть еще кое-что, что альфа должен узнать. Он должен узнать и выбрать: быть с ним, или уйти прямо сейчас, чтобы больше никогда уже не встречаться.

-Я не могу иметь детей, Ван Ибо.

Взгляд Ван Ибо меняется, переходя из надежды в горестную тень, он вдруг сжимает руку омеги сильнее, а тот продолжает:

-Я узнал это, когда проходил комплексное обследование, после первой преждевременной течки. Дефектный омега, ошибка природы. Поэтому я и говорю тебе “нет”, Ван Ибо. Потому что хочу, чтобы у тебя сбылись все твои мечты. Потому что хочу, чтобы у тебя был дом, забор, любимый человек, ребенок и собака. Но это буду не я. Я не смогу дать тебе самого главного.

Ван Ибо смотрит на него молча, но не отпускает. Потом спрашивает:

-И ты все это время держал это в себе? И не говорил мне?

Свободной рукой Сяо Чжань прикрывает глаза:

-Мне было слишком стыдно. Я думал, что имею право не рассказывать тебе, потому что владею тобой. Я не понимал. Я слишком боялся. Мне было так стыдно! Прости меня, Ван Ибо!

Альфа смотрит с болью и лаской одновременно, потом тянет его за руку, обращая внимание омеги на себя:

-А ты хочешь этих детей вообще?

Сяо Чжань не ожидал подобного вопроса. Вообще-то он ждал, что Ван Ибо тут-же бросит его, а не спросит, хочет ли он стать отцом. Омега теряется, хлопает мокрыми ресницами, потом отвечает неуверенно:

-Наверное, да… Я не знаю, я никогда не думал об этом по-настоящему.

Ван Ибо тянется к его лицу через стол и вытирает его слезы своими горячими пальцами:

-Так вот, сначала определись, хочешь ты их или нет. Если захочешь - мы будем пытаться. Будем лечиться, попробуем все способы и, уж конечно, очень-очень много заниматься любовью. А если наших стараний не хватит, мы возьмем из приюта какого-нибудь мальчика. Или девочку. А если ты не захочешь, то мне и одной собаки хватит. Главное, чтобы ты был рядом. Ты важнее всего остального.