Сяо Цзань невероятно загорелся этой идеей: весь год он учился как сумасшедший, просто падал от нагрузки, постоянно заучивая и запоминая, зубря и тестируя себя каждый день, почти без выходных.
Цзячонг понимал, что юноша делает это прежде всего ради их отношений, чтобы выбить им еще несколько лет вместе. Ему нечем было помочь любимому - он просто поддерживал его как мог: следил за его питанием, отбирал насильно учебник, если видел, что омега уже падает от усталости, контролировал, чтобы тот высыпался и хотя бы час в день отдыхал, не делая ничего.
Сяо Цзаню исполнилось восемнадцать, он подал документы в Кембридж, Оксфорд, Лондонский Университет и в Сент-Эдрюс. И к концу июня ему пришло три отказа и одно приглашение.
-Сент-Эндрюсский Университет! - кричал он, повиснув на шее у альфы и размахивая пригласительным письмом, - Школа Экономики и Финансов ждет меня, Чонг-эр!
Телохранитель глупо улыбался, безотчетно радуясь за своего А-Цзаня, а тот с обожанием заглядывал ему в глаза:
-Ты же поедешь со мной? Поедешь во что бы то ни стало, да?
Перед началом учебного года господин Сяо снова вызвал Сяо Цзячонга в свой кабинет. Старик спешно заполнял какие-то бумаги и традиционно “мариновал” альфу молчанием, пока тот ждал, когда же хозяин обратит на него внимание. Наконец, тот спросил как бы между прочим:
-Если я уволю тебя прямо сейчас, ты же все равно поедешь за Сяо Цзанем и будешь и дальше вертеться возле моего сына?
Молодой альфа вздыхает и отвечает совершенно спокойно:
-Боюсь, что так, господин Сяо.
-Тогда уж езжай с ним…
Альфа вскидывает на хозяина изумленный взгляд, а тот говорит сухо, практически дает распоряжения:
-Приглядывай за ним, охраняй - делай как обычно. Никаких наркотиков. Никаких других альф. Никаких скандалов, чтоб вели себя тихо и не лезли в неприятности. Верни мне сына целым и невредимым, и тогда я, возможно, тебя не уволю.
В тот момент Сяо Цзячонг согласился бы на что угодно, лишь бы иметь возможность открыто уехать с Сяо Цзанем за границу. Он глубоко кланяется хозяину и клянется беречь его сына ценой своей жизни, впрочем, как всегда.
Все, что происходит с ним после - похоже на головокружительный водоворот. Буквально за два месяца они собираются и уезжают в Великобританию. Снимают небольшую квартирку рядом со студенческим кампусом, Сяо Цзань приступает к учебе. Цзячонг становится какой-то домохозяйкой, постоянно в ожидании любимого: он готовит, стирает и убирает, поджидая, когда омега вернется с учебы, учит английский, а по выходным они ходят развлекаться. Вот тут молоденький омега “отпустил” себя по полной: он мог танцевать в клубах всю ночь, мог пить до утра, ему доставляло особенное удовольствие целоваться с Цзячонгом у всех на виду и знать, что никто не сможет его осудить за это. Он проколол себе ухо и чуть не сделал татуировку, но альфа вовремя его отговорил, решив, что господин Сяо явно не будет в восторге от такого. Цзячонгу самому было всего двадцать восемь, отчасти он разделял горячее рвение своего партнера к свободной жизни без рамок и предрассудков, он сам ощущал пьянящее чувство европейской свободы и практически вседозволенности, особенно по сравнению с Китаем. Но у него был долг перед отцом А-Цзаня, ему до сих пор выплачивали зарплату как-никак, поэтому он многих инициатив молодого любовника не одобрял и оберегал его как мог от тлетворного влияния друзей-студентов.
В те годы он был для Сяо Цзаня действительно всем: его другом, любовником, самым близким человеком, его телохранителем, его матерью, воспитателем и слугой. Они жили вместе, делили быт, на их квартире постоянно собиралась какая-то пьяная студенческая молодежь, он знал всех его одногруппников и был в курсе того, что те его не одобряли.
“Зачем тебе этот старик?” - слышал он за своей спиной, и тогда Сяо Цзань впадал в какую-то яростную истерику и орал на них, что любит его, что ему плевать, сколько Цзячонгу лет, выгонял тех прочь, а потом страстно отдавался альфе с какой-то особенной, изощренной страстью.
Они занимались любовью теперь не только во время течек омеги, они изучили друг друга вдоль и поперек. Сяо Цзячонг оберегал качество их жизни, а Сяо Цзань наполнял их отношения соком, энергией, каким-то светом. Цзячонг научил А-Цзаня драться и водить машину, экономить деньги, правильно пить и готовить. А-Цзань научил Цзячонга разбираться в искусстве, танцевать, ценить и уважать себя, а также подбирать одежду и аксессуары. Они вместе открыли, что любят китайскую кухню больше английской, что могут заниматься сексом несколько часов подряд и не уставать, что у обоих есть изощренные сексуальные фантазии и отсутствуют какие-либо табу в этом отношении, что омеге очень идет его серьга в ухе, а альфе - английский стиль и костюмы-тройки.
Иногда Цзячонг невольно начинал мечтать, что было бы, если бы им не нужно было возвращаться в Китай, или что было бы, если бы они с Сяо Цзанем сразу родились бы в Великобритании:
-У нас бы были другие семьи, другие имена и другие жизни. Мы бы впитывали свободу с молоком матери и давно бы уже поженились с тобой, А-Цзань, наплевав на все, - говорил он вслух.
-А как бы нас звали? - спрашивал омега, устраиваясь у него на груди.
-Какое твое любимое европейское имя?
-Ммм, не знаю, - усмехнулся он, - Мне нравится только Сяо Цзань. А еще лучше - А-Цзань, именно когда ты меня так называешь. Хочу всегда быть твоим А-Цзанем. А ты?
-А у меня есть любимое европейское имя. И я хотел бы, чтобы меня так звали, если бы остался тут жить. Цзячонг - слишком сложно для англичан.
-Какое, какое имя, Чонг-эр? Скажи мне!
-Оскар, - отвечает мужчина и почему-то смущается, - Мне кажется, я был бы другим человеком, если бы носил такое имя.
-Каким бы ты был? - задумчиво спрашивает омега, тихо приговаривая на все лады, будто пробуя имя на вкус, - Оскар, Оскар, Оскар…
-Я был бы как та американская статуэтка - идеальный. Яркий и уверенный в себе, безупречный стиль и манеры, в общем…
-…истинный английский джентльмен, - договаривает за него Сяо Цзань и смеется, - Для меня ты всегда был именно таким.
-Да брось…
-Нет, правда, - он переворачивается и смотрит на него с бесконечной нежностью, - Хочешь, я буду звать тебя так? Оскар. Всегда только Оскар? Ты сам не заметишь, как станешь лучшей версией себя. В тебе все это есть, дорогой, и блеск, и безупречность, и изящество. И, уж я знаю, ты настоящий джентльмен. Просто не веришь в себя.
Цзячонг улыбается и целует омегу, а тот распевает на все лады:
-Оскар, Оскар, любимый Оскар, мой единственный дорогой Оскар…
Так родилась будто бы вторая личность Сяо Цзячонга - его лучшая часть, которую видел в нем пока что только его любимый человек. Но имя действительно прижилось, и юноша часто так называл его, вперемежку с его настоящим именем.
Прошедшие четыре года были самыми счастливыми в их жизни. Конечно, они ссорились, били посуду, орали друг на друга и мирились с помощью секса или милых подарков. Во время ссор альфа уходил, хлопнув дверью, омега напивался, они попадали в переделки, из которых порой лишь чудом выбирались без последствий. Каждые каникулы оба возвращались в Китай, а потом снова спешили назад, в Шотландию, где чувствовали себя свободнее, счастливее, в большей степени самими собой. И фоном, параллельно с их обычной жизнью, бытом, учебой и отдыхом, красной нитью шла постоянная, нескончаемая тревога, которой не было конца. Оба чувствовали и понимали, что их счастье конечно, что в любой момент они могут узнать, что господин Сяо нашел сыну нового мужа, что юноша уже с кем-то заочно обручен. Сказка могла закончится в любой момент и, чем ближе было окончание учебы омеги, тем более нервным и злым тот становился, тем более молчаливым и мрачным становился Цзячонг. Их счастье заканчивалось, выходило, истончалось. Перспектива возвращения в Китай, в ту клетку, из которой они вырвались ненадолго, кольцом сдавливало горло. Выпускной Сяо Цзаня был для него совершенно не радостным событием, а в ночь перед отъездом с ним случилась истерика.
