– Босс, у нас проблема, – с волнением проговорил мужчина, стоявший за дверью. – Она успела сообщить в полицию.
Я не увидела человека, который обращался к Сантане, только руку, державшую мой телефон. Пабло перехватил его и включил запись последнего звонка. На всё помещение был слышен мой голос, это был последний мой вызов.
Прослушав запись, Сантана обратился к своему человеку:
– Сообщи нашим в полицию, пусть решат этот вопрос.
Конечно, у него есть люди везде.
Пабло сжал телефон в своих руках так, что он начал крошиться. Ужас! Этот зверь без каких-либо усилий просто сломал телефон одной рукой! Он как орехокол, и на лице ни одна мышца не содрогнулась!
Сантана посмотрел на меня, слегка приподняв бровь.
– Неплохо. Проходила курс действий в стрессовых ситуациях?
Я ничего не ответила, повернулась к Изабель, её слезы текли по скулам. Она тихим голосом обратилась к Сантане.
– Отпустите Марию, она здесь ни при чем. Зачем вы её похитили?
На протяжении всей беседы Сантана был невозмутим, спокоен и вежлив. С одной стороны, у меня создалось впечатление, что нас схватили для предупреждения, и сейчас отпустят. С другой, его спокойствие настораживало, и мне казалось, что еще чуть-чуть – и он достанет пистолет и хладнокровно пустит пулю нам в лоб.
Сантана встал со стула, подошел к Изабель, одной рукой вытер ей слезы и всё таким же тихим голосом ответил:
– Да, она здесь ни при чем, и я забрал её просто потому, что в этот момент она была рядом с тобой. – Схватил ее за подбородок и продолжил, – И мне плевать, что с ней будет, я отдаю её в полное распоряжение Пабло, а он там сам уже решит – отпускать, или нет.
От этих слов у меня внутри все похолодело. Мало того, что мной распоряжаются как ненужной вещью, так еще и отдают на растерзание этому варвару!? Я тут же посмотрела на этого зверя, в его глазах как будто бы не было жизни, одна глубокая мгла. Отвернулась и с ужасом в голосе обратилась к Сантане:
– Люди – не предмет, торговли. Мой отец полицейский, он найдет меня.
Но Сантана, освобождая Изабель из тисков каната, только усмехнулся.
Он вёл себя так, будто весь мир вертится вокруг него, и он контролирует всех. И мои угрозы по поводу отца никак не задели его.
Сантана выкинул сигару на пол, резко перекинул Изабель через плечо и направился к выходу. Она начала бить его по спине, кричать, выворачиваться, звать на помощь. Я была в ужасе от происходящего.
– Отпустите ее, не трогайте! – Пыталась вырваться, спрыгнуть со стула, но мои попытки были провальными. От усилий я начала громко дышать, а голос Изабель постепенно пропадал вдали.
Я посмотрела на этого зверя и, обессиленная, сказала ему прямо в глаза:
– Вы – нелюди!
Сделав последнюю глубокую затяжку, Пабло затушил сигару о стену, бросил её на пол и вышел за дверь, заперев её на ключ.
И вот я одна, всё ещё не знаю, где нахожусь, и что со мной будет дальше. Я могла надеяться только на своего отца. Повторяла себе вслух: «Он найдет меня. Он спасет меня и Изабель», но в голове эхом звучал приговор Сантаны, который так безразлично и легко распорядился моей судьбой.
***
Прошло несколько минут. Я немного успокоилась. Мои глаза устали и опухли от слез. Так как я была прикована к стулу, тело стало затекать, и я начала думать, как выбраться из этих верёвок. Увидела тлеющую сигару, которую выкинул Сантана, и подумала о том, чтобы прожечь веревки. Мне повезло, что она лежала рядом со мной. Я начала раскачиваться. Когда стул упал на бок, постаралась нащупать руками окурок, больно обожгла мизинец, но мне было всё равно, я обрадовалась этой маленькой победе. Взяла окурок и начала давить им на верёвку.
– Есть, получилось! – Сняла путы и потёрла запястья – они стали красными и чесались. Теперь ноги. Через несколько секунд я уже стояла и оглядывала помещение с высоты своего роста.
Так. Что у меня есть? Три стула и один матрас. Нужно проверить матрас, может, под ним что-то есть, или в нем кто-то до меня что-то оставил, спрятал. Я прочесала всё помещение, все углы, но, кроме имевшегося инвентаря, ничего не нашла. Одна вентиляция на потолке – и та маленькая, туда протиснуться сможет только мышь.
Мне резко стало холодно, и начало знобить. Боль в голове проявлялась всё сильнее, в горле все пересохло. Я бы сейчас всё отдала за таблетку от головной боли и воду, хотя нет, променяла бы всё это на свободу. Выхода не было, и я решила ждать, когда кто-нибудь откроет дверь. План был простым: отключить бандита деревянной ножкой от стула и выбежать за дверь, а там дальше – по ситуации. Я принялась ломать стул – получилось это легче, чем я себе представляла. Три сильных удара о стену – и от стула ничего не осталось. Прошло минут двадцать, но ко мне никто не пришёл. Странно! Я думала, шум привлечёт кого-нибудь. Кажется, им всё равно, разломаю я тут стул, или себе голову. Села и привалилась к стене около двери. Просидела так примерно час и незаметно уснула.
Я очнулась от шума ключа, шебаршащего в двери. Тут же встала, приготовилась. В эти считанные секунды напряглась до предела, сжала ножку стула до боли в руке. Дверь открылась, и, как только увидела ногу бандита – резко выскочила из-за двери и с размаху ударила мужчину, державшего в это время поднос. Он закричал от боли и уронил то, что принес. Звон бьющейся посуды эхом раздался по комнате. Осколки разбитого стекла лежали по кругу, а жидкость, которой была наполнена чаша, разлилась по полу, обрызгав мои ноги.
Мужчина скривился от боли и схватился двумя руками за лицо, пытаясь остановить кровь, которая обильно текла по его рукам.
– АХ ТЫ, ТВАРЬ!
Яростный выкрик бандита ввёл в жуткое оцепенение. Взгляд кровожадных глаз требовал расправы. Я поняла, что у меня остался только один шанс, иначе меня убьют. Я замахнулась ещё раз, целясь ему в голову, но он с легкостью перехватил ножку от стула и вырвал её у меня из рук с такой силой, что я еле устояла на ногах, развернулся и швырнул ее о стену. Кусочки дерева разлетелись по сторонам. Он подошёл ко мне и схватил за волосы с такой силой, что я крикнула.
– Сейчас я покажу тебе, сука, что такое боль.
Тёмные глаза мужчины блеснули, как искра, а рот расплылся в улыбке, и эта улыбка отдавала звериным безумием. Из носа обильно текла кровь, пачкая губы и зубы. Удар ладонью по лицу – и, падая, я ощутила себя этой самой ножкой от стула.
Ясное и голубое небо. Лучи солнца ласкали моё лицо. Я сидела на качелях у большого дуба, и рядом со мной раскачивалась Изабель. Мы были подростками, смеялись и тянули руки друг к другу. Она все повторяла моё имя, с каждым разом всё громче и громче, безмятежная улыбка на её лице сменилась испугом, и вот она уже кричит, а её голос меняется на голос моего отца:
– Мари!
Свет. Опять этот свет режет мои глаза. Привкус металла во рту отдаёт горечью. Я протираю губу ладонью и вижу кровь. Отлично. Надеюсь, все зубы целые. Языком постаралась проверить – вроде, недостающих нет. Голова болит ужасно, будто ею кирпичи разбивали.
Я только что заметила, что опять сидела на стуле, и мои руки были снова связаны, а ноги привязаны к ножкам. Узлы были не такими большими, как раньше, и натяжение стало послабее, в принципе, из этих оков можно было и избавиться.
Нос щекотал терпкий запах дыма. Подняв голову, увидела перед собой его. Этого зверя –Пабло. От неожиданности я пискнула и вжалась в спинку стула. Он спокойно сидел напротив меня, хотя это спокойствие отдавало чем-то зловещим. Во рту сигара, волосы уже распущенные, а взгляд всё такой же хищный и пробирающий до костей.
– Очнулась.
Голос у него был низкий, с хрипотцой, я бы даже сказала, успокаивающий. Это был не вопрос, а утверждение. Ничего не ответила, судорожно проглотила вязкую слюну. Дым от сигары пропитал эту комнату. Сколько он уже так сидит тут и смотрит на меня?
Гнетущую тишину нарушил тяжёлый тупой звук. В помещение вошли двое мужчин, они несли чугунную бочку с водой. Одного из этих мужчин я узнала: это был тот, кто ранее меня ударил. Те же самые ботинки и та же темно-коричневая куртка с имитацией шипов на плечах. Нос в кровавых подтеках, один глаз покрыт красной пленкой, а веко стало черного цвета. Странно, я точно помню, что ударила его прямо в нос, даже затронула губу, но глаз у него был цел, когда он схватил меня. Тут я обратила внимание на то, что он практически не наступал на одну ногу, она была у него перевязана белой, окровавленной тканью.
